Берджесс А. - Гибель на рассвете. Глава 10

   Г л а в а   X

   Лишь тонкая перегородка отделяла кабинет профессора Огоу-
на от столовой, и он часто слышал, как они спорят повышенны-
ми от возбуждения голосами. От уже привычного чувства страха
у него ныло в животе.
   Бессмысленность всей их затеи доводила его иногда до пол-
ного расстройства.  Ему  хотелось ворваться к ним и прервать
спор, так стукнув кулаком по столу, чтобы подпрыгнули и зад-
рожали на  полках дешевые пепельницы и вазочки из Карлсбада,
Пльзени и других туристических мест, собранные госпожой Ого-
ун и ее ребятишками в течение ряда надолго запомнившихся по-
ездок в каникулы.
   "Какого черта?! Отдаете ли вы себе отчет в том, что дела-
ете? - кричал он им в своем воображении.  - Как  вы  можете,
сидя здесь,  в моей почтенной столовой, спокойно решать воп-
рос,  убивать человека завтра или послезавтра? Как вы можете
обсуждать политическое убийство - осуществление которого так
опасно,  что страшно даже подумать об этом,  - так обыденно,
будто  вы  решаете,  куда поехать летом в отпуск?"  Затем, в
этой сцене,  которую он многократно повторял в своем вообра-
жении,  он обводил их изумленные лица выразительным взглядом
и продолжал: "Да, я боюсь! Я просыпаюсь ночью, весь дрожа от
страха  так,  что  жена думает,  что у меня приступ озноба и
настаивает,  чтобы я принял какое-нибудь  лекарство.  А  что
можно  принять  от острого неподдельного чувства страха,  а?
Какое лекарство поможет?  То, что вы затеваете, никак невоз-
можно! Вы - отчаянные, молодые и глупые и думаете, что у вас
это получится. Вы понимаете, что натворите? А?"
   Профессору Огоуну  было  непросто вернуться к реальности.
Он знал,  что в нем говорит переутомление.  Он знал, что его
воображаемые словесные упражнения сразу же иссякнут,  что он
будет стоять с протянутой рукой,  как дешевый оратор,  и не-
ловко опустит  ее  вниз,  будто держит в ней мокрую холодную
рыбу. Они несомненно слегка посмеются над ним и  скажут  без
малейшей обиды:  "Что  ж,  профессор Огоун,  мы уважаем ваше
мнение. Выражаем восхищение вашей смелостью - дать приют та-
ким опасным убийцам, как мы, но, пожалуйста, оставьте решать
это дело тем, кто знает, что делает".
   Ему казалось очень странным,  что так легко попасть в та-
кое положение.  Если бы два месяца назад кто-то сказал  ему,
что  он  будет укрывать двух молодых людей,  собирающихся на
следующий день совершить покушение на Гейдриха,  он счел  бы
это безумством.
   Все началось с его визита в Красный Крест.  Будучи препо-
давателем Пражской женской гимназии,  он нередко посещал уч-
реждения Красного Креста.  Бухгалтером там был Петер  Фафка.
Ему очень понравился этот человек. И жена его была веселой и
жизнерадостной.  Это она рассказала ему,  что в их  квартире
скрываются два парашютиста, два чехословацких солдата, отме-
ченных наградами за отвагу.
   Поскольку им  нельзя было подолгу оставаться в одном мес-
те, она спросила,  не мог бы профессор пустить их пожить не-
дели на две.  Он не колебался ни минуты. Ведь он был патрио-
том. Конечно,  пусть поживут.  Но при этом он заметил, что у
них дома  нет  излишков  продуктов.  При  наличии двух сыно-
вей-подростков им и так едва хватает. Одного парашютиста они
еще могли бы содержать, а двоих - трудно.
   Госпожа Фафка поблагодарила его и сказала,  чтобы о тало-
нах  на питание он не беспокоился.  Эти двое ребят не должны
разлучаться:  они вместе  работают  над  выполнением  одного
спецзадания.  Если он сможет предоставить им жилье, то полу-
чит продовольственные карточки.
   - Тогда нет вопросов,  - сказал профессор Огоун.  - Пусть
живут,  а мы сделаем все возможное,  чтобы оказать им госте-
приимство. - Он знал, когда говорил это, что укрытие незаре-
гистрированных лиц карается смертью, что всякая деятельность
против рейха карается смертью. И не имеет значения, насколь-
ко важна эта деятельность, - она карается смертью его и всей
их семьи. Но, как философствовал профессор Огоун, то, что ты
являешься чехом - карается необходимостью не упускать  такие
возможности.  В том случае, если вы желаете сохранить уваже-
ние к самому себе.
   Его младший  сын должен был начать учебу через полмесяца.
Старший сын был отличным спортсменом,  постоянно  занятым  в
школьных соревнованиях.  Как глава семьи, он подвергал риску
их жизни.  Но он считал  своим  моральным  долгом  поступить
именно так, а не иначе.
   Его жена - мягкая,  спокойная,  деликатная женщина  -  не
стала возражать, узнав об этом. Когда Ян и Йозеф переехали к
ним, она устроила вокруг них много суеты. Надо признать, они
были идеальными гостями: уходили из дома рано, в шесть часов
утра, и не возвращались до вечера. Всем, чем могли, помогали
по хозяйству.  Двое сыновей Огоунов тоже были очень взволно-
ваны тем, что у них живут парашютисты.
   Из посещений дядюшки Гайского,  человека, в конце концов,
такой же ученой профессии, как и он сам, профессор Огоун по-
лучил весьма ясное представление о том, что готовится.
   В его доме они устроили что-то наподобие игры: установили
правила,  договорились  об  опознавательных  знаках и знаках
тревоги,  заготовили ответы на случай, если что-то сорвется.
А вечерами они иногда играли в шахматы и говорили о том, что
будут делать "после войны".
   В тот день профессор Огоун,  сидя погруженный в свои мыс-
ли,  слушал спор Индры и дядюшки  Гайского,  Яна  и  Йозефа,
Опалки и Валчика,  тяжело вздыхал, и подавлял гнев, не давая
ему выплеснуться наружу. Он плохо себя чувствовал. В послед-
нее время профессор Огоун был болен - лежал в постели с вос-
палением желчного пузыря. Дядюшка Гайский во время своих по-
сещений принимал вид доктора, специалиста по таким заболева-
ниям. Он всякий раз заходил и беседовал с профессором  Огоу-
ном.
   Профессор Огоун снял очки, протер их толстые стекла своим
батистовым носовым платком и снова надел на свой тонкий уче-
ный нос.  Он взял свою авторучку. Отвинчивая колпачок, заме-
тил  при  ярком  свете,  что маленьких коричневых пигментных
пятнышек на его  руке  стало  как  будто  больше.  Профессор
вздохнул и подумал, что годы не красят человека.
   Он открыл  блокнот  и начал писать быстро,  но аккуратно,
тщательно выписывая каждую букву,  что всегда  отличало  его
почерк. Он  считал  своим долгом записать и оставить отчет о
происходящих в эти дни событиях.  История  все  фиксирует  в
своем календаре насилия. Он не может изменить ход событий, в
которые он,  как и остальные,  оказался вовлечен.  Профессор
Огоун изучал  ситуацию объективно и беспристрастно,  как ка-
кой-нибудь химик изучает химическую реакцию.  Если  опустить
синюю лакмусовую бумажку в раствор кислоты, она станет крас-
ной. Если нагреть гремучую ртуть,  произойдет взрыв. Уравне-
ние и результат известны.  Он наблюдал, как это человеческое
уравнение составляется перед его глазами. И очень боялся ре-
зультата.
   Поэтому он должен был записать эту историю, пока не позд-
но. Он заранее выбрал место,  где зароет свои записи - в од-
ной точке на футбольном  поле,  где  успешно  выступает  его
младший сын  в качестве правого полузащитника.  Для хранения
рукописи у него была приготовлена жестянка от бисквитов.
   Даже если бы профессор знал,  что во время последнего боя
за Прагу футбольное поле превратится в горелое месиво,  и от
его бесценных  бумаг  в жестяной банке останется лишь горсть
пепла, его бы это не остановило.  Если бы он также знал, что
многие месяцы  в  психиатрической  клинике  будет дрожать от
страха за свою жизнь,  то не отложил бы перо в сторону.  За-
полнение страниц красивым мелким почерком приносило какое-то
успокоение  его душе.  Должен же был кто-то оставить отчет о
том, что они собирались сделать, и о чем говорили там, в его
столовой.  А должен был сделать это не кто иной, как он, по-
тому что он основательно верил в неотвратимость их задачи  и
в благородство их целей.
   Индра помнит,  что  во время тех разговоров в столовой Ян
возражал против того, что дядюшка Гайский все время употреб-
ляет слово "убийство".  Сам Ян никогда не пользовался  таким
термином в связи с Гейдрихом. Индра понимал его чувства. Они
с Йозефом думали об этом по-другому.  Это  была  необходимая
работа,  как раздавить вредного слизняка или прихлопнуть му-
ху, разносящую чуму.
   Завтра, если все будет хорошо,  двое из них будут  стоять
на трамвайной  остановке в Холешовице и разрушительным шква-
лом пулеметного огня загонять их жертву в свой,  заранее от-
веденный и специально подготовленный угол ада.
   Убийство? Ну  нет!  Это  просто  тщательно организованное
правосудие.  Если какой-то человек  и  заслуживает  смертной
казни, то это рейхспротектор Чехословакии Рейнхард Гейдрих.
   Возмездие? Так говорил дядюшка Гайский.  Конечно, это бу-
дет возмездием.  Это  война.  В  драке случается всякое.  Ян
признался Индре,  что иногда он сомневается, обладает ли дя-
дюшка Гайский достаточной "ненавистью",  которая в Яне и Йо-
зефе действует как своего рода закваска, возбуждающая каждое
их слово  и  дело.  Может быть,  он слишком ученый?  Дядюшка
Гайский не прошел тех горьких разрушительных испытаний,  ко-
торым были  подвергнуты Ян с Йозефом.  С их прибытия в Прагу
он был отличным "адьютантом",  помогая им разными способами,
и, очевидно,  был так же предан, как и они, задаче уничтоже-
ния Гейдриха. Но по мере того, как акция становилась опреде-
леннее, его решимость начинала колебаться. Он все больше го-
ворил, что дело надо "отложить".
   Индра видел,  как Ян отводит взгляд от дядюшки Гайского и
смотрит в окно на голубое небо.  Весна в Праге была в полном
разгаре, и  солнце  прорывалось сквозь окно золотым потоком.
Этот поток разрезал точно пополам ковер в столовой,  так что
дядюшка Гайский, шагая, оказывался попеременно то в глубокой
тени, то весь в золоте солнца.
   Лейтенант Опалка,  Валчик, Йозеф и Ян изложили свои точки
зрения, а дядюшка Гайский продолжал стоять на  своем.  Индра
понимал, что их уже ничто не остановит. Они и так долго жда-
ли.  Пулемет Стена и заряженный магазин уже были   аккуратно
уложены  в сумку Йозефа.  Две ручные гранаты лежали у Яна на
дне портфеля,  холодные,  как огурцы,  но значительно  более
смертоносные.
   Индра принял этот факт,  дядюшка Гайский -  нет.  Поэтому
Индра, понимая его дилемму, позволял им продолжать разговор,
хотя и знал, что время разговоров уже прошло.
   Он навсегда запомнил их последнюю встречу.  Комната,  ме-
бель, лица,  горячие слова, аргументы и контраргументы запе-
чатлелись у  него в памяти с точностью стенографического от-
чета.
   Он вспомнил события последнего месяца - все, что произош-
ло после неудачного налета на завод "Шкода".  Из Англии при-
был еще полный самолет парашютистов: три группы по три чело-
века каждая  были сброшены в лесном районе  в  восьмидесяти
километрах к северу от Праги. Их нашли и всех препроводили в
надежные места в городе.  И только в последний момент  прои-
зошла беда.
   В двух местах в лесу они зарыли радиопередатчик и принад-
лежности к  нему.  Необходимо  было доставить их в Прагу для
работы. Валчик и юный Ата Моравец изъявили желание  привезти
один чемодан, Микс и один из вновь прибывших парашютистов по
имени Коуба - другой.
   Индра был  рад  возможности поручить какое-то дело Миксу,
который постоянно  желал  что-нибудь  делать.  Казалось,  он
чувствует  себя  в  какой-то степени ответственным за измену
Герика и нерешительность Пешала. Где Пешал теперь - никто не
знал, наверно, вел жизнь отшельника где-нибудь в лесу.
   Это поручение казалось не трудным,  и две  пары  отправи-
лись, не предчувствуя никакой опасности.
   Валчик и Ата ехали на поезде.  Они сошли на безлюдной де-
ревенской станции  и пошли пешком.  Место их назначения было
глубоко в лесу.  Они шагали через кочки в наступающей темно-
те, находя отмеченые ориентиры и надеясь, что приближаются к
цели. Вдруг резкий оклик "Стой!"  заставил  их  замереть  на
месте. Прямо на них был направлен ствол винтовки.  Они натк-
нулись на патрульного.
   Это был чешский жандарм.  Он осторожно приблизился к ним,
требуя держать руки поднятыми вверх.  У Валчика и  Аты  были
при себе револьверы, но Валчик сразу понял, что стоит только
попытаться их вынуть - и по крайней мере один из  них  будет
убит.
   Подчиняясь приказу,  они предъявили  свои  удостоверения.
Часовой посмотрел  им  в глаза и принял решение,  явно не по
инструкции.
   - Вы,  дураки,  - кратко сказал он, - что, не знаете, что
делается? Убирайтесь отсюда поскорей! Вон там есть неохраня-
емая тропинка. Валяйте, да быстро, а то не поздоровится!
   Когда они торопливо уходили в темноту, юный Ата спросил с
беспокойством:
   - Что он имел в виду?  Как ты думаешь, они нашли радиоап-
паратуру? Зачем выставили охрану?
   - Боюсь,  дело хуже,  - мрачно сказал Валчик.  - Все  это
очень плохо пахнет.
   - Мы сможем предупредить Микса и  Коубу?  -  с  отчаянием
спросил Ата.
   Валчик покачал головой.
   - Уже поздно.  Они приехали раньше нас.  Будем надеяться,
что им повезло.  Я начинаю думать,  что на Миксе  лежит  ка-
кое-то проклятье - злой рок.
   Он был прав. Миксу никак не везло - совершенно. За час до
этого  в нескольких километрах от того места,  где Валчика и
Ату остановил часовой, два жандарма внезапно вышли из кустов
на дорогу, по которой шли Микс и Коуба.
   - Стой! - крикнули они, подняв ружья. - Руки вверх!
   Ни Микс,  ни Коуба не были готовы к этому.  Коуба упал на
землю и покатился.  Микс выхватил свой пистолет и  выстрелил
раз, второй,  третий - и оба ружья отшатнулись. Один жандарм
был убит первым же выстрелом,  другой свалился раненый. Но и
Микс получил пулю в живот. Коуба подполз к нему.
   - Что с тобой?  Ты можешь идти? - Но Микс смотрел на него
обезумевшими от боли глазами.
   - Нет, со мной все кончено. Мне - конец. Беги!
   В отдалении  слышались  крики,  голоса приближались - это
другие патрули, услышав звуки выстрелов, устремились к ним.
   - Тебе не конец,  - настаивал Коуба.  - Пойдем!  Давай, я
подниму тебя и возьму за талию.
   Микс смотрел на него,  как будто не веря его словам.
   - Ты иди,  - сказал он с болью в голосе.  - У  тебя  мало
времени. Со мной все будет в порядке.
   - Я не пойду без тебя,  - упорствовал Коуба.  - Пошли,  мы
успеем спрятаться.
   - Иди, - сказал Микс. - Ты еще можешь спастись!
   - Без тебя не пойду!
   - Меня ждать бесполезно, - сказал Микс с болью. - Со мной
все кончено.
   И в доказательство этого,  чтобы у его нового товарища не
оставалось выбора,  чтобы уничтожить червь сомнения, который
может остаться в уголке совести Коубы в  будущем,  он  вдруг
поднес  свой  револьвер к голове,  прислонил ствол к виску и
нажал на курок.
   Коуба отпрыгнул  назад  с перекошенным от горя и боли ли-
цом. Не веря своим глазам,  он смотрел на пробитую голову  и
оседающее массивное тело.
   Стоны раненого часового,  лежащего рядом,  привели его  в
чувство, и он осознал отчаянную реальность своего положения.
Оставаться здесь дольше было незачем - Микс снял с него  всю
ответственность. Он  встал на ноги и побежал обратно тем пу-
тем, которым они пришли.  Бежал так,  что его сердце  готово
было вырваться из груди, и слезы перемешивались с потом.
   Прибыв в Прагу,  он рассказал остальным о доблести Микса,
которому удача изменила с самого начала.
   Газеты опубликовали иные версии этой истории.  Германское
агентство новостей сообщило:
   "30 апреля 1942 года  в 22 часа  патруль  жандармерии  из
Кладно задержал двух лиц чешской национальности, готовивших-
ся совершить террористический акт. Преступники сразу открыли
стрельбу по жандармам.  В перестрелке убит сержант жандарме-
рии Ометак и тяжело ранен квартирмейстер  Коминек.  Один  из
преступников застрелен.  Рейхспротектор дал указание велико-
душно позаботиться о вдове сержанта Ометака, павшего при ис-
полнении долга.  Рейхспротектор  выразил  особую признатель-
ность пострадавшему квартирмейстеру.  Кроме того, генерал СС
Гейдрих  отметил денежной наградой кучера,  внесшего сущест-
венный вклад в обнаружение преступников. Благодаря его само-
обладанию, террористический акт был предотвращен".
   Все было очень просто. Деревенский кучер обнаружил радио-
аппаратуру и донес в гестапо.  Он слышал, что нацисты хорошо
платят за такую информацию.  И оказался прав. Они расставили
ловушки, и Микс погиб.
   Щедро наградили они и Герика, хотя о нем ничего не публи-
ковали. Ему дали дорогую меблированную квартиру на  Карловой
площади в центре Праги.  Он получил новое удостоверение сот-
рудника полиции, ему было назначено хорошее еженедельное жа-
лование и разрешено приходить и уходить по  своему  усмотре-
нию.
   Конечно, время от времени ему приходилось  оказывать  от-
дельные услуги.  В ту ночь, когда погиб Микс, за ним приеха-
ли. Комиссар Флейшер лично приехал к нему на квартиру в сво-
ем автомобиле и сам отвез его на место происшествия.
   Осветив фонариком окровавленное лицо Микса, они спросили:
   - Вы его знаете?
   И Герик, весь дрожа, сказал:
   - Да,  это один из двух,  сброшенных вместе со мной.  Его
имя - Арност Микс.
   Комиссар гестапо сам отвез Герика обратно домой и у  две-
рей учтиво  пожелал  ему  спокойной ночи.  Герик поднялся по
лестнице, отпер дверь и вошел в квартиру,  ступая по мягкому
ковру. Разделся и лег в постель.  А когда выключил свет, то,
должно  быть,  смотрел в темноту ничего не видящими глазами.
Ему было о чем подумать.
   Никто не знает,  почему Микс выдержал,  а Герик сломался.
Никто не  знает,  что  заставляет одного человека держаться,
несмотря ни на что,  а другого - легко ломаться,  как  сухая
ветка. За последние десятилетия было изобретено великое мно-
жество способов испытания человеческого духа и тела. Но если
выведены какие-то   математические   выражения,  описывающие
страдания человека,  и,  если на стенах некоторых учреждений
висят графики, показывающие, как возрастает кривая отчаяния,
то их распространение до сих пор строго ограничено.
   Кажется, гены,  кровяные тельца и другие физические орга-
ны, содержащие  существо отваги человека,  до сих пор сопро-
тивляются всем попыткам связать их простым уравнением.
   Гибель Микса удручающе подействовала на остальных  членов
группы. Беспокоил их и еще один факт.  Гейдрих медленно,  но
верно усиливал свою хватку над их страной. Все происходило в
точности так,  как предсказывало  руководство  чехословацкой
разведки в  Лондоне.  Скоро вся Чехословакия будет принадле-
жать к нацистской империи. Это волновало Яна больше, чем все
остальное.  В  конце  концов,  их с Йозефом задача - как раз
предотвратить такое развитие событий.
   Они тщательно изучили и обследовали все другие  возможные
способы покушения  на  рейхспротектора.  И  были по-прежнему
убеждены, что  нападение на автомобиль на том углу в Холешо-
вице - самый лучший план.  Наконец они  решили,  что  больше
ждать  нельзя,  и они не потерпят отлагательств.  Как только
поступит информация об отъезде Гейдриха из Праги, они решили
действовать, невзирая на то, что будет говорить Индра. И вот
они получили такое известие:  завтра утром Гейдрих  летит  в
Берлин.
   Час за часом Ян вел спор с Индрой об  их  плане.  Хорошо,
соглашался он,  пусть  они  - только два молодых человека на
велосипедах,  причем один - на старом  дамском,  вооруженные
пулеметом Стена,  револьверами и ручными гранатами, выступят
против главаря самой жестокой террористической  организации,
какую только знал мир.  Пусть это будет самоубийством! Какое
это имеет значение, если покушение увенчается успехом? А оно
увенчается успехом, так как они готовы на все - будь что бу-
дет! Завтра Гейдрих летит в Берлин для встречи с фюрером. Ян
и Йозеф поклялись,  что завтра, на том углу в Холешовице, он
вместо этого встретится с ними.
   Индра вернулся  в мыслях к настоящему моменту и стал слу-
шать, как лейтенант Опалка пытается убедить дядюшку Гайского.
   - Мы  все  это уже обсуждали,  господа,  - устало говорил
Опалка.  - Предполагаемое убийство Рейнхарда Гейдриха -  это
не отдельный акт возмездия.  Не убьем Гейдриха - чешский на-
род будет воевать на стороне нацистов.  Наши  дивизии  будут
вести  бои против англичан,  американцев,  русских.  Нацисты
достигнут беспримерного пропагандистского успеха. Другие лю-
ди,  поважнее нас с вами,  решили,  что этим актом мы сможем
предотвратить такое развитие событий.  Мы - простые исполни-
тели операции.
   Это было их кредо.  Чехословацкое правительство  и  руко-
водство армии в Лондоне, которое послало их, верило, что это
так. Сам Гейдрих был архитектором нацистского  успеха.  Если
он умрет,  если он будет убит,  все должно измениться.  Рейх
получит такую пощечину, такое оскорбление, что сотрудничест-
во станет  невозможным,  и какое-либо примирение - затрудни-
тельным.
   - Сегодня было еще сообщение, - медленно произнес Опалка.
- Передали по радио в дневных новостях.  Сегодня утром Гейд-
рих принял членов правительства протектората.  Вот почему он
летит в Берлин. Все решено. Нет сомнений, он доложит Гитлеру
о  своих  успехах  и предложит несколько чешских дивизий для
использования на восточном фронте.
   - Он не доедет до Берлина,  - резко сказал Ян. - Он будет
лежать в морге на мраморной плите.
   Ему представлялось,  что  убийство  Гейдриха накануне его
отъезда на совещание, результаты которого еще больше порабо-
тят Чехословакию,  будет справедливым и священным правосуди-
ем. Другой такой возможности не будет.
   Несколько активных  участников сопротивления в районе Хо-
лешовице были предупреждены,  что может понадобиться их  по-
мощь.  Им не раскрыли план,  просто попросили быть наготове.
Валчик и еще один товарищ будут помогать в фактическом  осу-
ществлении покушения. Ян и Йозеф нажмут на спусковой курок.
   Поэтому Ян слушал дядюшку Гайского с огромным  нетерпени-
ем, а  тот  снова и снова повторял один и тот же довод,  как
будто его повторение само по себе вскроет какое-то его скры-
тое достоинство.
   - Мы создавали нашу организацию медленно и с большим тру-
дом  в течение многих месяцев,  - тихо говорил дядюшка Гайс-
кий.  - Если мы сумеем убить Гейдриха,  - он намеренно и  не
без  гордости произнес это "мы",  - то наверняка навлечем на
наши головы ужасное возмездие.
   - Ну? - ровным голосом сказал Ян.
   - И что? - с вызовом добавил Йозеф.
   Лейтенант Опалка ничего не сказал. Промолчал и Индра.
   Дядюшка Гайский остановился,  вздохнул и смущенно покачал
головой, как  будто  не  мог выразить словами то,  что хотел
сказать.
   - Не скажу,  что я точно знаю,  почему я чувствую, что не
стоит делать покушение завтра. Я не могу показать пальцем на
какой-то фундаментальный изъян в плане. Но мы создавали нашу
организацию долго и упорно, а это может все погубить. Мы еще
не испытали себя в деле.  А это испытание слишком серьезное,
чтобы начинать сразу с него.
   Индра понимал,  что дядюшка Гайский по-своему прав,  если
стать на его точку зрения. Но за деревьями он не видит леса.
Акт убийства Гейдриха - это кульминация, а не испытание дея-
тельности организации.
   Ян встал. Он не мог больше сидеть спокойно.
   - Мы здесь уже почти полгода,  дядюшка Гайский, - с чувс-
твом сказал он. - Шесть долгих месяцев! Что мы сделали тако-
го, чем причинили нацизму реальный вред? Ничего! - Он не дал
дядюшке Гайскому ответить. - Ладно, мы создали новую органи-
зацию сопротивления по всей стране.  Но что толку в движении
сопротивления,  если  оно  не оказывает никакого сопротивле-
ния?..
   - Я  согласен,  - сказал Йозеф,  не в силах более сдержи-
ваться. - Мы здесь как раз для этого - вести борьбу!
   Он поднялся, но Ян дружески толкнул его обратно в кресло.
   - Вы не хуже нас знаете, что из Англии нас прислали, что-
бы мы  добрались  до  Гейдриха,  - продолжал Ян.  - До Карла
Франка или Рейнхарда Гейдриха - кого сможем  достать  и  кто
ценнее. -  Он минуту помолчал,  чтобы слушатели усвоили ска-
занное. - Лучше - Гейдриха: он ценнее, и он - больший палач.
Не считая самого Гитлера,  нет никого важнее во всем нацист-
ском гадюшнике.  Убив его,  мы сможем вбить первый гвоздь  в
гроб  нацизма.  Это  будет такой мощный удар,  звук которого
разнесется по всему миру.
   Дядюшка Гайский только моргал глазами в ответ  на  натиск
Яна. Он вздохнул,  как бы понимая,  что ему никогда не одер-
жать верх в этой словесной битве.  Обернувшись, он посмотрел
на Опалку,  потом - на Индру. По их лицам он понял, что про-
играл спор.
   Затем слово  взял Индра.  Он говорил серьезным тоном:
   - Я думаю,  все согласны с вами, дядюшка Гайский, что нам
нужно время. Нужно время, чтобы добыть оружие и радиоаппара-
туру.  Работников сопротивления надо обучить.  Нам нужны еще
парашютисты из Англии. Нужно много разных вещей и много вре-
мени.  Но война нам времени не оставляет.  Если Яну и Йозефу
удастся убить Гейдриха,  мы вызовем волну репрессий на  свою
голову, которая всех нас уничтожит. - Он помолчал. - Но, за-
нимаясь такими делами,  мы вынуждены мириться с  этой  опас-
ностью.  Нет ничего более важного для нашего дела, чем оста-
новить проводимую Гейдрихом интеграцию нашей страны  с  Гер-
манским рейхом. Мы не можем позволить себе упустить завтраш-
ний шанс.
   Все понимали,  что это - последнее слово, и дядюшке Гайс-
кому ничего не остается,  как слегка присвистнуть.
   - Что ж,  я полагаю, что это так, - спокойно сказал он. -
Я выполню свою роль.
   Ян вскочил  на ноги и хлопнул Йозефа по спине.  Затем по-
вернулся к Гайскому,  который,  бледный и нерешительный, все
еще стоял посреди комнаты.
   - Не волнуйтесь,  дядюшка Гайский, - сказал он. - Все бу-
дет хорошо. Не волнуйтесь.
   - О, господи! - тихо произнес дядюшка Гайский. - Как бы я
желал не волноваться!

   Анна ждала на Карловом мосту,  облокотившись  на  парапет
центральной арки. Она с улыбкой повернулась к нему. Он подо-
шел, взял ее за руку и наклонился над парапетом,  глядя вниз
на воду.  Она  чувствовала рядом тепло его тела.  Она знала,
что они решили.
   Река внизу,  разделенная треугольными опорами на протоки,
с журчанием текла к морю. Был вечер 26 мая 1942 года. В воз-
духе чувствовалось  лето.  Каштаны  вдоль  берега были все в
цвету. Они стояли в сгущающихся сумерках,  и он говорил мед-
ленно и  с  болью,  почему они должны это сделать,  повторяя
свои аргументы,  которым сам как будто не верил и нуждался в
поддержке, которую мог получить только от нее. Последний ме-
сяц, после налета бомбардировщиков на Пльзень,  был для  них
месяцем тихой радости.  Теперь она знала, что их медовый ме-
сяц кончился.
   Анна уже  не  раз прежде слышала такие его разговоры,  но
тогда эти рассуждения были чисто схоластическими. Теперь бы-
ла реальность.  Завтра утром Йозеф и Ян будут стоять на углу
улицы не как простые граждане,  а как исполнители приговора.
Их не  защитит  никакой  закон.  Шансов выжить у них,  может
быть, меньше,  чем у намеченной ими жертвы.  Хотя она стара-
лась не думать об этом, скрывая это от себя самой, иногда ее
глазам  представлялась  картина,  как  они лежат мертвые.  И
кровь на мостовой может оказаться кровью их, а не Гейдриха.
   Ян продолжал говорить,  почти сам с  собой,  будто  желая
убедить себя  самого.  Он повторял все тот же рассказ,  что,
когда они прибыли,  за ними стояла вся организация. Все были
готовы помогать им. А затем, каким-то образом, подспудно на-
чали закрадываться сомнения.  Что-то было не так.  Возможно,
это предательство Герика или гибель Микса вызвали эту потерю
уверенности. Он не знал.
   На мосту, под звездами, выступающими в темнеющем небе над
головой, и загадочными шпилями, устремленными в небо по обо-
им берегам реки,  они,  пусть ненадолго,  чувствовали себя в
безопасности.
   Анна пыталась объяснить это тетушке Марии,  и тетушка Ма-
рия поняла.  Ведь в этой точке был фокус всей Праги, и здесь
вокруг было их наследство по праву. Чтобы обрести его вновь,
чтобы быть достойными этого наследия, надо было организовать
заговор и совершить убийство,  рисковать своей жизнью и жиз-
нями других людей.  Они уже не могли повернуть обратно. Воз-
можно, у Анны никогда не будет ребенка.  Возможно,  не будет
этого времени - "после войны".
   Завтрашний день должен был дать ответ на многие вопросы.