Берджесс А. - Гибель на рассвете. Глава 13

   Г л а в а   XIII

   Йозеф прибежал в дом своей невесты.  Ян нашел приют у те-
тушки Марии.  Валчик,  после  того,  как автомобиль Гейдриха
проехал мимо, положил свое зеркальце в карман, прошел по бо-
ковой улице,  той самой,  на которой позже очутился Йозеф, и
на трамвае вернулся к себе.  Клейн до прибытия скорой помощи
лежал распластанный возле мясной лавки. А что Гейдрих? Что с
тем человеком, которого они пытались убить?
   Бросив свой револьвер на землю,  Гейдрих медленно, сквозь
кучки любопытных зевак, добрел до своего поврежденного авто-
мобиля. Он облокотился на капот, наклонившись, как задохнув-
шийся после тяжелого бега. Лицо его позеленело. Люди с трам-
вая собралась в кучки вокруг него, но близко никто не подхо-
дил.  Их отпугивала нацистская  форма.  Наконец  любопытство
превозмогло страх, и по толпе прошел шепот, подобный ветерку
на краю пшеничного поля.
   - Это - Гейдрих, рейхспротектор!
   - Нет, не может быть!
   - Он, я вам говорю! Я видел его фотографию.
   - Он ранен. Смотрите, какое лицо!
   - Он ранен в спину!
   - Надо оказать помощь.
   Но никто помощи не оказывал.  Все только стояли и смотре-
ли. Второго немца видно не было.  Потом вмешалась одна моло-
дая женщина,  сошедшая с трамвая, - белокурая, симпатичная и
хорошо одетая.  Она сердито обратилась к толпе:
   - Вы что - не видите, что это рейхспротектор?! Не видите,
что он ранен?! Ему нужна помощь! Остановите машину! Надо от-
везти его в больницу.
   Никто не двинулся.  Толпа отступила,  перешептываясь, как
трусливое  стадо,  по-видимому,  не  способное  к действиям.
Приближался какой-то грузовик.  Блондинка подбежала к  нему,
водитель притормозил.
   Она крикнула,  чтобы он остановился и помог, но водитель,
увидев,  что помощь нужна не ей,  и, заметив немецкую форму,
нажал на газ.
   - Извините, я  полностью загружен.  Даже с перегрузкой, -
крикнул он,  стараясь перекричать шум мотора.  Он уехал  под
гору, оставив женщину ругаться и кричать ему вслед.
   Как ни странно, кажется, никто не подумал о телефоне, ко-
торым чуть раньше пользовался Йозеф. И, кроме того, никто не
хотел впутываться в это дело. Те, кто поумнее, поспешили уй-
ти пешком,  не дожидаясь, пока возобновится движение трамва-
ев.  Остались только любопытные глупцы  и,  конечно,  верные
сторонники нацистов.
   Те два полицейских, которые гнались за Яном почти до мос-
та, теперь,  задыхаясь, поднялись обратно в гору. Тот, в ко-
торого Ян  выстрелил,  оказался  совершенно   невредим,   он
во-время отскочил  в  сторону.  Теперь он взялся руководить.
Подобное дело могло означать продвижение по  службе.  В  это
время с горы спускался небольшой хлебный фургон,  и этот по-
лицейский с важным видом поднял  руку.  Фургон  остановился,
смущенный и озабоченный человечек высунул голову из окна.
   - Вы немедленно доставите рейхспротектора  в Булову боль-
ницу,  - строго сказал полицейский.  Он уже начинал чувство-
вать вкус предстоящего повышения.
   - Но я  везу... - начал булочник,  напуганный формой,  но
пытаясь все же отстоять свои права.
   - Не надо спорить!  - предостерег его полицейский.  - Де-
лайте, что вам говорят. Это - неотложно.
   Лицо Гейдриха было теперь таким же зеленым,  как его фор-
ма. На его кителе было два или три небольших надреза на спи-
не, но они не казались сколько-нибудь значительными. Он дер-
жал руку прижатой в области почки. Полицейский усадил его на
сиденье  фургона  рядом с водителем.  Гейдрих застонал и,  с
трудом шевеля губами,  потребовал свой портфель из автомоби-
ля.  Второй  полицейский подал ему портфель.  Водитель сел в
фургон и включил стартер,  но не успел он тронуться с места,
как Гейдрих истерически закричал.
   Маленький водитель выключил зажигание и вышел искать  по-
мощи.
   - Я не понимаю, - ныл он. - Неужели генерал не видит, что
я  не  говорю по-немецки?  - Он чуть не плакал.  Из этого не
могло выйти ничего,  кроме беды.  Ну почему это должно  было
случиться  с  ним,  бедным булочником,  который знает только
свое дело и делает его как может,  не занимается политикой и
прилично себя ведет?
   - Молчать! - сказал навязчивый полицейский  и пошел гово-
рить с Гейдрихом. Вернувшись, он отругал булочника так, буд-
то все происшедшее было делом его рук. Он что - не понимает?
Рейхспротектору  нестерпимо больно  сидеть.  Он хочет лечь в
фургон.
   - Но там все в муке,  старые грязные короба и корзины.  Я
не думал... - ныл булочник.
   - Перетащите меня!  - стонал Гейдрих. - Быстрее!
   - Сию минуту,  герр генерал!  - важно сказал полицейский.
Взмахом руки отогнав толпу,  он помог Гейдриху перебраться в
зад фургона. Крыши у него не было. Они опустили задний борт,
Гейдрих вполз внутрь и лег на спину,  положив вытянутую ногу
на одну корзину.  Фургон тронулся, и исполняющий обязанности
рейхспротектора Богемии и Моравии,  угнетатель чехов,  палач
евреев, убийца, мучитель, садист, вздрагивал на каждой кочке
на дороге,  судорожно сжимая борт белыми от напряжения паль-
цами левой руки.
   Пораженные служащие клиники вытащили носилки и унесли его
внутрь больницы. Из приемного отделения полицейский позвонил
в Град и спросил кого-нибудь из высокопоставленных офицеров.
Когда его наконец соединили с одним из старших  офицеров,  и
он рассказал,  в чем дело, наушник телефонной трубки чуть не
взорвался в руках полицейского.  Покушение на рейхспротекто-
ра?!  Чепуха!  Полнейшая  чушь!  Кто  посмеет пойти на это?!
Рейхспротектор в данный момент едет в аэропорт.
   Полицейский, слегка смущенный этой яростью,  начал снача-
ла.
   - Уверяю вас, - сказал он, - что в данный момент он лежит
на больничной койке в Буловой клинике.  Думаю,  он  ранен  в
спину. У него на руках, кажется, очень важный портфель.
   От этого  известия  нацистский офицер,  казалось,  совсем
обезумел. Он всячески поносил полицейского, ругал его, обзы-
вал дураком.  Вежливо  и  волнуясь,  ибо  он говорил с очень
большим начальником,  полицейский терпеливо  дождался,  пока
тот кончит,  а  затем  повторил  свой рассказ слово в слово.
Важный офицер впал в неистовство.  Разве он  не  знает,  что
рейхспротектор Гейдрих является руководителем СД?  Все члены
СД, даже самого низкого ранга,  священны и  неприкосновенны.
Сама мысль,  что кто-то может совершить попытку покушения на
руководителя СД, является надругательством над здравым смыс-
лом. Полицейский вежливо начал все сначала.
   - Должен сообщить вам, что рейхспротектор Гейдрих серьез-
но ранен и в данный момент лежит на койке в  Буловой  клини-
ке...
   Офицер бросил трубку.  Не прошло и получаса,  как клиника
была окружена отборными отрядами эсэсовцев.  Койки, на кото-
рых лежали чешские пациенты,  были немедленно  выставлены  в
другие палаты.  Телеграммы-молнии полетели в Берлин. Сам фю-
рер был в бешенстве.  Гиммлер готовился  вылететь  в  Прагу.
Лучшие немецкие врачи и хирурги готовились к вылету в Прагу.
Пражское радио прослушивалось повсюду  разными  службами,  и
это событие попало в заголовки новостей по всему миру.
   Нацистский улей загудел,  как будто по нему ударили тяже-
лым молотом.  Их безумство теперь могла успокоить только са-
мая страшная месть.
   В полночь  заревели моторы грузовиков,  и отряды немцев в
железных касках, собранные из казарм и квартир по всей Праге
и ее окрестностям, погрузились в них. Каждый получил приказ,
каждому была поставлена цель.  Все проходы должны быть  тща-
тельно осмотрены,  все  дома в выбранных районах должны быть
блокированы и обысканы. Любое проявление сопротивления долж-
но немедленно караться смертью.  Все подозрительные личности
без документов подлежат немедленному аресту и  доставке  для
допроса.
   Машины заревели, и клубы дыма из их выхлопных труб устре-
мились к звездному небу. Грузовики с высоким верхом загромы-
хали по улицам, и жители Праги, слыша их, беспокойно вороча-
лись во сне.
   Найти людей, покушавшихся на Гейдриха! И охота началась.

   Ян Кубиш,  вконец измотанный,  приняв лекарство,  спал  в
кресле у  тетушки  Марии.  Йозеф  спал более спокойно в доме
Фафки. И по всей Праге, где скрывались вновь прибывшие пара-
шютисты, они спали беспокойно и были настороже.
   В квартире госпожи Терезы дремал в кресле  полностью оде-
тый лейтенант Опалка. К четырем часам утра он глубоко уснул.
Когда Ян и Йозеф не пришли на заранее  назначенную  встречу,
чтобы обсудить  дальнейшие  планы,  он понял,  что что-то не
вышло. Сообщения,  переданные по радио, это подтвердили. Те-
перь он  был  готов к началу террора.  Госпожа Тереза первой
услышала звонок в квартире дворника внизу. Посмотрев в окно,
она увидела отблеск железных касок и услышала рокот голосов.
   Она бросилась будить Опалку,  но он тоже услышал и засте-
гивал куртку.  Она  посмотрела на него с ужасом.
   - Это может быть всеобщим обыском.  Я думаю, это - солда-
ты, а не гестаповцы.
   Опалка знал, что разница между вермахтом и гестапо - чис-
то теоретическая.
   - В тайник - быстро! - сказал он.
   Квартира была  небольшой:  гостиная,  столовая,  кухня  и
спальня. Они  быстро перешли в гостиную комнату.  Ненаблюда-
тельному глазу казалось, что в ней абсолютно негде спрятать-
ся. Круглый стол, стулья, у одной стены - кушетка с деревян-
ными подлокотниками,  накрытая полосатым сатиновым  покрыва-
лом,  две диванные подушки по краям.  Над ней на стене висит
книжная полка.  Справа - небольшой встроенный стенной  шкаф-
чик,  внутреннее пространство которого используется для хра-
нения щеток и тряпок.
   Вместе они приподняли кушетку и отставили ее от стены. За
ней оказался еще один стенной шкаф  -  только  чуть  пошире.
Опалка залез в него, госпожа Тереза закрыла дверцу и придви-
нула кушетку обратно на место.  Она полностью загородила не-
большую дверцу,  кроме ее левого верхнего уголка.  Установив
подушки на верху кушетки,  она его как раз закрыла,  но  это
было непрочное прикрытие.
   Услышав шум у двери, она обернулась, ее сердце сильно би-
лось. Там стояла ее маленькая дочурка Аленка. Ей было десять
лет. Когда гестаповцы пришли за ее отцом,  ей было семь.  Ее
тогда разбудили в это же время, и она видела, как его увели.
Теперь в ее глазах был тот памятный ужас.  Этот ужас был та-
ким явным и открытым,  что госпожа Тереза тихо заплакала от-
того, что ей вновь приходится переживать это унылое и  горь-
кое испытание.
   Она ласково взяла ее на руки и  крепко  прижала  к  своей
груди.
   - Доченька, - сказала она, - не пугайся. Сядь в кресло, в
котором спал дядя Адольф и не говори ни слова, когда солдаты
придут делать обыск.  Если мы ничего не будем говорить - они
скоро уйдут.
   В квартире внизу был слышен топот ног. Вся дрожа, она по-
смотрела по  сторонам,  нет ли признаков присутствия Опалки.
Поспешив в гостиную,  она шепотом сказала над кушеткой:
   - Не волнуйтесь! Я уверена, это только солдаты.
   Его голос был настоятельным.
   - Я забыл револьвер!  Он - под подушкой. Есть время взять
его?
   Она кинулась к креслу,  подняла Аленку и перевернула  по-
душку.
   Он был там - браунинг-автомат,  тяжелый, холодный и опас-
ный. Она схватила его и побежала обратно в гостиную. Отодви-
нула кушетку, открыла дверцу, сунула револьвер ему в руки.
   - Как удачно! - прошептал он.
   Почти одновременно она услышала тяжелый стук  в  дверь  и
поспешила в прихожую. Проходя еще раз мимо кресла, она заме-
тила его галстук, лежащий на полу у ножки кресла, с которого
он упал. Она сгребла его и запихнула поглубже в карман хала-
та. С пересохшим ртом,  с тяжелым,  как камень, сердцем, она
отперла запор и открыла входную дверь.
   Снаружи стояли два эсэсовца.  Они были в форме, в касках,
агрессивны, подозрительны.  Мрачно посмотрев,  они втолкнули
ее обратно в квартиру.
   - Что вам угодно? - спросила она.  И вся дрожа,  стараясь
выразить негодование,  она резко сказала: - Кроме меня и до-
чери, никого нет!
   Они молча прошли через прихожую.  Посмотрели  на  Аленку,
которая ответила прямым,  непосредственным детским взглядом.
Пока один осматривал кухню и спальню, второй прошел в гости-
ную.  Госпожа  Тереза - за ним.  Он открыл дверцу маленького
стенного шкафа,  потыкал внутри своим ружьем,  затем пощупал
рукой.  Обвел глазами кушетку, задержал взгляд на подушках у
одного края. Шагнул к ним, посмотрев при этом на госпожу Те-
резу.  С  чувством  безнадежного ужаса она метнула взгляд на
комод в другом углу.  Это остановило его на  середине  шага.
Подозрительно  глядя на нее,  он повернулся и начал рыться в
ящиках комода.  Но не нашел ничего для себя интересного.  Он
снова  оглянулся на подушки,  и сердце ее похолодело.  Он не
должен их трогать!  Чего бы то ни стоило - он не  должен  их
трогать!  Когда он двинулся мимо нее,  она как бы попыталась
убрать стул с дороги,  но каким-то странным образом он  ока-
зался как раз на его пути. Он остановился, и в это мгновение
в комнату вошел другой солдат.
   - Ничего нет,  - сказал он.  - Пойдем дальше - кончать  с
остальными. - Эсэсовец в последний раз посмотрел на подушки.
- Ладно, - сказал он.
   Она проводила их до двери  и  заперла  за  ними.  Стояла,
прислонясь  к двери спиной.  На лбу выступили капли пота.  У
нее потемнело в глазах. По лицу Аленки она видела, что имеет
ужасный вид.
   Она попыталась улыбнуться,  но вышла такая  гримаса,  как
будто мышцы ее лица застыли от холода.
   - Все хорошо,  доченька,  - ласково прошептала она. - Те-
перь все хорошо.
   Она дождалась,  когда  внизу хлопнула дверь,  и грузовики
поехали дальше,  и лишь после этого выпустила Опалку из шка-
фа. Потянувшись, он бросил револьвер на кушетку.
   Опалка взял обе ее руки в свои.
   - Когда все кончится,  - сказал он, - если я буду жив, то
приеду и подарю тебе золотой ключик.  -  Погасив  свет,  они
посмотрели  сквозь  щель в ставнях.  Небо начинало светлеть.
Где-то внизу на дереве пела птичка.
   Они вернулись в прихожую.  Аленка все еще сидела в кресле
и потихоньку всхлипывала.
   Обыски продолжались всю  ночь.  Население  оккупированной
Европы хорошо с ними знакомо.  Люди многократно испытали тот
мучительный страх и беспокойство,  которые их всегда  сопро-
вождают. В  намеренном  и  систематическом использовании для
обысков и арестов ночного времени,  в часы перед  рассветом,
было более действенное запугивание, чем гул бомбардировщиков
над головой.  Такой же пронзительный  ужас  вызывает  только
стук  сапог  палача,  направляющегося по длинному коридору к
камере смертников. В ту ночь звезды над шпилями пражских ба-
шен и  над  невидимой паутиной радиоволн были жесткими и хо-
лодными. В ту ночь резкий голос Пражского радио был суров  и
беспощаден. Кто-то дорого заплатит за это поругание!
   Были переданы  специальные инструкции  для жителей Праги.
Гражданским лицам запрещается выходить из своих домов с 9 ча-
сов вечера 27 мая до 6 часов утра 28 мая.
   Все публичные бары,  кинотеатры,  театры и прочие общест-
венные заведения закрываются.
   Движение всего общественного транспорта прекращается.
   Всякий, застигнутый  на улице во время комендатского часа
и не остановившийся по требованию, будет застрелен на месте.

   Ян проснулся  в половине шестого.  Он спал,  согнувшись в
кресле,  в квартире Моравец.  Тело его затекло и все болело.
Чувствовал  он  себя по-прежнему крайне подавленным.  Рана в
груди ныла,  забинтованный глаз пульсировал под повязкой. Он
посмотрел  на  холодный  серый свет в окне,  потом - на свое
унылое отражение в зеркале в ванной.  Пощупал пальцами  свое
одутловатое, распухшее лицо. В Праге, просыпающейся в то ут-
ро под чистым июньским небом,  начинался новый день террора.
Люди включали радио и узнавали о том, что произошло за ночь.
Так они узнали о начале казней. В первых сообщениях по радио
назывались имена пятерых человек,  не имевших никакого отно-
шения к сопротивлению.  Они были казнены за то,  что пустили
на ночлег незарегистрированных лиц.
   Ян прошел в кухню. Тетушка Мария была уже там. В халате и
домашних тапочках,  она готовила кофе.  Никогда прежде он не
замечал, что у нее такие седые волосы.  Она улыбнулась  ему.
Говорила полушепотом,  как  говорят ранним утром,  когда ос-
тальные в доме еще спят.
   Она спросила, что они в это время делали в Англии.
   Он понял, что она думает  о своем сыне,  который служит в
английских ВВС.  Интересно,  на каком из замаскированных аэ-
родромов они базируются? Сидит ли он на дежурстве в одном из
тех домиков вдоль трассы,  следя за возвращением черных бом-
бардировщиков из ночных рейдов?  Или спит в продуваемом вет-
ром разборном бараке,  а дежурный капрал уже совершает обход
и кричит: "Подъем!"
   Он пытался рассказать ей о жизни в Англии. Как одни жите-
ли в городах считают число жертв воздушных налетов, а другие,
глядя на свои разрушенные дома,  не знают,  что с ними будет
дальше. Он рассказал также,  что в некоторых  частях  страны
люди вряд ли вообще знают о том,  что идет война.  Рассказал
об одном знакомом ему месте -  деревне  под  названием  Айт-
фильд.  Они с Йозефом не раз бывали там в гостях у семьи Эл-
лисон.  Их дом стоит на краю деревни - рядом с полем. К нему
ведет по огороду длинная дорожка. Из окна комнаты, в которой
спали они с Йозефом,  видны просторы полей,  и как раз в это
время утром  пятнистые  черно-белые  коровы начинают мычать,
требуя,  чтобы их подоили. Теперь все это казалось таким да-
леким.
   Они поговорили еще немного,  и затем Ян сказал, что после
завтрака он уйдет.
   Она с удивлением оглянулась на него, держа кофейник в ру-
ке. Но почему?  Здесь он - в безопасности. С пораненым лицом
его могут узнать.
   Он объяснил, почему должен уйти. Немцы немедленно наведут
исчерпывающие справки  о  том  велосипеде - это самая верная
улика. Каким-то образом они могут связать его с тетушкой Ма-
рией. Если они застанут его в ее квартире, у нее не останет-
ся никаких надежд.  Без него она сможет сказать, что велоси-
пед был утерян или украден.  Они могут не поверить,  но,  по
крайней мере,  будет какой-то шанс. Он говорил спокойно, для
него вопрос был решен.  Когда люди пойдут на работу, он сме-
шается с ними. В спецодежде он не будет выделяться среди же-
лезнодорожников.  Повязку с глаза можно снять, а фуражку на-
двинуть на лоб. Он это обдумал и решил, что будет безопаснее
для всех,  если он уйдет.  Хорошо зная Яна, она не стала его
отговаривать.
   Он сказал ей также,  что на три часа дня назначена встре-
ча. После этого  с ним должно быть  все  в порядке.  В любом
случае, она  уже  приняла на себя слишком большую долю опас-
ности.
   Выходя на улицу,  чтобы влиться в тонкие ручейки рабочих,
выходящих из своих домов и сливающихся в небольшие группы на
трамвайных  остановках  и у пешеходных переходов,  он слышал
звуки радио, доносящиеся из разных квартир. Из этих обрывков
нетрудно было понять содержание всего объявления.
   "В связи с покушением на жизнь рейхспротектора  постанов-
ляется:
   Во всем протекторате Богемии и  Моравии  для  гражданских
лиц объявляется режим чрезвычайного положения, который начи-
нает действовать немедленно.
   Всякий, укрывающий  преступников  или  оказывающий им со-
действие,  а также имеющий сведения о личности или  приметах
преступников и не сообщивший их в полицию,  будет расстрелян
вместе со всей семьей."
   Радио повторяло это объявление каждый час.
   Ян шагал в ряду других рабочих.  Его спецодежда предпола-
гала, что для того,  чтобы не привлекать внимания, надо идти
к железнодорожному вокзалу.  Он слился с потоком  пешеходов,
идущих в том направлении.
   На вокзале было много народу,  стоял шум и гам.  Он ходил
взад-вперед по залам ожидания,  помещениям билетных касс, по
возможности стараясь держаться раненой стороной лица к  сте-
не. Взял какую-то газету из мусорной корзины, нашел место на
лавочке, где люди садились, чтобы съесть свои бутерброды. Он
сидел, частично прикрываясь газетой, иногда притворялся спя-
щим, при этом так держал руку, прикрывая раненый глаз, будто
подпирает ей голову. Во время обеденного перерыва он вышел и
присоединился к бригаде рабочих-железнодорожников,  которые,
сидя на бревнах,  ели хлеб с колбасой. Он старался держаться
от них поодаль,  чтобы его не узнали, и в то же время доста-
точно близко, чтобы со стороны казалось, что он с ними.
   Ближе к трем часам он так устал от всех этих уверток, что
с большим облегчением отправился пешком к дому номер 1837 по
Епископской улице. Он дождался, когда на улице никого не бы-
ло, и нажал на звонок. Молодой работник сопротивления, с ко-
торым он был немного знаком, впустил его в дом, и он увидел,
что ждет  его только дядюшка Гайский.  Его глаза за большими
очками в роговой оправе выглядели утомленными и покрасневши-
ми. Он  устало поздоровался с Яном.  Больше никто не пришел.
Все должны оставаться в укрытиях, пока все это не кончится.
   Им было практически нечего сказать друг другу. Ян считал,
что они загубили все дело. Дядюшка Гайский удивленно посмот-
рел на него и сказал,  что, насколько он слышал, Гейдрих - в
критическом состоянии.  Если бы его состояние не было  тяже-
лым, то  нацисты  несомненно хвастались бы в каждой передаче
новостей, что покушение не удалось.
   Он сказал, что полки эсэсовцев и вермахта окружили и оце-
пили целые кварталы в районах Либен и Винограды. Они чуть не
нашли Опалку,  а  двум новым парашютистам пришлось почти час
провисеть снаружи светового люка.
   Этой ночью  обязательно будет еще больше обысков.  Комен-
дантский час начинается с девяти часов, и всех, кто окажется
на улице после этого часа, будут убивать. Ян с горечью спро-
сил, куда ему деваться на ночь.
   Дядюшка Гайский посоветовал ему вернуться к Огоунам. Есть
одно надежное укрытие прямо в центре Праги. Оно будет готово
завтра. Если все будет хорошо,  то он снова свяжется с Яном,
и можно будет туда перебраться.
   Дядюшка Гайский  ушел первым,  а за ним,  через некоторый
промежуток времени,  вышел Ян.  Он вернулся на вокзал.  Там,
среди толпы,  он чувствовал себя в большей безопасности, чем
в каком-либо другом месте. Но когда рабочие стали расходить-
ся по домам, он понял, что дольше оставаться здесь становит-
ся опасно.
   Он ушел с вокзала и стал бродить по улицам,  обдумывая со
всех сторон идею возвращения к Огоунам.  Это казалось непра-
ведным по отношению к ним,  но к кому еще он мог обратиться?
Анна приняла бы его, но ее квартира - под наблюдением. Неиз-
вестный, к тому же - мужчина,  наверняка привлечет внимание.
Он без необходимости подвергнет ее опасности.  В самом деле,
больше некуда было идти,  кроме как к Огоунам. Куда бы он ни
пришел, он будет рисковать жизнью всех,  с  кем  встретится.
Можно  было бы воссоединиться с Йозефом - он почти наверняка
в доме Фафки с Либославой, но гораздо безопаснее им в данное
время оставаться порознь.  Тот факт, что нападение произвели
два молодых человека, хорошо известен. Поэтому он решил дой-
ти до дома Огоунов и посмотреть,  что там делается. Если все
тихо,  можно будет попытаться.  Он дождался темноты  и  лишь
тогда свернул на их улицу.  Вокруг не было ни души, все выг-
лядело совершенно нормально.
   Он позвонил, как обычно: три коротких звонка и один длин-
ный. Через несколько секунд дверь тихонько открылась. На по-
роге стоял профессор. По его лицу было видно, как он обеспо-
коен.
   - Входите, - просто сказал он.
   Ян прошел в комнату.  Госпожа Огоун поднялась с кушетки с
перепуганным лицом.  Увидев Яна,  она прошептала:
   - А мы ждем нового обыска... - и замолчала, глядя на мужа
и ожидая,  что он скажет. Ян стоял посреди комнаты, глядя на
них по очереди.
   - Они окружили наш квартал прошлой ночью и всюду  искали,
- тихо сказал профессор.  - Приходили сюда.  Мы слышали, они
будут продолжать обыски.
   Ян смотрел на них по очереди. Они очень хорошо к нему от-
носились, и теперь он понимал,  что ему не следовало  прихо-
дить сюда.
   - Вы - мое последнее пристанище,  - медленно сказал он. -
Дальше идти некуда. Но я понимаю...
   Установившееся молчание было почти осязаемым.  Слова были
не важны.  Ян понимал,  что, если нацисты на мгновение запо-
дозрят этот дом,  они убьют всех. На пожилом человеке, стоя-
щем перед ним с усталым лицом, лежало бремя этой ответствен-
ности. Ответственности за жену,  которую он так любит,  и за
двух  сыновей-спортсменов, которыми он так гордится. Поэтому
он должен был решать не только за себя, но и за них.
   Профессор Огоун  смотрел  на фигуру в помятой темно-синей
спецодежде. Он видел израненное лицо, заметил черты страшной
усталости и отчаяния  и понял вдруг, что если он выставит за
дверь этого молодого человека,  то навсегда перестанет  ува-
жать самого себя.  Он принял это по своей собственной доброй
воле. В данную минуту он не мог уйти от этой страшной  опас-
ности.
   - Сын мой,  - спокойно сказал он,  - ваша миссия выше на-
шей, и поэтому ваша жизнь стоит дороже. Оставайтесь с нами.
   Ян сел на кушетку. Госпожа Огоун, ободренная отвагой сво-
его мужа, села рядом и положила руку ему на колено.
   - Ну,  теперь все в порядке,  - мягко сказала она.  - Вы,
должно быть, голодны. Я дам вам поесть.
   - Ваш друг в безопасности,  - сказал профессор.  -  Он  у
Фафки. Госпожа Фафка приходила к нам сегодня утром. Он оста-
вил патроны у нас в кармане пальто.
   - Но ведь был обыск?..  - произнес Ян.
   - Они искали людей, а не патроны, - сказал профессор. -
Причин подозревать  нас у них не было.  Они заглянули во все
комнаты, в шкафы, искали под кроватями. Смотрели не все под-
ряд.
   - Вы знаете, что случилось? - спросил Ян.
   - Только то, что сообщают по радио и в газетах.
   - А что с кепкой?  - спросил Ян.  - Я прошу прощения, что
взял ту кепку.
   Профессор Огоун кивнул.
   - Да, мы знаем. Сначала мы забеспокоились, потому что все
знают,  что наш младший сын ходил в ней в школу. Но мы нашли
кусок ткани из верблюжьей шерсти от подкладки пальто госпожи
Огоун,  а у нас есть друг - портной. Он сделал точную копию.
Не беспокойтесь.  Мы ее немножко испачкали, и никто не заме-
тит разницы.
   Госпожа Огоун принесла тазик с горячей водой  и  щипчики.
   - Ложитесь на кушетку,  а я посмотрю,  нельзя ли вытащить
остальные осколки.
   В течение двух часов своими мягкими пальцами она ощупыва-
ла и промывала его раны.  В это время они  решали,  где  ему
спрятаться в случае повторного обыска.  Ян думал об этом еще
до прихода к ним.  Окно в кухне было закрыто в целях  свето-
маскировки листом  картона,  отстоящим  на два сантиметра от
стекла. Если открыть окно,  он может стоять  на  подоконнике
снаружи в темноте, закрытый светомаскировочным картоном. Бо-
лее того,  можно придвинуть к окну шкаф,  и повесить  внутри
пальто. Тогда можно обмануть нацистов,  направившись сразу к
шкафу, чтобы достать из карманов документы.  Если  Ян  будет
спать в комнате в большом кресле,  то он сможет занять такое
положение за несколько секунд.
   Они согласились с таким планом и несколько раз прорепети-
ровали. После нескольких проб время всей операции от момента
объявления тревоги до момента, когда Ян был спрятан, состав-
ляло всего двадцать пять секунд.  Во время последней репети-
ции  профессор  Огоун вдруг остановился и печально посмотрел
на Яна.
   - Надо же, в какую глупую игру для взрослых нам приходит-
ся играть, - тихо сказал он.