Тополя

Как-то так сложилось, что где бы я ни жила, за окном всегда росли тополя. Стройные, сильные, стойкие. Они и стали символами моего бессилия и одиночества. Когда весной только-только появлялись клейкие, удивительно живые и чистые листочки, я знала – вот и прошел ещё один год. И начинала ждать осень, пору моих незадачливых влюбленностей… Странно, до чего странно преломлялось солнце в тополиной листве – что утром, что вечером в разгар летней жары оно входило в комнату осенним, мягко ложилось на блеклые розоватые обои, трепетно дрожало на деревянных крашеных полах… И окна в комнатах, где я жила, были близнецами: три створки, белые рамы, отмытые до блеска стекла. Сквозь них я глядела на руки своих тополей, на тонкие прочные стволы-талии… Нежно-серая кора с четко очерченными линиями глазков притягивала взгляд, ладошки листьев слегка дрожали, словно лаская небесные кусочки, тянулись к ветру, радовались дождю… Сидя на полу или лежа на диване, можно было часами неотрывно смотреть на игру света и теней, ни о чем не думать. Просто смотреть… Умиротворение спускалось в душу… Одиночество казалось раем, бессилие что-либо изменить сменялось философской улыбкой…
Вот и сегодня тополь, растущий за моим окном, подарил мне покой… Бежавшие непрерывным потоком слезы, горячие, соленые, затекавшие в уши, жалящие шею и грудь, прерывавшие и без того затрудненное дыхание, понемногу стихли — я увидела, разглядела тополь… Он стоял такой независимый, вскинув руки-ветви к солнцу, такой наполненный радостью и отсветами  чуть разбавленной облаками синевы… Я вспомнила такую же жестокую минуту почти десятилетней давности и тот, другой тополь, утешивший меня в жаркий августовский день. Тогда, я помню это, я открыла окно, присела на широкий подоконник, хотела закурить да раздумала, просто говорила с листьями, слушала, что они шепчут в ответ. Сегодня – встала с дивана, стала перебирать книги. Вспомнила деда… глаза снова повлажнели, вспомнила бабушку – впервые без сердитой гримаски… и поняла, что скучаю по ним и ещё помню их голоса… Рука потянулась к тонким томикам в разноцветных обложках – дед незадолго до смерти говорил: «Катя, эти книги возьмешь себе». Вот они и стоят тут, в моем доме, странички в них заложены библиографическими карточками, которые я писала, когда дед приводил в порядок свою библиотеку. Странный подбор книг в ней был. Себе я забрала несколько книг о Саратове, его истории и архитектуре, несколько альбомов с репродукциями да вот эти завещанные поэтические томики… Басё, Блок, Рильке, Петрарка, Тагор, Церетели, Гейне, Шиллер, Пушкин… Читал ли их дед когда-нибудь? И как они появились в его доме? Он был помешан на Есенине, поэтому, возможно, я его и не люблю… так, пару строк, конечно, знаю, и при случае даже спеть могу — про клен, про рощу золотую…
Ветка стукнула в стекло – тополь со мной, верный страж и утешитель. Я уже не открою окно, не сяду на подоконник, да и бабушка уже не зайдет в комнату никогда, и дед не посмотрит на меня всё понимающими глазами… Что ж, вокруг ещё есть те, кому я нужна, и может быть, не меньше, чем была нужна им – бабушке и деду…
Тополь, слышишь, я снова стану сильной, я стану такой, как ты – гибкой, стойкой, радостной, смело протягивающей руки к небу и солнцу, открытой, доверчивой и сильной… иначе – как же жить?