Усинск - мой папочка родной!

Как это было давно!
Усинская история моей жизни начиналась почти детективно.
Организация, руководимая мною, представляла на выставке «Нефть и газ» в Москве в общем-то теоретические, несколько подтвержденные практикой моих идеологов вопросы очистки почв от нефти. Было это в 1999 году на Красной Пресне. И на этой выставке на третий день был украден стенд, рассказывающий об особенностях технологии. Краткая суть сводилась к необходимости фрезерования почвы, чтобы обеспечить доступ кислорода к микроорганизмам, способным разлагать нефть.
Когда работники позвонили и сообщили об этом, я испытал большое разочарование, но затем успокоившись, пришел к выводу, что раз украли, значит, это кому-то нужно, а поэтому это дело востребовано.
Организация выпускала лишь саму машину под названием «Надежда». Почему «Надежда» - сегодня сложно вспомнить, но в этом слове сплелось многое: и надежда на оздоровление природы, которое впервые с начала выпуска машины стала реальностью, и имя жены главного конструктора Виктора Кривошеева, жены главного вдохновителя этой идеи Александра Келуса и, наконец, имя моей супруги.
Так вот. Буквально в начале следующего года мне позвонил Геннадий Николаевич Ерцев из Комимелиоводхоза  и спросил: «Может ли фирма участвовать в тендере по рекультивации почв в Усинске?» На что был дан незамедлительный положительный ответ. Последовала двухмесячная пауза, а потом пришло приглашение на совещание по поводу рекультивации в Усинске, куда как раз в 2000 году пришел «Лукойл».
Если честно, то всё в то время было похоже на игру, по крайней мере, в реальность мало верилось. Практически не было денег, сами мы не работали по этой теме, но желание взяться за решение проблемы было выше всяких страхов. Всю свою жизнь я работал по принципу: главное - ввязаться в бой передовым отрядом, а потом надо подтягивать резервы из кадров, способных решить проблему, которая обнажается при первых встречах с задачей, за которую взялись.
Апрель 2000 года. Я впервые еду в Усинск, впервые на север европейской части России. Из Томска до Москвы четыре часа лета, а потом около полутора суток едем с Володей Калюжиным, кандидатом биологических наук, главным в то время идеологом биологической рекультивации в Томске да и, наверное, в России.
Почти двое  суток увлекательных бесед о прекрасном микромире микроорганизмов, о живой природе почвы, а за окном после Вологды снежная пустыня севера Республики Коми, впереди пугающие названия - Печора, Воркута, в памяти связанные со сталинскими репрессиями, с огромной могилой многих сотен тысяч репрессированных в те тридцатые годы.
В вагоне началось поголовное пьянство челноков, забивших вагоны огромными сумками разного добра, кому-то нужного. Вагон был довольно грязным, если так можно выразиться. Наши соседи гуляли в соседнем вагоне - оттуда неслись громкие голоса.
Уже немного проехав со своими попутчиками, мы знали, что иллюзий в жизни усинцы не питали и перспектив не имели. Мне даже было странно слушать о почти бесплатных квартирах, о желании уехать куда-нибудь на Большую землю. Обескураженные пессимизмом, мы решили не расстраивать себя особо и поддались общему настроению в одном - тоже открыли бутылочку водки, и потекли неторопливые минуты и часы разговора.
На душе стало как-то неспокойно, но это продолжалось достаточно короткое время. Мы потихоньку привыкали к здешнему климату, знали уже о всяких местных приватизаторах, об огромной аварии нефтепровода, занесенной в Книгу рекордов Гиннесса, о том, что все временщики… И чем больше я узнавал негатива, тем спокойнее становился, как любое физическое тело, находящееся в потенциальной яме в состоянии покоя. Ведь именно из этого состояния возможен подъем наверх. Так или иначе, но оставалось лишь волнение, сродни тому, которое испытывают артисты перед выходом на сцену, где они должен сыграть свою роль так, чтобы, по крайней мере, захватить душу зрителя, не сфальшивить, показать то, о чем говоришь.
Наконец поезд прибыл в Усинск. Для апреля было достаточно холодно, около минус 25 градусов. Самым большим впечатлением от города для меня оказались газеты недельной давности. Было полное ощущение, что город этот забыт страной, даже больше - страна не знала о нем ничего, да и ее не интересовало, что здесь существовали, дышали, рожали какие-то люди. Казалось, страну интересовала только нефть, только то, что еще отсюда шло в закрома, кормило центр в полном противоречии с логикой жизни самих усинцев.
Мы с Калюжиным устроились в гостинице, опять взяли бутылочку и отметили приезд в тьмутаракань, не смотря на то, что сами прибыли из Сибири. Тогда Сибирь казалась по сравнению с Усинском просто раем.
Выпивка была похожа на мозговой штурм к предстоящему совещанию. Калюжин должен был доложить свои научные аргументы, а я - действовать по ситуации. Наш штурм затянулся допоздна, где-то до часу ночи. Но спать надо, тем более совещание было назначено на девять утра. Проснулся от яркого солнца, бьющего в глаза самым наглым образом. «Проспали!»- мысль сверкнула страшной догадкой. Расталкиваю Калюжина, и через пару минут мы бежим в здание «Лукойла», что на центральной площади города. Заскакиваем на первый этаж, а охрана спрашивает: «Вы куда?! Время пять часов утра!» Так мы ощутили на себе приближающийся полярный день.
Но вот, наконец, совещание. Руки беспрерывно потеют, волнение охватывает душу, а народ все прибывает и прибывает. Из присутствующих привлекают внимание  три человека: в первую очередь зычный и здоровый, уверенный в себе дядька - Курченко, женщина в зеленой форме с петлицами - Татьяна Игоревна Новоскольцева и лесник Усинского лесхоза Зайцев. Из лукойловцев запомнились на тот момент Рамзина и Иванов. Последний вызывал симпатию просто одним своим видом детской улыбки. Связующим звеном всей нашей разношерстной компании был шустрый  и энергичный Г.Н.  Ерцев.
Начинается совещание. Во время вступительного слова Рамзиной о пятилетней экологической программе «Лукойла» по рекультивации земель, которых оказывается почти 700 гектаров , я осматриваю людей в зале. Мне показалось, что никто не верит в возможность ее исполнения, что меня удивило. Хотя я и не видел ни одного гектара загрязненной земли до этого, мои идеологи вселили в меня полную уверенность, что это достаточно тривиальное дело. Просто здесь люди не делали этого, и посему такое скептическое отношение.
В этом меня уверило выступление Маркаровой Марии, кандидата наук из НИИ биологии города Сыктывкара, которая говорила о каких-то смешных сотках, на которых она проводила опыты, насколько это сложно, что нужно каждый участок рекультивировать по нескольку лет.
Наконец слово предоставили Володе Калюжину, который пустился в научные доказательства своего метода биологической рекультивации, с пафосом увлеченно уходя в сторону от главного вопроса - сколько же мы можем взять на себя обязательства по восстановлению земель.
Неожиданно женщина в форме, которая оказалась начальником Усинского районного комитета охраны окружающей среды, достаточно безапелляционно перебивает его и спрашивает: «А сколько гектаров вы беретесь очистить?» Калюжин растерялся. И здесь встал я и выпалил: «Сто гектаров, если дадут!»
Сейчас, по истечении семилетней работы в Усинске, я думаю про себя, что тогда я был аферистом в полном смысле этого слова, однако нам дали только двадцать гектаров в тот год. Но с другой стороны, двадцать гектаров мы сделали, не имея ни денег, ни опыта, имея лишь сильное желание. Не только сделали, но показали всем, что это возможно по новым технологиям, этим и другим дали уверенность в том, что природу можем вылечить.
Татьяна Игоревна Новоскольцева часто вспоминает об этих ста гектарах и о том, что она не верила. Но моя уверенность ее поколебала – похоже, иногда, хорошо не понимать то, за что берешься!
Сейчас не верится, что такое стало возможным, но это совершившийся факт. И я  счастлив такому началу в усинской эпопее.
В этом же году мы начали рекультивацию впервые в Нефтеюганске, где сдали более ста гектаров, открыв историю очистки загрязненных нефтью земель на сегодняшиних территориях ОАО Роснефть.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
За прошедшие 9 лет в Усинске мы вылечили более двух сотен гектаров земли, десятки амбаров, десятки гектаров водных объектов и массу других дел во благо природе.
Небольшой город стал ближе, он стал краше, а земли чище, не так как бы хотелось, но все же.
Некоторые люди стали родными, Татьяна Титаренко, Татьяна Новоскольцева, ее муж Володя, Пишта Василий и его жена, Анна.Еще год назад я думал, что лечу сюда в последний раз, когда передавал дела уже другой фирме под руководство Василию Антоновичу Пиште.
В тот раз мне попалась Российская газета, где были опубликованы Государственные премии за 2008 год.
Наш премьер награждал десять человек, из которых я упомянул одну М.Ю. Маркарову за " Внедрение технологий рекультивации в условиях Крайнего Севера".

Я бы наградил еще и других людей, а именно Курченко А.Б.,Лукашева В.Н.,Пишта В.А., Тихонова В.Т.,Новоскольцеву Т.И., Ерцева Г.Н.,Уляшева А.И.,Калюжина В.А.,Иванова В.Г., Харкевич Г.М.
К сожалению, Пишту Василия Антоновича уже посмертно.
Но я успел наградить большинство из них  медалью" За спасение родной природы" еще в 2007 году, чтобы компенсировать будущие недочеты власти...
Сегодня мне пришлось вернуться в Усинск, на похороны компаньона, друга и надежного человека, ушедшего от нас в расцвете сил.
Пусть зеленая трава на месте нефтезагрязненных земель и амбаров будет,тебе, Антонович, лучшей памятью и наградой! Светлая память тебе от Природы!