Жила-была печка... Сказка для взрослых

       Многие люди  утверждают, что часами готовы смотреть на живой огонь. Иногда какая-нибудь неполадка на электростанции или обрыв провода из-за ураганного ветра заставляет жителей благоустроенных квартир доставать из укромных мест восковые свечи. В тусклом мерцании свечи в изящном подсвечнике, сделанном  под старину, предметы, находящиеся в комнате,  приобретают какие-то  фантастические очертания. Этот расплывшийся медведь в углу – всего-навсего кресло с такими мягкими подушками, что,  садясь в него, сразу же становишься ленивым, разнеженным, а глаза закрываются сами собой: в кресле  живёт дух сновидений. А эти  длинные, расползающиеся в  причудливых извивах змеи на стене – стебли комнатной лианы. Сидящая на диване дочкина кукла, которая так смешно таращит глаза,  кажется маленьким ребёнком, испугавшимся внезапно наступившей темноты, которая заставила его  втиснуться в уголок дивана в надежде, что здесь страшные призраки обойдут его стороной и не причинят  зла.
        Пламя  свечи пляшет на конце фитилька, распуская во все стороны ручейки расплавленного воска. Человек, неожиданно оказавшийся в темноте возле живого огонька, присаживается, взгляд его останавливается на временном светильнике, а потом обращается внутрь, в себя, начинается мучительный процесс самоанализа, воспоминаний.  Всплывают образы из былого, из невозвратного, время сжимается, сжимаются пространства – десятки лет, тысячи километров растворяются в пламени живого огня. Человек неподвижно, словно статуя, сидит, вглядываясь в огненные языки, забывая о времени и о повседневных заботах. Так можно сидеть и час, и другой…
        Правда, иногда электрический свет возвращается почти сразу же.  И человек, за минуту до этого в сердцах выливший немало гнева на те обстоятельства, которые оторвали его от срочной работы, сейчас от неожиданного появления искусственного освещения вздрагивает, а потом, задувая с сожалением свечу,   вдруг покажется сам себе маленьким,  беззащитным,  обиженным, обнажившим  самый заветный тайник  души.
        Человек обязательно разведёт живой огонь, попав в лес, чтобы добыть тепло и пищу. Ночь напролёт ведутся у костра задушевные разговоры, люди всматриваются в ярко пылающие сучья засохших на корню деревьев, срубленных в жертву огненному  царю, любуются вырывающимися из костра охапками искр, что стремительно взлетают ввысь, в ночное небо, и  гаснут там от холодного дыхания ночи. Дотлевают угли – стихают разговоры…
       А может, и разговоров-то не было: сидели люди молча, думая каждый о своём. Но костёр объединял их в тесное человеческое братство, напоминал о далёкой жизни первобытных охотников, где от сплочённости общины,  духа общности зависело само выживание.
        Вечен союз человека с огнём здесь, в лесу, иногда за десятки километров от жилья… Огонь согреет и даст пищу, только надо позаботиться человеку, чтобы не вырвалось пламя, не нарушило установленные границы, не стало зловещим, остервенело расплёскивая свою разрушительную силу.
       А где ещё человек может  столкнуться с живым огнём?
       О, да  мы  же чуть не забыли об аристократических каминах,  что стали  символом преуспеяния  их  хозяев в земной жизни!  Камины  доступны не каждому, но и плебейские  печи, первый признак неблагоустроенного жилья, теперь  тоже есть  не у всех! Вот  о них и пойдёт речь, вернее об одной из них, прожившей длинную жизнь –  такую, которая, осмелюсь сказать, принесла ей счастье. Да она и до сих пор жива, и если вы не верите, что печь может быть счастливой, зайдите к ней в гости и расспросите обо всём сами. Адрес я  скажу.
        Впрочем, давайте по порядку. Жила-была печка.  Счастливая печка. Только счастье  пришло   к ней не сразу. И у людей-то  до счастья обычно дорога длинная, а уж о печке-замарашке что и говорить!
         Когда  Дом строили, печка сначала не получилась. Долго  искали  мастера,  ведь печку положить – особое  умение нужно, а люди всё больше к паровому отоплению стремились, вот и перевелись понемногу настоящие-то  мастера. Нашли одного: дело своё знал в совершенстве, но, как сказывают, любил хлебнуть лишнее. Видно, осерчала печка на старого мастера, когда он трясущимися  с перепою руками  кирпичи клал, да и пошла дымить. Едкие  струйки дыма печнику глаза изрядно  разъели, прослезился мастер то ли от дыма, то ли  с раскаяния, да и начал дело  заново.
       Пришёл на  сей раз трезвый и решительно серьёзный, долго думал, почёсывая растрёпанные волосы и небритый подбородок. Каждый кирпич, прежде чем положить на место, поглаживал, примерялся основательно. Работал без спешки – видно, здорово-таки испугался за свою репутацию. Когда кладка была  закончена, он перекрестил печку,  на себя  крестное знамение возложил и вышел во двор колоть дрова.
      Оттягивал испытание, ощущая неуверенность, вину перед кем-то,   да и  боялся: вдруг снова работа неудачной вышла. Только печка мастера теперь не подвела: дрова разгорелись сразу, огонь загоготал, дым над домом взметнулся – тяга была отличная. Печник, правда, от радости в тот же день и напился.
     А печка, в которую огнём  вдохнули  жизнь, стала служить людям. Это была не обыкновенная печка, на которой варят  еду, а предназначенная только для обогрева Дома,  круглая, обитая листами железа. Она очень любила, когда  в неё бросали сухие берёзовые поленья, тогда от удовольствия она раскалялась докрасна и долго ещё после того, как угли дотлевали, стояла горячая и гордая собой.
       Завела толстушка знакомства: мышка прогрызла небольшое отверстие в полу и в отсутствие  хозяев навещала  печку, подбирая возле неё крошки хлеба, рассыпанные детишками. Вечером появлялись валенки: они намокали за день, бегая по снегу, и хозяева отправляли их на самую верхушку печки для просушки. Валенки смешили печку рассказами о своих похождениях. Один раз они пришли совершенно мокрыми и, кашляя и чихая, сообщили своей благодетельнице, что провалились на реке. Тут  уж было не до смеху, печка стала заботливо сушить и согревать валенки, так что к утру они, хотя ещё и подкашливали изредка, но выглядели вполне здоровыми.
      А потом и сама печка заболела. Всё же мастер допустил оплошность, один кирпич    как-то сдвинулся и закрыл собою дымоход. Как ни  старалась  печка, а одолеть препятствие не смогла, дым  полез в комнату. Людям  как раз не до неё было:  квартиру благоустроенную получили. Махнули рукой и уехали. А новые хозяева возиться  с круглой печкой не стали, им хватало обычной. Эта и  тепло давала, и кастрюльки заставляла кипятиться. Так время и шло: стояла круглая печка холодная, никому не нужная,  завидовала  соседке и совсем уж стала забывать жаркое тепло, песни огня, потрескивание горящих дров, раскалённые угли. Горько и одиноко было ей, сначала надежда  согревала хоть немного, а потом и та её покинула.
       Птице нужны крылья, рыбе без воды нельзя, а печка без огня превратилась в  груду кирпичей, обитых железом.
       Однако случаются приятные неожиданности  и у печек. Зашёл как-то старый мастер в дом, посидел в кухне, выпил предложенную хозяйкой чашку крепкого ароматного чаю, покалякал о том, о сём, а, уходя уже, поинтересовался, как его  печка топится. Хозяйка была уже другая, она знать не знала, кто печку   сложил, а тут открылось, так она сразу же и заулыбалась, подступила к старику:
        – Так посмотрели бы, не топим её, почитай, уже два года, как поселились. В кухне печка  потому и   топится  все  дни напролёт, чтобы весь  Дом обогреть. С круглой печуркой было  бы сподручнее, кому и поправлять её, как не вам, коль вы её  строили…
         Мастер слова хозяйки как будто бы  пропустил мимо  ушей, ничего не ответил, но  направился прямо к печке. Долго стучал он по стенам и каким-то, только ему известным способом, нашёл то место, где  упал  злополучный кирпич. Сам и «операцию» больной сделал: пробил дыру в круглом боку, кирпич достал, поправил всё как полагается, а за работу ничего не взял. Пока возился с печкой, столько дум передумал и молодость вспомнил, так показалось, сам должен хозяйку благодарить, что ему такое дело поручила.
     Вот уже языки пламени, словно змеи, ползут по стопке дров, сложенной в печи. Дым уходит в трубу –  всё в порядке! Правда, след от  зубила, которым дырку пробивали, остался почти на самом видном месте, но не беда: печка вышла уже из того  нежного возраста, когда  любой прыщик  на носу превращается  в мировую трагедию. Юные  создания очень пекутся о своей внешности, но, перешагнув какой-то определённый рубеж, начинают догадываться,  что дело не только в красоте. Вот и печка, с которой стряхнули следы ремонта, не стала горевать по поводу утраченной красоты. Зато она снова жила, грелась сама  и согревала других, чувствуя, что по-прежнему в доме её любят, о ней заботятся, подкармливают  чудесными берёзовыми дровами, от которых жар идёт такой, что  дух захватывает. Вот  оно,  счастье!
       Увы, хозяева стали ссориться, с каждым днём всё  чаще и чаще, кричали, один раз хозяин на жену даже рукой замахнулся. Та завизжала диким голосом, выскочила из комнаты, как ошпаренная. Муж остановился в недоумении, то ли от истошного крика, то ли сам усовестился  своего намерения, только за женой не погнался, подсел к печке, призадумался, долго сидел неподвижно. Видно, остыл…
       В тот раз печка впервые и закоченела, страшнее, чем в те времена, когда стояла с камнем в дымоходе. Хозяин открыл дверцу, всмотрелся пристально в тлеющие угли, потом встал, взял шапку, ватник накинул на плечи и ушёл. А задвижку в дымоходе не закрыл. Как раз погода была осенняя, ветер выл, как зверь дикий, забирался через открытый дымоход в печку, студил её – не могла она себя оборонить, сама-то она задвинуть   ничтожную железку не могла. Руки людям даны, чтобы они обо всех  безруких существах позаботились. Да людям не  до  того было.
        С той поры так и повелось: то хозяйки нет долго, то хозяина, а печка стоит не  только нетопленая, но ещё и выстуженная холодным ветром до последнего кирпичика, до последней песчинки, притаившейся между  кирпичами. Охала печка, даром что рук-ног не было, а ревматизмом так её, бедную, скрутило,  что уже и не надеялась выжить.
         Стоит  уточнить: и сказка-то не скоро сказывается, да и дело не скоро делается: осень минула, зима с морозами навалилась, весенние утренники за ней пожаловали – холодно было  печке, ой, как холодно! Она   впадала в какое-то полумёртвое забытьё, иногда очнувшись, с трудом ворочая глазами, вспоминала хозяев. Что-то давно их не видно, да живут ли они здесь вообще?
        Однажды печка, придя в себя, услышала слабый писк где-то далеко внизу. С трудом заставила себя открыть веки и увидела мышку. Это была праправнучка  её давней приятельницы. Малышка тоненьким голоском сообщила:
        – Тётя печка, у нас  новые хозяева….   Очнитесь же, они уже приходили, всё здесь осмотрели. Я подслушала, они завтра совсем  сюда переберутся. Ой, тётя печка, да вы еле дышите!  Огонька бы вам, вмиг бы поправились!
        Трудно поверить, что на следующий день к дому подъехала машина, из которой выгрузили мебель, разную домашнюю утварь, потом это всё занесли в дом. Люди – их было четверо: муж с женой,  восьмилетний сын и  трёхлетняя дочка – суетились, что-то приколачивали, чистили, мыли,  топили печку в кухне. До тех  комнат, где стояла круглая печка,  очередь дошла к вечеру.
        Хозяйка, невысокая черноволосая женщина лет тридцати, позвала сына и разрешила ему развести огонь. Мальчик бросился к печке, открыл  дверцу, заглянул внутрь. Потом большим  ножом нащипал  лучинок, сложил их горкой на найденный неподалёку лист от журнала «Весёлые картинки», положил снизу дрова  помельче, сверху – потолще, и только потом, со смешно раздутыми от гордости   щеками, осмотрев свою работу, чиркнул спичкой. Родившийся огонь, съев  скомканную бумажку, решительно взобрался на тоненькую  щепочку, пробежал по ней красным петушком, захватывая соседние  лучинки, перебрался на сучковатое полено, попрыгал на нём, а уж  потом пламя пошло гулять по всему сооружению. Сын радостно крикнул матери, которая ушла в кухню:
     – Горит! Горит! Горит!!!
     Присев на корточки, маленький человек подпёр пухлые щёки  руками, не замечая, как непослушная чёлка  лезет  в глаза. Он наблюдал за пламенем, не закрывая  печную дверцу. Становилось жарко, мальчишка  отодвинулся, потом принёс охапку дров с улицы. В дом ворвался  запах ранней весны. Печка, оживая, слышала, как в кухне смеялись новые хозяева:
     – Гляди-ка, сам печку топит!
     – Ну, сын, ну, работяга – третий раз   дрова с улицы несёт!
     – Чем это ему печка приглянулась?
    –  Видно, дети мудрее нас – к живому огню тянутся…
    С той поры и переменилась  злая судьба у  печки.  Сын  хозяина теперь  каждый день   печку растапливает, и хотя  убегает он быстро, так как дел у восьмилетнего  мальчугана невпроворот, но часто возвращается и подбрасывает  дрова. А отец с матерью, бывает, присядут у огонька, посидят  вместе, улыбнутся своим мыслям,  о которых печка, хоть и неразумное существо, догадывается, а потом бегут по делам. Только заслонку в трубе закрыть никогда не забывают. Печка посмеивается, слушая, как  ветер злобствует, тщетно пытаясь прорваться через  чугунную преграду.
     Людям хорошо – и печке хорошо. До счастья дожить несложно, только терпение надо иметь. Приходите,  адрес я  скажу, сами  убедитесь: счастлива она. Торопитесь только, ведь судьба  изменчива!