Параллельные миры 33

33

Владимир Жарков только что вернулся с похорон Николая. У него до сих пор не укладывалось в голове, как Николай смог убить свою мать? Его удивляло не то, что можно убить свою мать, а то, что это сделал Николай. Сколько лет они знакомы, а вот до конца так и не узнал он своего друга. Он никогда не мог подумать, что Николай сможет убить кого-то, а здесь – свою мать. Но даже в этой ситуации он остался таким, каким и был: честным. Николай не смог бы жить с таким бременем, поэтому он и повесился, а в письме во всем признался, признался в том, что он сам задумал и убил мать, так как ему нужна была ее квартира.

Владимир немного знал жену Николая Светлану, и, хотя она ему не нравилась, – уж очень эгоистична даже по современным меркам, – ему было жаль ее. Говорят, что когда она узнала, что ее муж повесился и почему, она потеряла сознание и долго не могла прийти в себя. На похоронах она уже оправилась от потрясения, но вид ее был ужасный. Бледная, с распухшим носом и заплаканными глазами, со спутанными волосами, выбивающимися из-под черного платка, она совершенно не походила на яркую, цветущую молодую женщину, которую знал Владимир. На кладбище она не плакала, не рыдала, не рвала на себе волоса, но достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, что смерть мужа для нее страшный удар.

«Да, я ее понимаю: осталась без мужа и без всякого наследства, так как квартира, из-за которой убили ее хозяйку, жене убийцы не достанется, а другого наследства у Николая не было, – размышлял Владимир, сидя в кресле у окна. – Хотя Николай и недолго у меня работал, надо выделить его жене дополнительно некоторую сумму, кроме того, что похороны фирма уже оплатила».
 
Он встал, подошел к шкафу, достал оттуда бутылку водки с красной наклейкой, налил в рюмку.

– Пусть земля тебе будет пухом, Коля. Хотел ты разбогатеть, но выбрал способ не по своим силам.

Владимир выпил, не закусывая, и уселся за стол. Он посидел некоторое время в раздумье, затем достал папку с проектом будущего казино, раскрыл ее и долго перебирал листы, любуясь отдельными рисунками и рассматривая расчеты и обоснования. Так он делал всегда, когда было свободное время или, как сейчас, не хотелось работать.

Прошло уже полтора месяца со дня гибели Ковалева, за это время его никто больше не тревожил по вопросу продажи «Весенних зорь», но разрешения на строительство казино он так и не получил. Бумаги так и лежат у главного архитектора, хотя все сроки, отпущенные на рассмотрение, давно прошли. Несколько раз пытался узнать, почему не подписывают решение, но всегда получал короткий ответ: решение еще не принято. Пытался через знакомых дать взятку клерку, у которого находились бумаги на рассмотрении, но взятку не взяли, а ему передали, что его вопрос будет рассматриваться в установленном порядке.

Его размышления прервал телефонный звонок.

– Здравствуйте, дорогой Владимир Павлович, – раздался в трубке знакомый голос, но чей, он сразу не мог вспомнить, – вы меня не узнаете?

Владимир лихорадочно пытался вспомнить, кому принадлежит этот тихий, вкрадчивый голос.

– Не мучайтесь, мальчик мой, это вас беспокоит Богров Лев Михайлович, помните такого?

У Жаркова что-то оборвалось внутри – звонок Богрова не предвещал ничего хорошего.

– Да, да, Лев Михайлович, теперь я и голос ваш вспомнил. Мы ведь с вами мало общались по телефону, поэтому я так…

– Не оправдывайтесь, я вас не виню. Вы правильно заметили, что мы мало с вами говорили и не договорились. Вот я и хочу продолжить наш разговор, вы не против?

– Нет, конечно, я не против разговора.

– Ну вот и хорошо. Я здесь недалеко, и сейчас к вам зайду, вы распорядитесь, чтобы меня пропустили к вам.

Через несколько минут Богров пожимал руку Жаркову, как старому знакомому, с которым он давно хотел встретиться, и вот, наконец, долгожданная встреча состоялась.

– Рад вас видеть в добром здравии, мальчик мой, – улыбался Лев Михайлович.

– Я тоже рад вас видеть, как старого знакомого, но… не как адвоката, – в ответ улыбнулся Владимир, но его лицо было напряженным, и улыбка выглядела неестественной.

– Ценю шутку.

– Присаживайтесь. Пить что будете?

– Спасибо, я ничего уже не пью: чай, кофе, водка, коньяк, шампанское и даже простая вода – все поднимает давление. Пью только отвары из травок, но иногда балуюсь и спиртным – капельками корвалола да валерианы. Такова наша нынешняя жизнь, – настроение адвоката было хорошее.

– Сочувствую вам. Чем так жить… – Владимир отвернулся к окну.

– Не скажите, мальчик мой, не скажите, – живо ответил Лев Михайлович и тоже посмотрел в окно. – Интересная закономерность наблюдается: чем моложе человек, тем легче ему расстаться с жизнью, по крайней мере, на словах. А вот пожилым это сделать труднее. Жить то хочется, – адвокат весело закончил рассказ о своих наблюдениях.

Владимир думал не о жизни и смерти, а пытался разгадать причину визита Богрова к нему.

– Да, два вечных полюса – молодые и пожилые, – перестал улыбаться гость. Потом к нему вновь вернулось игривое настроение. – Знаете, ведь я тоже был молодым, и у меня был бар, наполненный сосудами со спиртным, – он кивнул на раскрытый шкаф, в котором стояли различные бутылки с водкой. – Но однажды я открыл его и увидел, что там вместо бутылок с алкоголем стоят пузырьки с лекарством. Вот тогда я понял, что постарел, – он задумчиво постучал костяшками пальцев по столу, слегка улыбнулся.

– Сочувствую вам, – вновь повторил Владимир.

Они посидели некоторое время молча.

– Надо заглянут в свой, домашний бар, что там? – вяло поддержал разговор Владимир.

– О, мальчик мой, вам еще рано заглядывать в бар по этому поводу. И дай вам Бог, чтобы ваш бар, как можно дольше оставался баром.

Владимир спрятал папку с проектом казино в стол.

– С чем теперь пожаловали? – поинтересовался он у Богрова, решительно меняя тему разговора.

Богров раскрыл папку, полистал там бумажки.

– Мне, право, даже неудобно, но я вынужден вам сказать: все тот же вопрос.

Владимир уже догадался, что вопрос все тот же. Напрасно он радовался, что со смертью Ковалева о его участке никто больше не вспоминает – вспомнили.

– И кто же его теперь поднимает? Не жена ли Ковалева?

– Что вы, что вы. Она и не знает, что ее муж хотел купить этот участок. После смерти Бориса Михайловича – как вовремя это случилось, не правда ли? – я эти бумаги ей не показывал. Зачем ей все это? Ей бы справиться с тем, что уже есть. И вообще, из-за уважения к вам и к себе я об этом никому не говорил, даже прокурору. Я сказал себе: «Лева, тебе это нужно? Не ввязывайся в это дело, и других не впутывай. Бориса Ивановича не вернешь, а хлопот не оберешься». Но мне с вами пришлось вновь встретиться. 

Владимир занервничал, стал вытирать невидимую пыль со стола. Сообщение о том, что им интересуется не Ковалева, дало понять, что его дела плохи.

– Тогда кто же? – стараясь быть безразличным, спросил Владимир.

– Теперь это, мальчик мой, некий бизнесмен Никодимов.

Владимир некоторое время молчал, перебирая в памяти имена знакомых бизнесменов.

– Нет, не знаю такого. Кто это?

– А его никто не знает. Чтобы вам было ясно, я шепну вам, что это человек всеми уважаемого заместитель мэра города. Большего я сказать вам не могу, вы понимаете же?

На Владимира словно навалился тяжелый камень, пригнув его голову к столу. Так он молча сидел некоторое время, затем зло посмотрел на адвоката.

– О, нет. Вы на меня так не смотрите, я как раз здесь не причем. Там у них есть такие бумажные черви, которые роются в бумагах, находят неточности в них, или отступления от правил, – какие могут быть правила? – потом продают эти документы заинтересованным лицам. Меня, по-существу, продали заместителю вместе с этой информацией. Нечестные люди, скажу вам, эти черви, дважды одну и ту же информацию продали. Но я юрист, мне заплатили, и я вот у вас.

– И что же хочет заместитель мэра? – мрачно спросил Жарков.

Владимир уже понял, что это конец его проекту, более того, это конец его, как крупного бизнесмена. С этим человеком ему не справиться.

– Вы простите меня, мальчик мой, но я не стал все пересчитывать, я предложил ему те же условия, что предлагал вам Ковалев, и, представляете, он согласился.

– Могли бы оценить дороже.

– Вы не поверите, но дороже я не стал оценивать только из-за уважения к вам. При высокой цене он мог – а он может это – потребовать подготовить документы о бесплатном изъятии земли, как приобретенную незаконным способом, ведь дело старого заместителя мэра о взятках еще не закрыто. Что будет потом, мне кажется, вас это не должно волновать. А я, мальчик мой, не хотел такого поворота событий, поэтому я и оставил старую сумму. Этой суммы достаточно, чтобы вы совсем не заглохли. Вы даже можете снять помещение под казино. Я знаю, денег хватит.

– Уважение ко мне? Что-то верится с трудом. Почему вы воспылали ко мне любовью?

– Не знаю. Просто понравились вы мне. Ведь бывает такое, что один человек нравится другому, а почему – неизвестно. Так и у меня.

– Да попал я. Придется продавать. Больше за землю просить не имеет смысла? А что вы посоветуете мне?

Адвокат порылся в бумагах, что-то пошептал себе, пожал плечами.

– Я думаю, что просить больше не только не имеет смысла, но и опасно. Хотя, это ваше дело. Но я вам бы не советовал тягаться, если можно так выразиться, с этим покупателем. Ведь не за просто так его вознесли так высоко, а за то, что он умеет дела делать.

– А если я подсуечусь и быстренько продам эту землю кому-нибудь другому? – с надеждой спросил Владимир.

– Не пройдет. Последнюю подпись на продажу городской земли ставит один из замов мэра. Не пропустят. Вот сразу после гибели Ковалева, – ах, как не вовремя это случилось, – может быть, и получилось бы, а сейчас поздно.

– Кто же знал? – Владимир тоскливо смотрел на адвоката. – Что, неужели мои бумаги так плохи, что лучше согласиться и получить хоть что-то, пока дают?

– Вы же понимаете, мальчик мой, что здесь дело не в бумагах, – хотя они могли быть лучше, – а в вашем участке. Уж очень он в хорошем месте расположен.

– Если бумаги не совсем плохи, то нельзя ли что-нибудь сделать для того, чтобы отстоять мои права на собственность, – не терял надежды Владимир.

– А я знаю? Это можно было попробовать в прошлый раз, но не в этот, так мне кажется. Сейчас это не пройдет.

Лев Михайлович многозначительно поднял указательный палец вверх и почтительно выдохнул:

– Власть!



                Конец