Как все

   «Одень в школу новую рубашку, она висит на стуле». Вот чего я не любил. Буду ходить в новом, как дурак, а все ребята, как всегда. Не любил я выделяться, хотел быть как все. А все и всегда ходили в школу и на улицу в уже видавшей виде одежде. Зато, как в ней было хорошо, да даже и задумываться над этим не надо. Она была и все. Всегда надевал новую одежду с боем.

 Можно подумать, что мне часто покупали новые вещи. Один, два раза в год, потому что тогда, после войны, все жили плохо. А я хотел походить на всех: был такой же худой, бегал по улице босиком, играл в те же игры, целый день пропадал на улице и в крепости, ночью меня также звали домой, наконец, и в школу меня отвели как всех. Здесь впервые стал писать ручкой с пером №86. Если не потереть перо о чернильницу – непроливайку, оно оставляло кляксы на тетради. Правда, я оставлял кляксы в любом случае. Потом начинал их стирать красной жесткой резинкой. Она стирала, но как-то вместе с бумагой и появлялась дырка.

Позже на ватмане, я научился тушь снимать лезвием бритвы. Это было по черчению. Его я понимал плохо. Преподавал черчение старенький седой, небольшого роста, и тоже с седой острой бородкой Василий Павлович. Он всегда ходил с указкой. За ту, наверное, бородку, мы его называли Козел Павлович. Он был глуховат. Иногда он выгонял учеников из класса за плохое поведение. Однажды я ничего не смог ему ответить на вопросы, а на последний вопрос начал с обращения «Козел Павлович». Наверное, я сказал громче, чем нужно, потому что он побежал к столу, схватил указку, но я был резвее. Я бегал по классу от него, пока не услышал команду; «Вон!» Повторять не надо было, в это время я думал уже о последствиях: пригласят родителей в школу или нет. Не пригласили. Хороший мужик оказался Василий Павлович. Вообще, как и в других школах, мы тоже своих учителей как-то обзывали. У нас были и «Махно», «Сивая» и даже, простите, «Зас--ха». А директор был «Кот Васька», хотя по-настоящему он был Василий Тимофеевич. Он голову брил наголо. Маленький, кругленький, он потом мне напоминал И.Ильинского из кинофильма «Волга – Волга».

 Потом его сменил Шиндт В.В. Он воевал и потерял на войне руку. Ходил в сером отутюженном костюме и преподавал историю. Когда на его уроке я стал рассказывать, как во время войны дежурные в Ленинграде сбрасывали с крыш неразорвавшиеся фугасные бомбы, он, обращаясь ко всему классу, сказал шлепая губами: «Забудьте об истории, как о предмете трепологии». Понятно, что в тот раз я высокой оценки не получил, но пришлось разобраться, чем отличается фугасная от зажигательной. Учительница математики Александра Михайловна , «Махно» была сзади ровно обстрижена по шее, поэтому, наверное, ее так обзывали.

Когда у доски отвечали невпопад, она тыкала ученику двумя пальцами в лоб и говорила: «Неумный, опомнись!» После нее математику преподавал Арон Хачатурович Айвазян. Это был красивый опрятный мужчина, несколько полноватый. Он преподносил материал на «тарелочке с голубой каемочкой». Даже мне было понятно. Но, глядя в наши отсутствующие глаза, он спрашивал: «Поняли?» Чуть помолчав, обведя нас взглядом: «Нет, не поняли. Еще раз». После
второго раза снова задавал этот вопрос, а потом говорил: «Ну, лучше я уже не умею». На самом деле, все было понятно и, когда после этого кто-то не мог ответить по математике, он говорил: «Даже деревья имеют пределы, но наглость человека, пределов – что? не имеет!»

 Михал Саныч Циммерман – физик, заворачивал в наши контрольные гвозди. Это мы увидели, когда оказались у него во дворе, чтобы помочь перенести какие-то доски по его просьбе. У него из-под брючин всегда висели лямки от кальсон, а если мы, отвечая, держали руки в карманах, он говорил: «Что боишься, птичка улетит?» В конце-концов, родители потребовали проведения собрания класса, потому что только у одного, двоих в табеле можно было увидеть четверку, остальные были тройки да двойки. У меня естественно тройка, но на грани с двойкой. Как-то я выскакивал из положения.  Теперь то все знают эту фразу, а тогда в пятидесятых годах, она звучала на удивление, когда он нам говорил: «Бог знает физику на пять, я на четыре, а вы…» и  безнадежно махал рукой. После собрания успеваемость несколько повысилась, но не очень. Нам до него было далеко. Русский язык и литературу преподавала… «Сивая». За что эту замечательную женщину так называли?

 Да только за то, что она была совсем седая. Что ж мы за народ такой, которому тогда все семейные, личные дела преподавателей, были по - фигу. А у  Антонины Александровны был один сын, муж погиб на войне. Тогда мы ничего не знали о ней, вообще о личной жизни преподавателей никто и никогда нам не говорил, и они не рассказывали.

А что было рассказывать: у половины учеников нашего класса не было отцов, жили, как могли. Она, именно она привила нам любовь к русскому языку и литературе: мы стали понимать, что быть культурным, значит, в первую очередь, быть грамотным. Когда она ушла на пенсию и ей на смену на урок зашла новая учительница Олимпиада Георгиевна, с лицом, как нам казалось в сжатый кулак, мы, не сговариваясь, устроили детский протест.

Мы стояли у своих парт и бузили: болтали, хихикали, были возбужденными. Так и не угомонились: простояли весь час, пока не прозвенел звонок, - она не смогла нас остановить. Остановили после специального родительского собрания. «Олимпиада» оказалась совсем неплохим преподавателем. Елизавета Львовна Аронова – химичка, красивая с черными, как смоль волосами, и темно-карими глазами, со стройной фигурой, преподавала как-то увесисто, со знанием дела, четко. Это отозвалось: один из нас стал крупным химиком. А «З…ха» преподавала ботанику и очень хорошо, а называли ее так, конечно, незаслуженно. Просто, какой-то идиот сказал, что она страдает …недержанием. А нам ведь только того и надо. Французский преподавал Исаак Аркадьевич Канцлер, первый наш куратор класса.

Он мне и напоминал француза, потому что у него не было переносицы, а я такого видел в кинофильме «Фанфан – Тюльпан». Он всегда был чисто выбрит в красивых отутюженных брюках и такой же рубахе, и кроме французского, учил нас ещё жизни. Мы заворожено слушали его рассказы о том, что происходит за стенами школы. Пользуясь таким вниманием, он одновременно рассказывал правила образования слов во французском языке и бегом бежал к доске с конца класса, чтобы мелом зачеркнуть одно окончание и написать другое. Говорил он быстро, и мы боялись упустить
слово. Встречаясь с ним после окончания школы, где-то на переходе улицы, он уже оттуда задавал мне первый вопрос, к середине дороги он уже знал обо мне: женился или нет, где работаю, как родители. В первой его характеристике обо мне, я увидел слово корректен. Не совсем понимал, что это такое, но мне слово это нравилось, а потом, как-то подспудно, я хотел соответствовать этому слову в жизни. Но первой нашей учительницей была Вера Матвеевна Евстигнеева.

 Сегодня я бережно храню фотографию нашего первого класса, где она сидит в центре с накинутым на плечи, белым пуховым платком  Ее любили, как только можно любить первую учительницу. Она прихрамывала на одну ногу. В обращении была мягкая и требовательная, она так разговаривала с родителями культурно, так умела описать каждого из сорока своих учеников, что родители всегда с собрания уходили довольные и с точным понятием о своих детях и …мерах по улучшению их успеваемости. Мы все,  как в кино, прильнули к большим окнам школы, когда  однажды, Веру Матвеевну на черном ЗИМе подвезли к школе после вручения ей ордена Ленина. То, что она нам привила, ни у кого не сгладилось из памяти... Спасибо Вам Вера Матвеевна. Это была учительница, которая своей рукой водила нашей рукой по тетради и там, на удивление показывались красивые буквы, первые буквы в нашей жизни. Тогда нам было по семь лет, и мы впервые распрощались с улицей. А сейчас мой внук в шесть лет уже умеет говорить на двух языках и немного читать и писать на трех. Время изменилось.


 После седьмого класса начались эксперименты. Во-первых, наш класс разбили на два, потому что к нам влились девочки из соседней школы. На месте их школы началось строительство будущего огромного квартала с ЦУМом и жилыми домами. Стало даже веселее. Вскоре на задней стене класса появилась табличка с
 фамилиями всех мальчиков и какими-то цифрами против них. Какой же я был
тупой: я сразу не догадался, что я никому из девочек не нравлюсь – против моей фамилии красовался «0», а у других были и единицы, и двойки, и даже тройки.
Мне было не до этого. Во дворе школы была грунтовая баскетбольная площадка, и я чуть ли не первый срывался после звонка, чтобы во время перемены поиграть в баскетбол. Возвращались на очередной урок взмыленные, красные и горячие.

Так продолжалось долго, пока однажды на перемене к площадке не подошел невысокого роста красивый армянин с усиками. Он созвал ребят и пригласил тренироваться в баскетбол в «Локомотив». Это был тренер «Локомотива», он ежегодно именно в нашей школе проводил набор ребят в свою секцию. Так я оказался в «Локомотиве», где чему-то научился, участвуя в играх на первенство района, города, а в будущем играл и в сборной завода. С седьмого по десятый класс бесконечно меняли количество экзаменов: то чуть ли не четырнадцать, а то – всего два. К выпускным экзаменам готовили концерт. Не помню, как это вышло, что я превратился в конферансье.

 В общем, я должен был объявлять номера, но и в паузах, пока готовились к очередному номеру, я как в цирке клоун, должен был показывать репризы. К ним готовился больше, чем к экзаменам, про себя все бесконечно прокручивал, а пантомиму вообще в воображении рисовал так, что на вечере все получилось. Как и водится, все закончилось выпускным балом, где я был в ударе, потому что кроме меня вальс никто так хорошо танцевать не умел.
 Ко мне выстраивалась очередь девочек, и я уже не вспоминал, что когда-то против моей фамилии стояла цифра «0». Вот где, наконец, я выделился, не был, как все.  Спасибо маме, которая когда-то сказала: «Хочешь научиться танцевать вальс, бери стул и крутись вокруг стола на счет три». А уже наследующий день после школы, как-то незаметно, наступила взрослая жизнь. Хорошо ли нас учили в школе? Легли ли усилия всех преподавателей в благодатную почву? Получились ли из нас достойные люди?

    Спустя двадцать лет я с волнением шел на встречу с одноклассниками, которая устраивалась не только в знак окончания нашей школы, но и в память о безвременно ушедшем из жизни Исаака Аркадьевича Канцлера. Я боялся не узнать своих ребят. Но уже через тридцать секунд стало ясно, что мы ни чуточку не изменились: все тембры, тональности и стиль разговоров, как был у каждого, такой и остался. Никого не смущали регалии бывших одноклассников, хотя здесь были уже кандидаты наук, директора школ, журналисты, ведущие инженеры и преподаватели ВУЗов.

 Умышленно не называю фамилии и регалии одноклассников – здесь,  как и в классе, все были одинаковыми. Через пять – десять лет, все они станут уже бабушками – дедушками. Это были те ребята, которые во время школьных линеек, стояли в пионерских галстуках, и по команде пионервожатого: «В борьбе за дело Ленина – Сталина – будьте готовы!», кричали: «Всегда готовы!» Тогда мы не знали, что их дело скоро развалится. Тогда каждый работал и достойно использовал знания, полученные в школе, благодаря нашим замечательным преподавателям.

 А еще через тридцать лет я по Интернету получил приглашение на встречу в том же ресторане с одноклассниками по случаю пятидесятилетия окончания школы. Поехать не мог, послал восторженное и полное любви поздравление. В «отчете» о встрече узнал, что общими усилиями с двух классов выпускников 10 «б» и 10 «а» классов 1958 года, смогли собрать менее десяти человек.

Распался Союз, и жизнь разбросала нас по странам и континентам, где мы уже занимались воспитанием своих внуков. По обоюдному согласию встречавшихся ребят в «Зеравшане», фотографии присылать не стали. Решили: пусть в памяти тех, кто не смог приехать на встречу, останутся образы одноклассников наших молодых лет.

 И в самом деле, иногда передо мной проплывают в воображении мои одноклассники, как раз тех самых лет: Налика, Юры, Алика, Юльки, Валеры, Володи, Бахтияра, Игоря, Симы, Зины, Люды, Томы, Нелли, Вали, Ларисы, Иры Мовсисянц и многих других. Пересекутся когда-нибудь теперь наши судьбы, не знаю. Только хочу пожелать здоровья всем выпускникам школы №98 им. Н.Островского г. Ташкента выпуска 1958 года.
 

                ЭДШ    23.11.08.