Параллельные миры 31

31

Как не откладывал Алексей разговор с матерью, но все же время пришло, и нужно было объясняться по поводу своего решения. Все эти дни после своего выздоровления он старался не показываться на глаза матери, но не прийти в ее дом на поминки на сороковой день со дня смерти отца, он не мог. Мать сразу же его предупредила, чтобы он не уходил, а остался побыть с ней.

Наконец, пришедшие помянуть Бориса Ивановича разошлись, и дома остались лишь мать с сыном. Они поговорили немного о жизни без отца и мужа, о проблемах, возникших после смерти хозяина, затем мать перешла к тому, о чем хотела уже давно спросить.

– Что скажешь нового, сынок? – подсела она к нему на диван.

– О чем? – уточнил он.

– О своей дальнейшей жизни.

– Да я и сам не знаю о своем будущем.

– Ты не переводи все в шутку, ты отлично знаешь, о чем я спрашиваю и знаешь, что ответить.

Алексей неопределенно пожал плечами, не зная с чего начать.

– Ты что, собираешься жить с этой авантюристкой? – начала наступление мать.

– Мама, если ты будешь обзывать Аню вот такими словами, то у нас разговор не получится.

– Ах, какие мы порядочные. Как же мне прикажешь называть эту девку, которая тебя вокруг пальца обвела? Прикажешь мне радоваться, что ты хочешь ввести ее дом, построенный твоим отцом, которого убил ее отец? Прикажешь радоваться, что ты выбрал ее, прикажешь носить ее на руках? Как мне вести себя, подскажи?

– Нормально вести себя, ведь не она же убила отца. Она здесь не причем.

– Может она и не причем, но как я ее буду встречать, что я должна ей говорить при этом? Сталкиваясь с ней, я каждый раз буду вспоминать мужа, убитого ее отцом. Как я должна к ней относиться?

– Ты с ней встречаться не будешь. Мы здесь жить не будем.

– Значит, все уже решено? Вы будете жить в другом месте. Прекрасно! Но мне то все равно будет плохо, я же буду знать, что мой сын живет с его дочерью. Если бы я даже захотела забыть это, то мне всегда напомнят об этом.

– А ты никого не слушай.

– Умный очень. Если тебе все равно, что о тебе говорит общество, то мне не все равно. У меня уже сейчас интересуются: не породнилась ли я с той семейкой? Я не знаю, куда деваться от таких расспросов.

– Мама, ты успокойся, все обдумай, и ты поймешь, что Аня не виновата, к тому же, она вынашивает твоего внука. Ты же любишь детей? Я помню, как ты возилась со мной, возилась даже тогда, когда я стал уже взрослым.

– Нет, ты меня отправишь вслед за отцом. «Она вынашивает твоего внука!». Это же не только мой внук, но и его. Как ты не можешь понять это!

Мать умолкла, вытирая слезы. Затем продолжила, не меняя тона.

– Надо отдать ей должное – она не дура. Захомутала такого жениха! Самым простым и распространенным способом, а ты веришь ей, что она тебя любит. Наверное, она говорила тебе, что ты не виноват, что виновата только она, что ты можешь быть свободным. Как стандартно, как шаблонно! А родит и скажет: «Милый, у тебя растет сын, давай женись или помогай». Я обязательно заставлю провести экспертизу на твою причастность к ее ребенку.

– Она не такая, она не скажет такое. А про экспертизу и думать не смей, потому что ребенок это мой, и я в любом случае буду ей помогать, даже если не женюсь на ней.

– Молодая, а своего добилась, – продолжала мать, не обращая вниманиявнимания на замечание сына. – Ты уши развесил, обрадовался: «У меня будет сын!» Тебе что, Аврора не могла родить? Было бы все прекрасно! А здесь со стыда не знаешь, куда деваться. Хорош самостоятельный мужчина: поддался на уловку девки, и готов выполнить все ее требования.

– Да никаких она требований не выдвигает.

– Выдвинет, выдвинет. Как только родит, так и выдвинет.

Она встала, взяла из шкафа пузырек с лекарством, накапала капель в стакан.

– Еще от смерти отца не могу оправиться, а здесь ты проблему подбросил такую, что не знаешь, как и решать.

Алла Даниловна выпила капли, запила водой.

– Сердце сжало и не отпускает. Врач говорит, что надо успокоиться, тогда все пройдет. А как здесь успокоишься? – пожаловалась она не то сыну, не то себе.

Уже было много сказано, и сын подумал, что, хотя проблема и не решена так, как хотелось матери, но на сегодня разговор можно было бы закончить. Но мать думала иначе.

– А какая была бы пара ты и Аврора: красивые, ученые, богатые.

– Вот здесь вся разгадка: богатая. Аврора богатая, а Аня бедная, – перебил мать Алексей.

– Да, Аврора богатая. В наше время – да так было всегда – благополучие надо учитывать. Что же ты хочешь, чтобы часть заработанного твоим отцом богатства я отдала этой проходимке? Не выйдет. Ее к наследству я не допущу!

– Не волнуйся, чтобы тебя этот вопрос не мучил, я от своей части наследства откажусь в твою пользу.

Мать широко раскрыла глаза, и долго ничего не могла сказать.

– Как, из-за нее ты хочешь отказаться от всего, что тебе достается по наследству?

– Да, – подтвердил сын.

Мать снова долго молча смотрела на сына, что-то обдумывая.

– Да, – вновь сказал Алексей, – отказываюсь от всего. Даже мои акции можешь забрать.

– Ты хочешь сказать, что ты так любишь свою Анну, что ради нее готов отказаться от всего этого? – она повела рукой вокруг. – Ты уже не мальчик, чтобы думать только о чистой любви, ты должен думать и о том, как жить будешь: в нищете или так, как привык?

– Как живут большинство: на одну зарплату. Буду больше работать. Квартира у меня есть. Проживем.

– Дурак ты, хотя и мой сын. Мы тебя приучали к человеческой жизни, учили, как можно жить, наслаждаться всем тем, что есть на свете, ввели в достойное общество, а ты – откажусь от всего. Хотелось бы мне посмотреть, как ты будешь жить на одну зарплату? Дурак.

Она встала и, не попрощавшись, ушла к себе. Вот теперь разговор был окончен. Может быть, даже не на сегодня, а навсегда.


* * *
Не успел Алексей дома раздеться, как в дверь позвонили. На пороге стояла Аврора.

– Ты что, следила за мной? – удивился Алексей.

– Нет, я не следила, – она, не ожидая приглашения, боком, словно боясь, что ее не впустят, протиснулась в прихожую, – просто, твоя мать позвонила мне и сказала, что ты поехал домой.

Алексей помог Авроре раздеться, повесил куртку на вешалку и недовольным голосом спросил:

– Решили меня сегодня добить окончательно?

– Бедненький, совсем забитый. Это ты нас забил своими необдуманными поступками, – Аврора прошла в комнату, поправляя на ходу прическу.

– Почему необдуманными? Я все продумал.

– Если бы ты все продумал, то ты так бы не поступал. Неужели ты так ее любишь, что отказываешься от всего?

– Мать уже все рассказала?

– Здесь и без матери можно было догадаться, к этому уже давно дело шло.

Ей не хотелось задавать стандартный в таких случаях вопрос, не хотелось опускаться до сравнения себя с той, которую выбрал Алексей, но без этого было не обойтись, и она спросила:

– Что ты нашел в ней такого… – она все же не смогла себя сравнить с ней и замолчала.

– Чего нет в тебе? – продолжил за нее Алексей. – Не знаю, что в ней есть такое, но я люблю ее.

– А меня, значит, нет?

– Значит. Но ведь и ты меня не любишь.

Аврора повела плечами, усмехнулась, внимательно, словно изучая, посмотрела на Алексея.

– Не знаю, но ты мне не противен, мне хорошо с тобой. Какая разница, любовь это или нет?

– Но я так не хочу. Я люблю Анну по-настоящему, и она меня любит.

– Ты знаешь, как любить по-настоящему? – удивилась Аврора. – Ну хорошо, ты любишь ее, а разве может девочка любить так, как женщина любит мужчину? Ты присмотрись внимательно к ней, она же совсем еще ребенок, неопытный ребенок. Как она может любить, что она тебе может дать?

– Она меня любит – этого достаточно, а давать мне не надо ничего.

– Неправда! Если человек не может дать другому ничего, то союз таких людей не может состояться. Это нонсенс. Люди должны хоть что-то давать друг другу, а не только брать. – Она замолчала, что-то вспоминая. – Одностороннее самопожертвование – ненадежная основа совместной жизни. Это не я, это Джон Голсуорси так сказал.

– Джон Голсуорси! Мало ли что он говорил. У нас совсем другое положение. К тому же, она подарит мне сына.

– И все? Да любая женщина, в том числе и я, может родить тебе ребенка.

– Ты же не хотела. Тебе все некогда было.

– А мы разве с тобой говорили об этом?

– Без разговоров было видно, что тебе не до детей.

– Это ты просто защищаешь ее, неопытную в таких делах. Если бы она была хоть чуть-чуть умнее, она бы не допустила этого. Хотя, с другой стороны, может она не такая уж и дура: забеременела, а ты и готов. Теперь, оправдываясь, горой стоишь за нее, чего она и добивалась. Жертвуешь собой, лишь бы ей было хорошо.

– Что бы вы мне не говорили, я все равно женюсь на ней, и не только потому, что она собирается родить мне сына, еще и потому, что люблю ее. А как ты будишь называть это, мне все равно.

Аврора внимательно посмотрела на Алексея своими черными, блестящими глазами, словно осмысливая сказанное им. Потом тихо сказала:

– Любишь ее? – вновь помолчала. – Я считаю, что ничего хорошего из вашей женитьбы не выйдет: не пара вы. Уж очень большая разница у вас в социальном положении, разница в отношениях друг к другу. Сейчас ты просто ее жалеешь, не любишь – жалеешь. А любит ли она тебя? Может, ей нравится, что ты о ней заботишься, не более. Что будет потом, когда жалость пройдет и ты, наконец, очнешься от этого дурмана?

Алексей демонстративно отвернулся и молчал.

– Поженитесь, и что будете делать? – с любопытством спросила Аврора хмурого Алексея.

Алексей молчал.

– Я бы могла тебе дать несравненно больше, чем эта пигалица. Театры, концерты, выставки, заграница – все это ты бы имел со мной, а ей это не нужно, она даже не знает, что такое существует. Не доросла она до этого.

– Как ты плоско судишь о людях. Ты же ее совсем не знаешь. Ты смогла дорасти до всего этого, почему же она не сможет?

– А ты совсем не знаешь жизни, – усмехнулась она. – Это должно быть в крови, и учиться так жить надо с раннего детства. Она уже опоздала, – Аврора изобразила улыбку на своем строгом лице. – Я представляю вашу совместную жизнь, так сказать, семейную идиллию: «Милый, почеши мне спинку». – «Здесь, дорогая?» – «Нет, чуть повыше. Вот так, хорошо! А теперь давай я тебе почешу». На большее она не способна.

Алексей молчал.

– На какие шиши вы будете жить? Хотя, конечно, ей деньги не нужны, она даже не знает, что такое деньги и на что их можно потратить.

– Вот, и у тебя деньги! Вы понять не можете, что можно человека любить просто так, а не за деньги. Ты спрашиваешь, чем она лучше тебя? Она человек, и она любит меня, а для тебя я лишь вещь, которую можно использовать в своих целях, к которой можно приложить твои деньги.

– Я тоже люблю тебя, но чесать спину тебе я не намерена. Я нашла бы более достойное применение своим способностям.

– А я хочу, чтобы мне чесали спину, и Аня будет чесать.

– Ладно, достаточно о спине, уже в кровь ее расчесали. Давай рассмотрим более важный вопрос: как ты будешь жить с дочерью убийцы твоего отца? Как отнесется к этому общество, в котором ты будешь жить, вращаться?

– А мне плевать на общество, которое не поймет нас.

– Хочешь жить таким обиженным изгоем, жить и жалеть себя? Ах, какой я несчастный, все от меня отвернулись, никто меня не понимает, хотя я и хороший.

– Ничего, мы будем счастливы, но не в вашем обществе.

Аврора зло усмехнулась.

– Ну что ж, попробуй, поживи счастливо без денег, без привычного общества.

– Почему все думают, что мы опустимся, погибнем? Миллионы людей так живут.

– Ты знаешь, как они живут? Ты так жил? К этому надо еще привыкнуть. Почему-то все хотят подняться, а не упасть. – Она с сожалением посмотрела на него, словно на глупого и упрямого ребенка. – Что ж, ты мальчик уже большой, и тебе самому решать, как жить.

Она встала, пошла в прихожую.

– Думай, если передумаешь – возвращайся, но только до свадьбы со своей… После свадьбы – я знать тебя не хочу. Как любовник, ты мне не нужен.
 
Она вышла в прихожую, начала одеваться.

– Послушай, – Аврора перестала возиться с полушубком, что-то вспоминая, – ее зовут Аней? – Дождавшись подтверждения, она продолжила. – Значит, это ты высадил ее на дорогу в конце прошлого года?

– Откуда ты знаешь? – удивленно посмотрел он на Аврору.

– Значит, она.

Она вспомнила замерзающую девушку, сжавшуюся в комочек на сидении вот под этой шубкой.

– Вот ведь как бывает, – засмеялась она. – Я тогда, может быть, ее от смерти спасла. Она страшно замерзла, стоя на дороге, на которую ты ее вышвырнул. Ты уехал в теплом автомобиле, а ее бросил замерзать, она стояла и ждала, когда кто-нибудь ее подберет. Ей посчастливилось: мимо проезжала я.

Аврора посмотрела на притихшего Алексея и зло сказала:

– Вот ты весь в этом эпизоде.

– Ты не все знаешь. Все было не так, как ты думаешь, – начал было оправдываться Алексей, но вдруг замолчал.

– Ну что замолчал? Продолжай оправдываться, – Аврора смотрела на него с усмешкой.

– Я не буду перед вами оправдываться. Зачем? Чтобы вы простили меня? Мне это не нужно. Мне от вас ничего не нужно. Оправдываться я буду перед Аней, и если потребуется – всю жизнь.


* * *

Джип Алексея медленно двигалась в потоке машин. Алексей ехал к Ане и думал, что ему надо сделать сегодня, что купить, куда сходить погулять с Аней – она все еще боялась одна выходить на улицу. Вдруг впереди на автобусной остановке он увидел знакомую фигуру. Присмотревшись, он узнал деда, стоявшего у края тротуара и напряженно всматривающегося в приближающийся автобус. С трудом прижавшись к тротуару, Алексей вышел из машины и подошел к деду.

– Дед, ты как оказался в этом районе? Черт знает, куда тебя занесло.

Ван Ваныч поднял на него красное от мороза и ветра лицо, с посиневшими губами. На горестно опущенных усах весели мелкие сосульки.

– Это ты, Алеша, – обрадовался он. – Да вот, забрался в этот район, а как выехать отсюда, не знаю. Решил добраться до метро, там уж я найду свою остановку.

– Пошли в машину, ты совсем замерз. Давно стоишь?

– Стою-то я недавно, а на морозе уже давно. Да мне уже рассказали, как добраться до метро, зачем ты будешь менять свои планы?

– Пойдем, пойдем, а то ты и до метро не доберешься, вон как оброс сосульками. К тому же, я хотел встретиться, поговорить с тобой.

Алексей усадил деда на переднее сидение, закрыл дверь.

– Грейся, здесь у меня тепло. Сейчас я отвезу тебя домой. Только тебе надо было ехать в обратную сторону.

Ван Ваныч сокрушенно покачал головой, вытер платком повлажневшие от тепла усы.

– Совсем ориентировку потерял, как будто в этих краях никогда не был. Понастроили здесь столько, что я и не узнал это место.

– А зачем ты сюда забрался?

– Я вон на ту стройку ездил, – показал он на виднеющиеся невдалеке строящиеся дома, – Сигизмунда хотел навестить, да вот опоздал, – Ван Ваныч вздохнул.

– Почему опоздал?

– У него на этой стройке работает знакомый прораб, который разрешил жить ему и Петру в поломанном строительном вагончике. Они его обустроили, поставили печку, да и жили в тепле. После смерти Петра сюда прибился другой бомж, какой-то Сопатый. А неделю назад их вагончик сгорел, вместе с жильцами. Видно тепла им очень хотелось, вот они и натопили жарко печку.

– Да, жаль. Теперь у тебя не будет такого друга! – искренне посочувствовал внук деду.

– Он как-то позвонил и обещал зайти, но не зашел, – продолжал рассказ Ван Ваныч. – Я его ждал, ждал да и решил сам его навестить. Адрес я знал. Приехал, а мне говорят, что он сгорел. Где их похоронили, не знает никто. Один только Мишка из друзей остался, остальные или умерли, или разъехались. Это в молодости легко новых друзей заводить, а в моем возрасте – трудно, – вздохнул Ван Ваныч.

– Не хорошо год начался: отца убили, твои друзья умерли, Андрей Михайлович застрелился.

– Високосный год начался, тяжелый год, – пояснил Ван Ваныч.

Он подумал немного, вспоминая что-то.

– А кто такой Андрей Михайлович? – спросил он, – я что-то такого не припоминаю.

Алексей долго молчал, затем, глядя на дорогу прямо перед собой, сказал:

– Это отец Ани, тот, который застрелил твоего сына.

Ван Ваныч посмотрел на внука, покачал головой, и тоже стал внимательно смотреть на дорогу, затем вытащил из кармана трубку.

– У тебя здесь можно курить?

– Конечно, можно. Кури.

Ван Ваныч полез в карман, долго там возился, потом вздохнул и спрятал трубку назад в карман.

– Раздумал курить? – спросил Алексей, искоса наблюдавший за действиями деда.

– Табак кончился. Не думал, что так надолго задержусь, поэтому мало взял. – Он внимательно посмотрел на внука. – Значит, говоришь, отец Ани? – Вновь надолго замолчал. – Звонила как-то мне твоя мать и просила, чтобы я на тебя повлиял. Ну я, понятно, обещал поговорить с тобой. Долго думал, о чем с тобой говорить, да так и не придумал.

– А я собирался у тебя совета попросить, – разочарованно проговорил Алексей.

– Какого совета? – Ван Ваныч вновь достал трубку, вытряхнул в руку пепел. – Открой окно, выброшу.

– Высыпай в пепельницу, потом почищу.

Ван Ваныч высыпал пепел, продул трубку и всунул ее в рот.

– Так какой совет ты хочешь от меня услышать? – вновь спросил дед.

– Я женюсь на Ане, и хотел у тебя спросить, как нам дальше жить?

– Даже не знаю, что тебе и сказать, – мрачно, в усы ответил дед.

– Вот все вы так, когда не надо, советов дают массу, а когда действительно нужен совет – не знают, – Алексей обиженно глядел на дорогу.

– Ну что ты обижаешься. Меня просили, чтобы я отговорил тебя от женитьбы на Ане, а ты, оказывается, уже все решил. Значит, тогда я не буду тебя отговаривать.

– Представляешь наше положение: ее отец убил моего, а мы хотим пожениться. Вот в чем проблема. Как с этим жить?
 
– В этом деле, как я понимаю, получается, что самым виноватым являешься ты. С тебя все началось.

– Да, формально получается из-за меня, но я не думаю, что Андрей Михайлович убил отца из-за мести. Не все там так просто, как решила прокуратура. Но речь сейчас не об этом. Мы с Аней хотим пожениться, но есть свершившееся, которое уже не отбросишь. Как нам жить с этим?

– Так и живите, если любите друг друга.

– А что делать с окружающими нас людьми? Что им говорить об этом? В конце концов, как быть с нашей памятью?

– А ничего им не говорите, людям. Это ваше личное дело. Те, кто знает, скоро сами забудут об этом, у них своих проблем много. – Ван Ваныч немного подумал, вновь засунул трубку в карман. – Что делать с памятью? В этот раз память надо отодвинуть. Надо забыть про это. Жизнь много ран оставляет в душе человека, если про них не забывать, постоянно теребить, то душа скоро станет одной большой язвой.

– Спасибо, дед, хоть ты меня понимаешь, а то меня совсем затюкали этим общественным мнением. Еще один вопрос нас с Аней мучает: нам уезжать отсюда, или, плюнув на все, остаться?

– От кого вы хотите уехать? От себя? От себя вы никуда не убежите, а народ и там такой же. Рано или поздно и там, куда вы сбежите, узнают про это. Народ состоит из отдельных людей, а на каждого угодить нельзя. Кто-то вас поймет, а кто-то нет. Главное, как вы понимаете это.


– Ты прав, всем не угодишь. Вот если бы меня поддержала мать, тогда совсем было бы хорошо.

– А что мать? Мать тебя любит. Если подумать, то ей сейчас тяжелее, чем тебе. У тебя хоть дома есть счастье, а у нее – нигде. Дома нет никого, а на работе, или, как ты говоришь, в обществе, на нее сейчас смотрят, в лучшем случае, с любопытством. Но ты не переживай. В вашем обществе тоже разные люди есть: одни поддерживают ее, другие ее не понимают. Пройдет время, случившееся позабудется, и ей захочется посмотреть на внука. Ты только совсем ее не забывай, позванивай изредка. Пусть хотя бы по телефону тебя поругает. Нужна же ей разрядка? – Он вынул трубку изо рта, недовольно посмотрел на нее. – Алла не любит меня, но я знаю, что в душе она добрая. Это сейчас на ее плечи свалилось много проблем, ей хочется показать себя сильной, решительной, но постепенно она успокоится, смирится с этим. Возможно, у вас с ней не все сложится, но в гости, показать внука, ездить будете. По крайней мере, я так думаю. – Ван Ваныч повернулся к внуку. – Кстати, когда мне ожидать внука?

– Летом, в июне месяце, – с улыбкой ответил Алексей. – Интересно, каким он будет?

– Каким будет, таким и будет, – ворчливо ответил дед. – Своим будет, а свои дети всегда хорошие. – Он пошевелил усами, поднимая их вверх. – Хорошо, что природа не позволяет производить детей такими, какими хотят их видеть родители, сейчас одни бандиты бы рождались?

– Почему? – удивился внук.

– Потому, что сейчас все родители хотели бы видеть своих детей сильными, решительными, умеющими выбитьсяпробиться в люди в этой жизни – а это бизнесмены, политики, то есть, бандиты.

– Ну, дед, ты в своем репертуаре. Молодец! Оправдал природу, – внук, смеясь, похлопал деда по плечу. А я как-то не задумывался об этом.

– Разве в такой момент кто-нибудь думает об этом?

Они оба посмеялись над высказыванием Ван Ваныча: внук до слез, впервые за последнее время, а дед лишь в усы.

Машина уже давно стояла у подъезда, где жил Ван Ваныч.

– Спасибо тебе, дед за понимание, – вернулся Алексей к прерванному разговору о жизни, – я тоже так думаю, что время –  лучший лекарь. А теперь с твоей поддержкой, я почти уверен в этом. На душе стало светлее, – я вот до слез смеялся, – а то в ней поселился какой-то мрак, ни в чем разобраться не могу, ни на что не могу решиться. – Он замолчал на короткое время, что-то вспоминая. – А за Сигизмунда не волнуйся, я по своим каналам разыщу, где его похоронили.
 
– Вот за это тебе большое спасибо и земной поклон.

Алексей вышел из машины, помог выбраться деду.

– Да, ты только не говори матери, что я дал вам благословение, заругает, – улыбаясь в усы, попросил на прощание Ван Ваныч.

– Конечно, не скажу. Ты согрелся? – спросил он у деда. – Все равно, приди и выпей водочки для «сугреву».

– А как же без этого? – удивился Ван Ваныч.