То, чему нельзя научиться

Всю жизнь она учила себя, свои вздёрнутые - почти истеричные - чувства, свою простую - и этим самым сложную - женскую судьбу не оборачиваться на то, что уже безвозвратно, как унёсшийся в сизой дымке поезд, позади и уже бесшумно - для боли или сожаления. Начиная каждое своё женское, незатейливое повествование с радостного мажора, она постепенно сползала на колючий блюзово-серый, дождливый минор, угнетающий посторонних и наводящий тоску на неё саму. Но такова была её неразумная природа - сползать в уныние осеннего настроения, независимо от погоды или времени года. Её звали Сарой. Ей было больше лет, чем её матери. Мать умерла, когда рожала Сару в ягодичном положении плода, обвитого тугой удавкой пуповины.
- И зачем я копаюсь во всём этом? Всё давно кануло в Лету. В прошлом - только любовь. Ведь я уже не могу повлиять ни на что. Кому нужны мои рефлексии?
Она хотела быть тотальной оптимисткой, чего бы ей это не стоило. Пессимизм, наверное, врождённый, так просто не сдавал свои прочные позиции в её сознании. Конфликт внутри себя разрушал её целостность, её несостоявшуюся гармонию, мотивы её неспетых песен, ритм её не сложившихся стихов и сонетов.
Она не умела - не оборачиваться назад, как делали её милые, легкокрылые и прозрачно-пастельные, как сиреневая акварель, подруги.
 Отношения заканчивались, взмах нежной рукой на прощание, передёргивание плечиками - и всё. Больше ничего и не надо. Спасибо провидению за то, что было. Или - чего даже и не было. Мы сами придумываем себе жизнь, поступки, людей, любимых. Великая иллюзия внутреннего синематографа так великолепна и прочна! Более всего мы преуспеваем именно в сочинительстве тех, кого так и не знаем. Или попросту не можем узнать - они спрятаны даже от самих себя.
Её последней щемящей любовью оказался совсем непонятный образ - смесь наглости с щепетильностью, боли и надругательства - над всеми. Даже - над собой, родным и близким. Ему нужно было отметиться в каждой женщине разрушением. И он двигался в этом направлении легко и вольно. Говорят, что жертва притягивает преступника. И что преступник - тоже, по-своему, жертва. Или заложник самого себя. Возможно. Я не знаю. Это узнала Сара, поведавшая мне свою историю любви - или ненависти, кто разберёт?
Сергей повстречался ей случайно, как и всё в этой жизни стоящее. Как и сама жизнь. Он влюблял её в себя недолго. Сара была готова к этому чувству давно и непоправимо. Их роман протекал лавинообразно, азартно, игриво, опасно и быстротечно. Когда всё завершилось - к облегчению обоих - они попробовали включить несыгранные до финальной ноты чувства в новые, зовущие иными тайнами, возбуждающие романы, эмоции, восторги и обольщения. Не пылиться же им в глубинах души - пусть побушуют в иных океанах страстей или что-то там ещё - в этом роде. Они уважали чувства других соискателей счастья, как и собственные. Относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы относились к тебе.
Раньше - с другими вновь обретёнными любовниками - именно так и было. Но теперь - прокол. Жизнь явно не ладилась, буксовала вхолостую, тормозила на ровном месте и давала задний ход. Старая любовь не хотела сдавать свои позиции. Начался полный завал у обоих.
Сергей к этому времени успел жениться в третий раз. Он был честным малым, поэтому в свои тридцать - третий раз обзаводился штампом в паспорте, свидетельствующем о стабильном браке перед людьми, их устойчивой моралью и нравственностью. Он чтил и уважал традиции, институт семьи.
Сара не была в браках ни разу - из суеверия и трусости. Ей казалось, что всё официальное - начало конца. Наверное, она была права. Хотя любой конец - повод для иного начала. Если в это верить, конечно.
Теперь их встречи напоминали испанскую  корриду - яростно-страстные поцелуи, секс - до извращения и пота - всё хотелось вывернуть друг друга наизнанку, попытки театральных и реальных самоубийств и ещё бесконечное нытьё: зачем мы расстались, кто нас тянул на это зло, где выход из тупика? Так как ответа не было - и жизни тоже - Сергей решил стать мусульманином. Его не сильно интересовал вопрос веры, но «Коран» - священная книга мусульман - разрешала иметь до четырёх жён при хороших видах на урожай и лётной погоде. Сергей даже думал посетить Мекку с культурно-просветительской целью. Мечети - с их коррумпированными и не дальновидными служителями религиозного культа в их провинциальном городе - не поверили в благие намеренья нового сына по мусульманской вере. Его презирали и откровенно гнали - почти что палками. А ведь он был смелым первопроходцем - там, где не ступала нога иного православного. Зато другой его орган вполне  освоился, как родной и долгожданный - ну, две жены - не четыре. Чего не сделаешь из-за любви, Бог мой!
Потом Сергей, отвергнутый мусульманством, завербовался в дальнее плавание на полгода. Саре пришлось наняться на тот же корабль медсестричкой - у неё был дипломчик сестры милосердия. Но списали её через неделю - капитан, его помощник и ещё сто тридцать полноценных мужичков поставили Сергея в живую очередь на роскошное в подобных условиях женское тело. На море - закон джунглей. Голод - не тётка. О любви говорят только на суше. Киты - и те порядочнее мужиков. У них - естественный отбор под вполне сдерживаемые инстинкты. И при таких - трёхметровых - возможностях!
- Не доставайся же ты никому! - яростно выкрикнул Сережа - и жди меня на суше!
Но на суше легче не стало ни на йоту. Его ждали там - Сара, жена Ира и ребёнок - маленький колобок - Коля. Сергей любил всех - у него было большое и горячее сердце Казановы. И каждую из двух жён, как обычно и бывает - больше всех на свете. Он им не изменял - обоим. Просто любви было много.
Сара решила тоже родить от Сергея ребёнка. Без брака. На долгую память о любимом перед разлукой - дальше так продолжаться не могло. Она сходила с ума, не пила, не ела, стала бояться своего отражения. Сережа рожать Саре не разрешал. Он хотел официальных детей. Незаконнорождённые - его пугали, так как собственного отца он не помнил. А помнил внутренний дискомфорт от вопроса взрослых: «Мальчик, а где твой папа?»
- Ты с ума сошла! - он был зол и краток - нет! Только через мой труп.
Слова были сказаны. Они вырвались случайно и в полёте воробышком зависли над судьбой Сары и её будущего ребёнка. Когда Сара забеременела, она внезапно очень остро поняла, что потеряет Сережу. Навсегда. Или нужно делать аборт, что было для её мироощущения - ещё хуже.
 Там ведь жил маленький и тёплый Сережа. Она с ним разговаривала, пела ему колыбельные песни, читала сказки Андерсена. Особенно он любил слушать её тихий плач и всхлипы по ночам.
Время бежало быстро. На третьем месяце беременности Сара, пригласив Сергея в очередной раз к себе домой, попросила что-то прибить на своём балконе. Она, как в тумане, подавала гвозди, молоток, метр и ещё что-то.
- Ого, у тебя так высоко! И вид - красивый - это были последние слова Сергея.
- Да, я живу на двадцатом этаже - отвечала она уже пустоте. Или самой себе. Или не рождённому пока Сереже - сыну того Сергея-отца, которого она столкнула с табуретки. И ему, возможно, скоро предстояло воплотиться в новом теле - теле собственного сына. Сара не сомневалась, что у неё будет мальчик.
Потом она, пройдя все унизительные юридические процедуры, была оправдана за отсутствием улик и состава преступления, и родила в срок здорового, четырёхкилограммового, орущего благим матом, светлоглазого мальчика.
Мальчик не был похож на своего отца. Он боялся высоты, кошек, собак, плохо разговаривал, много и красноречиво молчал, пускал пузыри и - казалось - ненавидел маму Сару. Только вот - за что? Без этого уродливого и невероятного для любящей женщины поступка Сары, о котором никто так и не узнал, он бы никогда и не родился. Родовое проклятие. Оно длилось уже пятьсот лет. Род всё не вымирал, но оно работало так же исправно. Если рождались в роду девочки, погибала при родах их мать, а если мальчики - то погибали сами дети. Так и не сделав даже первого вдоха. Обвитые пуповиной, задыхались от асфиксии. Выбор был за женщинами - кому оставить жизнь. И Сара об этом хорошо знала. Её вещие сны так прозорливы. Если б только не оглядываться назад, на прошлое.