В ожидании любви. бытовая повесть

Глава первая. Среда обитания.

Сначала маленькая прихожая. Если кто-нибудь захочет улечься в ней на пол то, пожалуй, в длину поместится, но о раскинутых руках может не помышлять. Впрочем, раскинуть руки, да и то с условием лечь строго по центру, можно только в большой комнате. Хорошо, что в этой квартире живут люди  ниже среднего роста. По массе  вполне подходящие для пользованием спорткомплексом, стоящем в детской, расчитаным на вес не более 60 кг. А если бы они были чуть больше? Страшно подумать. В этой квартире когда-то жила собака – сенбернар Яроша. Вот ему было тяжело. Зайти, например, на кухню он еще мог, но выходил оттуда, только пятясь задом. Смешно? Может быть вам, а ему, скорее всего, было не очень весело.
В прихожей помимо двух вешалок (взрослой и детской) стоят ещё три велосипеда. Если вы пожелаете войти или выйти из квартиры, то надо  стать боком, а потом аккуратно передвигаться, пытаясь не зацепиться за какую-нибудь педаль. Но и это не так просто, т. к. надо двигаться вдоль той стены, где стоит, а чаще просто набросана друг на друга (из-за нехватки места) обувь. После того как вы миновали велосипеды, рискуя порвать колготки и подвернуть ногу, споткнувшись о чей-то, не очень аккуратно поставленный сапог, вам надо завернуть  за угол и попасть в ещё один полутораметровый коридорчик, от которого отходят  двери в комнату, кухню, ванную и туалет. И тут следовало бы включить сигнализацию с надписью ОПАСНО.
Т.к. если кому-то в этот момент понадобиться выйти из туалета, то он обязательно пришибет вас дверью. Но будем думать, что вам повезло, этого не случилось, и вы благополучно попадаете  в комнаты. Говорю комнаты, потому что это как бы одна узкая и длинная комната, перегороженная почти по середине. Старые потертые обои, давно посеревший, кое-где облупившийся потолок. И картины, картины, картины и книги на полках и компьютер на заваленном бумагами столе и чучело дубоноса на старом телевизоре рядом с крымским бессмертником, стоящим в китайской вазе начала века. Через всегда открытые двери в детскую виднеется двухэтажная кровать, уже известный спорткомплекс и множество игрушек равномерно разбросанных по полу.


Глава вторая. Утро.

Женщина лежала на разложенном диване в халате, забравшись под два одеяла. Темно русые волосы были влажны и непричесанны. На бледном моложавом лице выделялись  обведенные темными кругами глаза, неподвижно устремленные в телевизор. На экране странно приседающая девушка, жеманно улыбаясь, что-то, рекламировала, но было трудно разобрать что, так, как второй год услышать телевизор можно было только при полной тишине. А квартира была наполнена звуками. На кухне стекала по тряпке, обмотанной вокруг крана, вода, жужжала, периодически включаясь, стиральная машина. Капли, падающие из крана в ванной и с трубы около бачка в туалете, будто переговариваясь, отбивали легкую дробь. Им звонко аккомпанировало непрекращающееся журчание воды в унитазе. Настойчиво лезли в уши слова, доносившиеся из-за стенки. Опять ругаются - подумала женщина. Интересно  дойдут ли до драки, – но тут же ей стало стыдно.  Какое мое дело, в своей жизни разобраться не могу, а пытаюсь осуждать других. И вдруг резкий, неприятный требовательный звук перекрыл все остальные. Телефон. Куда делась равнодушие и безжизненность? Моментально откинув одеяла почти выпрыгнув из-под них, не заботясь о распахнутом халате, открывающем обнаженное тело, женщина в один миг оказалась около телефона. И вот уже в телефонную трубку льётся ласкающий, чуть официальный приятный голос «ало». Но это не мужчина, это звонит подруга, и голос сразу меняется, становится тусклым, уставшим и недовольным. После стандартного вопроса: - «Ты ещё жива?», со столь же стандартным ответом: - «Пока да.», - звучит приглашение попить кофе: - «Только зайди в бывший овощной, купи батончик по пятьдесят четыре копейки, деньги я тебе потом верну.», - говорит женщина, и еще промычав неопределенным тоном, кладет трубку. Только теперь почувствовав холод пола босыми ногами, она вдруг, неожиданно подпрыгивает и как бравая молодая лошадь заскакивает с ногами на диван, ныряя под одеяла. Прячется под ними с головой, и через несколько секунд выглядывает из-под них одним глазом: «да…, бардак…» думает она, как будто бы только теперь заметив раскиданные по креслам вещи и безнадежно смотрит на вечно чем-то заставленную открытую крышку секретера. «Надо убрать», но воспоминания о невымытой со вчерашнего вечера посуде весьма охлаждают её пыл. И вдруг другой, не менее требовательный, и еще более нахальный звук врезается в эту журчащую, гудящую тишину. Кто-то позвонил в дверь. «Это врядли подруга» думает женщина, довольно вяло напяливая шлепанцы и запахнув халат, направляется к двери. За дверью оказалась соседка. Лицо женщины расплывается в дежурной улыбке.


Глава третья. Музыка.

Все та же квартира, за столом покрытым клеёнкой, усеянной ярко-жёлтыми подсолнухами сидят две женщины. За спиной хозяйки на тумбочке, громоздятся горы невымытой посуды. Другая, небрежно привалившись к стене, в распахнутой куртке и сапогах, от которых на полу остались чёткие мокрые следы.
Женщина в куртке как-то удивленно смотрит на пол, на следы, четко выделяющиеся на чистом полу, и спрашивает:
- Полы мыла? Извини…
- А… Мелочи…, - говорит хозяйка, презрительно махнув рукой.
- Каждый день моешь?
- Почти.
- И чисто?
- Нет, дети…
Кофе уже выпито, съедены батончики. Испытывая потребность что-нибудь жевать, хозяйка протягивает руку к холодильнику, заглядывает в него. На верхней полке сиротливо лежит пакет с творогом, стоит полупустая банка сметаны, внизу валяется сверток с остатками колбасы. Она вздыхает, с надеждой оглядывается на шкаф, висящий на стене. Но в уме пройдясь по его полкам, говорит: «Ничего нет… Пойдем, я тебе что-то покажу».
Обе поднимаются и вялой походкой идут в комнату. Пока хозяйка включает компьютер, другая, раскинувшись в кресле, пристально смотрит на проигрыватель, как будто что-то вспоминая: «Хорошо… - говорит она, – у тебя музыка есть, а я уже два года прошу своего, что бы починил …».
Русоволосая женщина тоже смотрит на проигрыватель. Спина у неё инстинктивно распрямляется и она вдруг, почти грациозно направляется к нему. Нажимает кнопку. Загорается лампочка и в квартиру вливается сиплое гудение. Взяв после недолгого раздумья, пластинку с танцевальной музыкой её молодости, она пытается запустить проигрыватель, после долгого движения головки в разные стороны, при полном напряжении душевных сил ей, наконец, удаётся уловить нужный щелчок и диск победно начинает крутиться.
Подруга усмехается. Хозяйка безнадёжно, извиняющимся тоном: «Да он уже семь лет в таком состоянии, я привыкла. Гости иногда удивляются, все-таки муж -  электронщик…»
Но тут раздаются первые звуки четкого ритма. Куда девалась сутулая, с совиным выражением лица женщина. Легкая улыбка, огоньки в глазах, уверенная осанка и собранные, плавные и упругие движения тела. Рот чуть приоткрывается, губы краснеют, она явно получает удовольствие от ритмичного движения, как бы само собой рождающегося в такт музыке. «Ну что же ты? – Говорит она подруге, – давай вспомним молодость!»
Подруга  тяжело поднимается с дивана, медленно, даже неповоротливо становится напротив хозяйки квартиры, наклонив голову, смотрит себе под ноги. Темные волосы в беспорядке свисают вниз. И вдруг, будто бы что-то скинув с плеч, гордо откинув назад голову, она начинает танцевать. Ритм пронизывает все её тело. Жизнь пышет в каждом движении, а в глазах, ещё недавно не видящих, загорается лукавая насмешка. «Ого» – говорит хозяйка квартиры, делая очередной гибкий выпад всем телом.

Глава четвертая. Взгляды.

Взгляды, взгляды, взгляды. Как вы думаете, что помогает женщине тащить с базара сумки весом каждая по десять кг с лишним? Конечно мужские взгляды. Русоволосая женщина, гордо отстукивая каблуками, тащила двадцать пять килограмм. Ручки сумок врезались в пальцы, тяжесть тянула все мышцы, начиная от шеи, но она умудрялась делать вид, что все это не так уж тяжело. При очередной вынужденной остановке даже чуть-чуть кокетливо приседала, ставя сумки. И все эти героические усилия ради мужских взглядов. Ни ради того единственного, для которого она тащила все эти продукты. Она старалась выглядеть ради совершенно чужих и абсолютно не нужных ей мужчин.
И так выбившись из сил, и все-таки окрыленная взглядами она добралась до своей квартиры. Открывает двери и… И вступает в бой. Да-да, именно в бой. Ведь сколько не объясняй сыну, что нужно сделать уроки, а потом смотреть телевизор, и что сестра не предмет для отработки приёмов карате, он этого не понимает.
Последняя окрыленность пропадает под воплями дочери и упрямством сына. Остается только одна большая усталость, которая обволакивает и накрывает с головой. Глотнув судорожно воздух, она выпускает его с криками и ругательствами. И удивленно слыша как бы со стороны свои вопли, думает: «Неужели это я? Почему я кричу? Это мой голос?» На мгновение становится  стыдно, но усталость затмевает ум, а раздражение душит и требует выход. Почему дети считают, что она должна принадлежать им безраздельно и полностью, почему они уверенны, что для тебя не может быть ничего более важного, чем их моментальные проблемы и горести? Почему ты должна уметь разговаривать с ними двумя, еще с кем-то по телефону и работать на компьютере? Почему?… И женщина опять кричит на непонятливых детей и опять удивляется своему крику.


Глава пятая. Выход в люди и опять взгляды.

И вот долгожданная суббота. Ее выпустили из заточения. Отпустили одну без детей, без хозяйственных сумок,  в люди из заколдованного круга домашних дел.
Еще отдавая последние указания мужу, как и в какой последовательности кормить детей, она уже начала вспоминать, внутренне ощущать, что она не только жена, мать двоих детей, не только рабочая лошадь, со стертыми от стирки ногтями и загрубевшими пальцами. Она начала как-то внутренне ощущать что-то совсем иное, приятное и забытое за эту рабочую неделю. Это что-то распрямляло ей плечи, разглаживало морщины на лбу, меняло весь облик и повадки. Голос вдруг приобрел бархатистый оттенок, движения стали плавно упругие и в тот момент, когда за ней захлопнулась дверь ее квартиры, она забыла. Она забыла все, детей, мужа, грязное белье в ванне, невымытые окна. Она забыла и осталась только женщиной, легкой немного кокетливой и свободной.
Разве мог кто-нибудь предположить, что женщина так важно шествующая, гордо несущая свою прелестную головку, как будто бы говорящая, всем своим видом «Я знаю что я вам нравлюсь, но я еще не решила, нравитесь ли вы мне», что женщина со столь милыми манерами и нежным голосом пол часа назад изрыгала проклятия, кричала и ссутулясь растрепанная шаркала по квартире. Но сейчас, если бы ей кто-нибудь это напомнил, она бы не поверила. Она просто все забыла…
Женщина сидела в кафе, непринужденно попивая кофе, внешне пренебрегая взглядами, устремленными на нее мужчинами, на самом же деле купаясь в них, черпая в них силы и наслаждение, радость жизни, расцветающую цветком где-то в глубине ее существа, и внутренний смех счастья озарял ее. Она чувствовала, что живет, радуется полнокровной жизни каждая клеточки ее существа. Она возрождалась.


Глава шестая. Ожидание любви.

Русоволосая женщина в длинном, развевающемся сером плаще, не замечая бабушек на скамейке, замолкших при ее появлении, будто взлетела на второй этаж. Не стучась, толкнула прикрытую дверь и оказалась в квартире своей подруги. Запах мокрых пеленок и варящегося борща мгновенно окутал ее, достиг сознания и вернул к действительности. Радостное возбуждение сразу куда-то испарилось, но свет надежды все еще освещал ее лицо.
Подруга сидела с ногами на диване, забавляя двухмесячного ребенка. Трое других детей семи, шести и трехлетнего возраста играли рядом на полу.
- Мне  нагадали любовь в сорок пять лет - чуть сбивающимся, но еще наполненным радостью голосом выпалила русоволосая.
- И ты готова ждать? – насмешливо, но с пониманием глядя на вошедшую, спросила подруга.
- Да - прозвучал уверенный полный силы, веры и надежды ответ - Пусть в сорок пять, я подожду…
- А я не хочу потом, я хочу все сейчас и немедленно, - с расстановкой, даже чуть зло, сказала темноволосая женщина, поглаживая по спине своего улыбающегося четвертого сынишку.