Дождь

На улице дождь… Февральский, пронизывающий ветер… Вечером, возвращаясь из тренажёрного зала, согревшаяся и утомлённая, она смотрела в сереющее ненастное небо, на черные мокрые деревья и думала о девушке… О той, что осталась в памяти только именем, нелюбимым ею самой, да размытым образом, словно реющим в воздухе… Образом, в котором нет ни одной четкой или яркой черты.

Последний раз она видела эту девушку из окна автобуса. Он остановился напротив кафе с огромными окнами, и там, как в освещенной витрине, она увидела её, неизменно говорящую по телефону, неизменно играющую пластмассовой ложечкой в высоком бокале с десертом… Лицо — бледное, злое… Кофта — бледная, голубая… Вся она — там, за столиком, совершенно бесцветная… Бледные волосы, бледная кофта, бледное лицо… Автобус стоял и стоял на светофоре, она смотрела и смотрела на девушку и думала: «Раньше, когда мы расставались, я никогда не встречала её в городе». Девушка бросила взгляд на автобус, злой, холодный взгляд… «Счастье, — подумала она, — что я сижу так глубоко внутри и меня не видно сквозь окно… Я чувствовала, что увижу её сегодня. Что же я чувствую теперь? Что-то в груди трепыхнулось. Непонятно. Нет этому определения. И через минуту прошло. И это — всё? Ни ненависти, ни любви, ни тоски, ни грусти?» Позже, в тренажёрном зале, она несколько раз поймала себя на мысли, что наконец не думает о ней, о той девушке… Ставшая добычей собственной наблюдательности, она не знала, радоваться ли тому, что мысли, такие тяжелые, такие неотвязные, наконец покидают её, или огорчаться… Наконец отступает чувство вины и чувство обязанности…Наконец… Может быть, жизнь пойдёт вперед? Может быть…

Почему же через несколько дней мысли вновь вернулись? Даже не мысли… Какое-то напоминание, приходящее уже не изнутри, как раньше, а снаружи — небо ли это, ветер ли, дождь ли… Она наконец свободно дышит и не задается вопросом — а как дышится той девушке… Свободно ли… Легко ли… Радостно ли…Она больше не ревнует. Она просто отпустила ту, что решила уйти. Никакой вины нет в том, что та девушка не могла прочитать то, что было написано в стихах, родившихся в декабре… Та девушка читала их. Но вот смогла ли прочитать? Она сама, записывая строчки, не хотела верить в то, что они сбудутся, как сбывались все её предыдущие стихи, поздно ли, рано ли — сбывались…

Свободный вечер. Февральский дождь за окном. Побродив по сайтам знакомств, закачав несколько новых фотографий, проверив, нет ли кого в аське, она решила записать всё, что придёт в голову… Телевизор включён, но без звука… Телефон молчит. Текст перегружен многоточиями… Сама себе улыбаясь и снова поймав себя на мысли, что не думает о той девушке беспрерывно, как раньше, она сидит за компьютером, и слова ложатся на белый фон… На чистый лист.
Стоит ли рассказывать эту маленькую историю? Стоит ли воскрешать то, что уже бесповоротно умерло? Стоит ли искушать судьбу? Сколько вопросов… Но ведь не напишешь так, чтоб тронуло, если не воскресить чувств… А она не готова к этому. Она не хочет. Не хочет, чтобы снова метались в ней любовь и ненависть, обида, ревность и тоска… Сознание собственного несовершенства. Обвинения. Печаль. Безысходность. Нет. Пройдут годы, и, может быть, тогда она расскажет этому чистому листу, что случилось с нею и той девушкой…

А сейчас… Сейчас она поставит чайник на газ, отрежет ломтик лайма, откроет Ивлина Во и продолжит читать… Закипит вода. Она нальёт чай в синюю чашку французского стекла, бросит туда лайм и три ложки сахара, потому что лайм горчит… Заберется с ногами на диван…И не будет думать о той девушке, чей образ всё ещё иногда тревожит её…Как бледный отблеск вечереющего февральского дня.