Свидание

Мы долго не знали, что нам делать друг с другом. Всё было выпито, выкурено, съедено и сказано. Все томные, быстрые, ещё более вязко красноречивые, чем слова, жесты были показаны. Глаза отсверкались ярким блесков соблазнов. Кажется, остался только один пункт в отношениях полов, который мы пока ещё не выполнили. Но как-то не хотелось. Толи погода не располагала - сезон дождей, толи душа не ложилась - сезон застоя. А тело - что ему? - оно подневольное создание.
- Может, посмотрим порно по видео? - вяло предложил ты.
- Давай - вяло вторила тебе, мой милый друг с утомлёнными серыми глазами, тебе я - такая же скучная в эту промозглую осень.
Порнуха оказалась ещё более занудной, чем мы. С элементами морали и нравоучения, представляете? Акробатические этюды напоминали выступление заезжих циркачей, вышедших на пенсию лет десять тому назад. Кто-то тёрся об кого-то - по задумке гениального сценариста и знатока жизненных коллизий - с тоской и обречённостью на лице.
- Ну, почему они так мучаются? - подумала я. Мне было их жалко до слёз. Бедненькие, никому не нужные марионетки! Надругалась жизнь.
Шли бы в кафе работать официантками. Или б просто милостыню просили, чем так измываться над телами. Ведь не в кайф-то! Наверное, изречение, что каждый труд - в почёте, безбожно устарело. Какой почёт?
В следующей душещипательной сцене - гуттаперчевых девочек и пластилиновых мальчиков вымазали чем-то лоснящимся и текучим. Возможно, это символизировало пот от взаимного исступления. Актёры задвигали чреслами активнее. Появился совсем неожиданно в кадре ещё кто-то. Сюжет приобретал интригу. Вначале все ругались по-немецки - а как ещё можно ругаться? - потом пошла откровенная клиника: все закатывали глаза, охали, ахали, визжали, стонали, дёргались, изнывали от упоения, щипались, кусались, бросались друг на друга, как голодные львы или профессиональные вахтёрши в женском общежитии благородных девиц, подрабатывающих на автомобильных трассах.  Всё смешалось в домике Барби! Наверное, шлось о высшей форме наслаждения, выраженное в одной ёмкой фразе: я тащусь!
- А кто из них муж? - спросила я неуверенно.
- А здесь есть муж? - ответил ты так же неуверенно.
- Конечно, есть! Как же без мужа - хоть вой! - бросила реплику я, что б как-то оживить происходящее, дошедшее до кульминации.
- Смотри, смотри! Групповое кончание! - завопил ты - Как это у них вышло, по заказу зрителей! Вот дают!
- И не только зрителей, но и режиссера. Как прикажут, так и будет. Они люди подневольные. И скорее, не кончание, а групповая кончина. Выдохлись, бобик сдох, все ушли на базу! - огрызнулась я.
Большую тоску на лицах я наблюдала только у политиков на экране, когда они объясняли народу свою политическую платформу. Тяжеловесно, скучно и - мурашки по коже! Или у медведя в зоопарке такая же отвратная морда, когда до кормёжки ещё пару часов, а жрать хочется до рвоты.
- Сильно ты умная! - брякнул ты - расшевелила б чего-нибудь у мужика.
А то - глазки строишь да заумные речи толкаешь!
- Я хоть глазки строю, а твои акробаты их третий час закатывают! Можно подумать, что это группа эпилептиков на приёме у извращенца- сексопатолога. Давай лучше телевизор посмотрим - высказалась я резко и отрывисто. Хотя это - не мой стиль. Я так редко поступаю.
- Давай! - согласился ты сразу, что б не погружаться в конфликт с головой. Всё равно не перспективно. В спорах не рождается истина. В дебатах только очевидней, кто больше похож на идиота.
Видно, эта порнушка тебя тоже не воодушевила на телесные подвижки.
Шёл обычный телесериал, триста сорок пятая серия. Кто-то уже забыл, как его зовут - и не в первый раз: инсульт - дело серьёзное, кто-то вспомнил всех своих внебрачных детей, брошенных родителей в домах престарелых. Все были заняты поисками явных врагов, а скрытые - укрывались в засаде и ждали следующих серий. Сын главной героини оказался внуком - тайным - главного бандита и душегуба. Круг плавно замкнулся. Нужно было всех убивать. Или всех скопом прощать, или тихо возвращаться в порнуху. Хотелось воздуха и на волю.
- Ну, что? - спросил ты - может, опять посмотрим эквилибристов секса?
- Не стоит. У меня на это ничего не включается, и не стоит - сказала я.
- А что у тебя там может стоять? - бросил реплику ты - вот у меня вопросы в этом направлении не решаются.
- А ты бы поменьше смотрел порно. Оно уводит от жизни - лепетала я.
Меня съедала досада: убитый вечер, забубённая голова, блеклые чувства
Твоё самодовольство раздражало, самоуверенность бесила. Осень воли,
желаний, настроений, инерция эмоций. Зябко, сыро, скучно, отвратно.
Зазвонил телефон. Я подошла. Кто-то ошибся номером. Но я что-то в трубку говорила, слушала, опять говорила, делая вид, что это - меня.
- Знаешь, это моя мама. У неё что-то случилось, я поеду, пожалуй. Я оставила твой номер, если что. Какое счастье, что люди ошибаются номерами телефонов и звонят. Случайность - язык Бога! Какая удача, что этот, разорвавший пустоту звонок, спас ситуацию! И уже не надо устраивать скандал, хлопать дверью, куда-то нестись, рыдать, дрожать, возмущаться. Ничего не надо. Всё разрешилось элегантно и красиво. Ты не почувствовал холода моей улыбки, вялого - никакого - поцелуя. Я растворялась ночью навсегда. Я не хотела превращать свою жизнь в мыльную оперу телесериалов или порно с немецким акцентом. Мне надоел привкус пластмассы во рту - во всём. Я ускользала от тебя, из тебя, из твоей определённости, устойчивости, безупречности и тоски.
- Я буду скучать по тебе - сказал ты на прощание - а где ты работаешь?
- Я позвоню как-нибудь! - бодро бросила я пустоте - я сейчас не работаю
Закрыв дверцу автомобиля, я закрывала страничку прошлой жизни. Я покидала твои запахи, улыбки, шорохи, предтечи, интонации, вспоротые слова безумных ночей, твою безупречную белозубость, мужское очарование, неподдельную импозантность, твой двадцать пятый кадр, каким ты брал меня - так легко и настойчиво, подавив волю к нежному сопротивлению. Всё было в прошлом. Прощай, май бэби, бой-фрэнд, май дарлинг, май лав, о-кей?!
Придя домой, я приняла душ, налила зелёного горячего напитка в тонкую чашку былого флёра - чай меня всегда подбадривал - включила автоответчик и села слушать, кому я ещё была нужна, кроме осени.
- Милая - голос второго режиссёра звучал вкрадчиво - мы запороли ту сцену, где ты отдаёшься пять раз китайцу с негром. Приходи, мы переснимем. К часу дня, ты ведь уже проснёшься. Оплатим вдвойне!
Я выругалась. Мне ничего не хотелось. Я пошла спать.
- И почему у них вечно идёт брак? - подумалось вскользь - видно, им это действо тоже надоело. Но деньги не пахнут. Как не пахнет снег, который скоро выпадет. Нет, вру - снег пахнет. Свежестью, разрешением и болью. И ещё ожиданием Нового года - хочется праздника душе. Если она еще у меня осталась. Что-то мысли пошли под Нину Заречную. Надо спать! А ночью мне снились бесконечные прерии, Хосе, Педро и Хулио.
Они носились по сериалам, играя мужским, бронзовым телом  здоровых, молодых мустангов. Я неслась за ними в надежде обесчестить всех. Они упирались, молили о пощаде, танцевали румбу, пили ром, учили меня жить, смотрели вкрадчиво и ласково, твердя:
- Детка, брось бузить. Мы такие классные - все, как один!
Сейчас - силиконовое время, надувай губки, выпячивай бюст и жди на всё это своего принца. Клюнет, как пить дать! Но сразу не давай! Учись продавать себя подороже. Чем дольше хотят, тем больше дают. А ты - девушка белая, дорогая, желанная. Для определённых нужд, правда. Но это такое дело, сама понимаешь!
Я и понимала, неслась во сне - или в жизни? - всё дальше, взбивая в пену очередную мыльную сцену настоящей, до гроба, любви.
Кадр сорок пятый, дубль шестой, маэстро!