Теннис

Солнечный удар. Ступор. Онемение действий, мыслей, скольжения внутреннего взгляда на себя со стороны. Неспособность отвечать на вопросы. Да что там отвечать – даже ставить их. Ответы равносильны вопросам. Оторопь. Шарик тупо ударяется о корт слуха. Чтобы отскочить – обессилившим – в пустоту пространства… Лишь бы не оставлять его там, в сознании, ибо зависнет навеки, делая мозги непроходимыми для потока мыслей. Закупорка. Отстранённость от себя самой. Анна ударила по мячику со злостью и обречённостью. Она расставалась с ним - её теннисным кумиром Стасом, с прошлым и своей недетской болью:
- И как тебе так быстро и незаметно удалось из меня сделать зомби? Я стала тренажёром для злобных, мелких – весом не более чем девять свинцовых пулевых грамм – едких слов, перенасыщенных раздражением собственной неспособности состояться во мне. Ты с профессионализмом опытного теннисиста разбиваешь своей нелюбовью мою любовь. И понимаешь, что ничего у тебя не выходит. Ты неважно играешь в теннис. Её мысли путались, перескакивали и возвращались назад:
- Ты научился посылать резкие подачи, но не научился их брать сам. Шансов выиграть у тебя нет никаких. Разве что я отвлекусь и прозеваю твой выпад. Я бываю невнимательной – и ты это знаешь. И часто пользуешься этим. Чаще, чем хотелось бы. Это твой стиль. Фирменный приём.  Я вяло разминаюсь, а ты думаешь, что я уже играю. Слишком всё налицо, ярко и предсказуемо. Не моё время. Нет скрытых течений. Не вырисовывается азарт боя. Пресно и предсказуемо. Ты утратил вкус. Исчезла изюминка, притягивающая к тебе. Слишком перенасыщено претензиями, уводящих от сути. Форма подавила содержание. А ты – любитель конкретного, точного, ясного и контролируемого.
- Не отвлекайся! - Стас раздражался всё больше - о чём ты всё время думаешь?
Девушка ничего не ответила, отбила резкую подачу, чтобы опять уйти в себя:
- Моя непредсказуемость раньше тебя заводила. Но это было давно. Когда ты ещё пытался быть самим собою. Теперь она только раздражает. Старая история – то, что в начале, на пике развития отношений, восхищает, потом утомляет и, в конце концов, становится невыносимым. И ты не исключение. Мы давно перетянули партию.  Игра превратила нас в марионеток, преданно служащих корту. Игра ради самой игры. Корт важнее нас. Все наши выпады, как балетные «па», прозрачно предсказуемы. Ракетка – продолжение руки – без прежнего напора. Рука – без тактильности. Нежность утратила первопричину. Мячик всё время пытается укрыться в сетке – а вдруг не заметят? Мы ему надоели, а он – заложник нашей игры, как мы заложники неудавшихся отношений.
- Давай прекратим эту пародию на игру! - Стас нервничал. Анна упрямо продолжала то, что было уже давно обречено. Её мысли текли бурной рекой, независимо от неё:
Нам не хватило энергии любви. У тебя вся сила ушла на разборки и расслоение меня сознанием, убившим окончательно все твои чувства, а у меня – на защиту от нападений ради сохранности глубоко внутри – что бы ты и не заметил – своей весьма потрёпанной любви. Пускай уже без всяких отношений – лишь бы выжили чувства. Анна играла в теннис с азартом покойника, которому всё ещё хотелось казаться живым и розовощёким. Она ненавидела Стаса, его теннис, его привычку навязывать свою игру. Она думала обо всём этом, отбивая удары мячика-судьбы:
- Ты вспарываешь ударами пространство, надеясь уничтожить и его. Тебя раздражают флюиды летнего дня, их свобода и незакомплексованность. А ты любитель навешивать комплексы, как удары прямо над сеткой. Но я внимательна и точна. На игре – как на игре. И надеюсь на выигрыш – выдержу и это. Как и многое другое. Мы продолжаем играть в игру с антуражем корта: любовь – нелюбовь, нежность – злоба, вдох – выдох, взмах – падение, крик – тишина, небо – твердь, день - ночь, отчаяние – полёт, обретение – потеря, жизнь – смерть, вопрос – ответ – в этом суть наших ударов, их стройная запрограммированность. Я вновь поддаюсь – мне нравится это  делать. Люблю наблюдать за твоей реакцией – поверишь или нет? Сглотнёшь или выплюнешь с отвращением и брезгливостью – более к самому себе, чем ко мне? Ибо сам не знаешь, почему до сих пор не покинул корт. Победой здесь не пахнет. Как, впрочем, и поражением. Скорее всего, речь идёт о расплате. По поддельным  банковским счетам жизни. Они никогда не будут оплачены – им просто нет цены, их никто ещё не сумел оплатить достойно.
Стас вытер полотенцем лицо, шею, руки. Он любил всё делать основательно - предложение о браке, игру, ухаживания, секс. Не замечая при этом саму Анну. Это было не нужно и хлопотно. Главное, что Анна подходила Стасу по всем параметрам.
- Степрпится - слюбится - часто говорила ему его мудрая мама. Стаса она вырастила одна, сбежав от отца на второй день их медового месяца. И никогда об этом больше не жалела, перечеркнув прошлое навсегда.
Анна мило улыбнулась Стасу. Она решила окончательно - это её последняя игра со Стасом в теннис, в поддавки, в ту Анну, которой нет и никогда не было.
- Игра длится вечно, как и всё, к чему прикоснулись чувства, чтобы насмерть плотно припаять нас к себе. Они выели нас изнутри, как паук забившуюся в паутину муху. Только полое тельце, контуры почти реальной мухи. Иллюзия содержания в мёртвой форме. Ты выбрал форму. А я ею пожертвовала, поставив всё на содержание. Теперь мы подвешены друг на друге навсегда. Вечный теннис. Игра без лица. Всем управляет мячик, скучающий по ловчей сетке. Оторопь подачи… Партия? - последнее слово Анна произнесла вслух, не узнавая своего голоса.
- Ничего! - Стас радовался своей победе, как ребёнок - в следующий раз - обязательно выиграешь. Вот увидишь! Я буду поддаваться, милая.
- А следующего раза не будет - Анна зачехлила ракетки - я ухожу от тебя.
Стас молчал. Он был ошарашен. Он не ожидал этого. Через неделю должна была состояться их свадьба. Гости были приглашены, счета оплачены.
- У тебя кто-то есть? Кто он? Я его знаю? - Стас орал на девушку. Он был уродлив.
- Есть. Успокойся, не стоит так нервничать. Ты его не знаешь.
Анна уходила с корта - в белых, обтягивающих шортах, с лёгкой, летящей походкой отличной спортсменки. Девушка уносилась с нежным июньским ветерком из жизни Стаса, ощущая в себе его частицу. Беременность была месячной - и Стас о ней понятия не имел. Он слишком был занят игрой, поэтому прозевал жизнь.
Анна вспомнила слова Шекспира: «Жизнь - это театр. И люди в ней - актёры».
- Бедный классик! - подумалось Анне. Жизнь - это жизнь. А люди в ней - только люди. Если они не играют в людей.

               


Рецензии