Святая София

«И никаким языком, как бы он ни был многословен и красноречив, нельзя будет всего этого описать».
(Прокопий Кесарийский о храме Св. Софии)




Константинополь был для византийцев городом по преимуществу, единственным настоящим городом на свете, центром мира, «Оком вселенной», Новым Римом и Новым Иерусалимом, Царицей городов — и потому они часто называли его просто «Город». А главную церковь Города — храм Святой Софии или Божественной Мудрости — они называли «Великой церковью». С 537 года и на протяжении всего существования Империи это был главный храм христианского мира, ни один другой собор не мог соперничать со Святой Софией, и до сих пор она остается одним из чудес света. Проходили столетия, с лица земли исчезали не только отдельные постройки и целые города, но и народы, Город содрогался от землетрясений, в результате которых современные дома, построенные по новейшим технологиям, превращались в груды развалин, — а София стоит по-прежнему. Правда, в византийские времена ее купол несколько раз частично обрушивался из-за землетрясений, но его быстро чинили, и он всё так же возносится ввысь над первым из семи холмов, на которых построен Константинополь.

Холм, на котором стоит Великая церковь, довольно крут и высок, поэтому храм видно отовсюду и издалека. Когда-то София служила почти маяком: от освещенного храма в темноте исходило зарево, которое было видно далеко. Турки, завоевав Город, построили напротив Св. Софии так называемую Голубую мечеть, но превзойти византийский гений им не удалось: мечеть и меньше, и ниже, рядом с Великой церковью она теряется, особенно если смотреть издалека — с моря, с берегов Босфора, с Галатской башни. София же хорошо видна отовсюду.

Храм высок, но снаружи с первого взгляда кажется несколько приземистым и неизящным. Нужно какое-то время, чтобы присмотреться и проникнуться его красотой. И тогда, сколько бы раз ни проходил мимо, насмотреться невозможно: вид каждый раз другой — каждое время года, каждое время суток, каждый каприз погоды, каждое новое облако над храмом делают его иным. Но даже когда ничего вокруг не меняется, солнце светит, а небо безоблачно, Великая церковь притягивает взор на каждом шагу. Пристроенные турками четыре минарета, конечно, портят впечатление, но я бы не сказала, что очень сильно: постепенно их просто перестаешь замечать.

Сначала мы обходим ее вокруг, вдоль забора — металлической решетки, через которую виден двор храма, где раскопали остатки древней базилики, стоявшей тут до постройки Великой церкви, и сгоревшей в 832 г. во время восстания «Ника» (по-гречески «Побеждай»!) — тот храм тоже был внушительным, и обломки его огромных беломраморных колонн, арки и фриза с барельефом из овец теперь можно видеть напротив входа в Софию. Купив билет, ходим по двору, рассматривая все эти древности; наконец, Н., не такая любительница «невнятных» обломков, как мы, произносит с ироническим нетерпением: «А внутрь вы не хотите зайти?..»

Внутри Святая София поражает еще больше. Во-первых, своим фантастически огромным пространством. Когда я впервые туда вошла, я просто растерялась и потерялась, настолько храм огромен. Недаром, по преданию, император Юстиниан Великий, войдя в храм в день его освящения, воздел руки и, возблагодарив Бога за окончание строительства, воскликнул: «Я победил тебя, Соломон!» — намекая на тот великий Соломонов храм, строительство которого описано в библейской 3-й книге Царств. Соломон строил свой храм семь лет, Юстиниан свой пять — очень короткий срок для такой постройки. Работой руководили два византийских гения — геометр и математик Исидор из Милета и архитектор Анфимий из Тралл. Перед Великой церковью, где-то там, где сейчас вход в большую Царскую цистерну (Базилика), Юстиниан велел поставить статую Соломона, который грустно смотрел на Святую Софию, как бы признавая свое поражение.

Божественная Мудрость - одно из имен Бога-Слова, Сына Божия Иисуса Христа: "Мы проповедуем Христа распятого, Божию Силу и Божию Премудрость", - говорит апостол Павел в 1-м Послании к коринфянам. При взгляде же на Святую Софию вспоминается пророческие слова из ветхозаветной Книги Притч Соломоновых: "Премудрость создала Себе дом". Современник Юстиниана историк Прокопий Кесарийский в своей книге «О постройках» довольно подробно рассказывает о строительстве храма и его убранстве, о некоторых сложностях, которые возникли при возведении огромных арок, поддерживающих купол, и о том, как император подсказал архитекторам выход из затруднения по некоему «наитию», и говорит о Святой Софии так: «И всякий раз, как кто-нибудь входит в нее помолиться, он сразу понимает, что не человеческой силой или искусством, но Божиим соизволением завершено такое дело; его ум восходит на небо и устремляется к Богу, веруя, что Он пребывает не где-то далеко, но преимущественно там, где Сам избрал. И это случается не только с тем, кто в первый раз увидел этот храм, но такое впечатление возникает постоянно у каждого, и с этого всегда начинается обозрение. Никого никогда не охватывало пресыщение от этого зрелища», — и это действительно так.

Несмотря на то, что многие окна заложены турками, храм всё равно наполнен светом, и его купол и арки полукуполов, галереи с изящными колоннами словно парят в воздухе. Снизу катехумении — так называли галереи в византийские времена — кажутся как будто не такими уж большими, но когда поднимаешься на них по довольно узкому проходу вымощенному камнями, отполированными до блеска миллионами прошедших по ним ног, — несколько витков по спирали, пологий подъем без ступеней, — поражаешься, насколько галереи огромны, словно целый залы под высокими сводами теплого солнечного цвета. Когда-то на галереях проходили церковные соборы — и здесь действительно было где разместиться нескольким сотням епископов и клириков. Южные галереи соединялись с соседними зданиями, где размещались патриаршие покои, различные подсобные помещения и патриаршая библиотека.

Когда-то купол, все своды и стены Софии сверкали золотом и мозаиками, но теперь от этой красоты осталось лишь малое. Мозаичная икона Богоматери с Младенцем в центральной конхе царит над храмом. IX век, 860-е годы, спустя два десятилетия после окончательного торжества православия над иконоборчеством в 843 г. К тому же столетию относятся несколько изображений святых патриархов на северных галереях со стороны центрального нефа — к сожалению, их можно разглядеть только в бинокль. Остальные мозаики на галереях более позднего времени. Моя любимая — Христос с предстоящими Богоматерью и Иоанном Крестителем. Сажусь напротив нее прямо на пол и предаюсь созерцанию. Смотреть на византийские мозаики можно часами…

По преданию, Город был посвящен Богоматери — отдан под Ее покров — самим основателем, императором Константином Великим; однако на самом деле эта традиция сложилась позднее. Византийцы часто называли Константинополь «Городом Богоматери», они молились Ей о его защите во время осад, слагали песнопения в благодарность за Ее заступничество — так, знаменитый Акафист Богородице был составлен в VII веке Константинопольским патриархом Сергием после отражения одного из вражеских нападений на столицу мира. К сожалению, в современных славянских переводах начальный кондак этого акафиста звучит не так, как в греческом — в России поют: «яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти раби Твои», тогда как в подлиннике стоит: «яко избавлься от злых, благодарственная восписует Ти Град Твой, Богородице». Константинополь до сих пор остается единственным Городом в мире, за который Церковь молится по всей вселенной — можно вспомнить хотя бы известный богородичный тропарь из Великого покаянного канона, читаемого за богослужением в Великий пост: «Град Твой сохраняй, Богородительнице Дево, в Тебе бо сей, верно царствуяй, в Тебе и утверждается, и Тобою побеждаяй, побеждает всякое искушение, и пленяет ратники, и проходит послушание». И ходя по его улицам, проходя перед его Великой церковью, проплывая на пароме мимо его берегов по Босфору или Золотому Рогу, невозможно не верить, что, несмотря на все пережитые бури и разорения, Она до сих пор хранит Свой Город…

После завоевания Города турками София надолго стала мечетью, и в ней до сих пор сохраняется мусульманский михраб и некоторые другие турецкие постройки, в частности, библиотека султана. В 1934 году храм превратили в музей — спасибо Ататюрку: теперь в Великой церкви не звучат мусульманские молитвы, а с минаретов вокруг нее не раздается призыв к намазу. Несколько угнетает то, что своды храма ободраны, что денег на реставрацию, очевидно, выделяется мало, и вместо мраморных плит, когда-то украшавших стены, во многих местах просто дешевая раскраска. Леса, упирающиеся в купол, стоят там уже несколько лет, но не видно, чтобы кто-то там работал… Но храм стоит, и уже одно это радует!

Мраморные колонны внизу и на галереях Святой Софии. Прекрасный мрамор, красивейшие резными капителями с монограммами, на некоторых читаются имена императора Юстиниана и его жены Феодоры. Великие люди, великая эпоха, великий храм. Когда думаешь о том, сколько лет стоит эта церковь, сколько людей входило в нее, сколько императоров, патриархов, исторических лиц, в том числе великих святых молилось здесь, — дух захватывает, и ум отказывается вместить. И в то же время, этому как будто почти не удивляешься: да, ты стоишь на том самом месте на западных галереях, где когда-то стояли императрицы — божественные августы ромеев, да, ты смотришь на ту же икону Богоматери, на которую молились они и множество святых, чьи имена теперь мы читаем в церковных календарях и богослужебных книгах, — но это так и должно быть, это — так. Время схлопывается, свертывается как небо в свиток в руках ангела на одной из фресок в другом византийском храме Города: все эпохи, все века и года сходятся в Софии. «Времени больше не будет», — говорит Откровение. И здесь его действительно нет.

Снова спускаемся вниз, идем к выходу — через южные двери нартекса, когда-то доступные только для императора и его свиты. В 838/9 г. император Феофил, последний из василевсов-иконоборцев, украсил огромные бронзовые двери — тогда их называли Красивыми — четырьмя рядами монограмм, крестами и графическим узором. Кресты сбиты турками, а посеребренные монограммы сохранились, и на них читается греческий текст:
«Господи, помоги Феофилу владыке.
Богородица, помоги Феодоре августе.
Христе, помоги Иоанну патриарху.
Лета от сотворения мира 6347, индикта 2».
Когда в январе 840 г. у Феофила и Феодоры родился долгожданный сын и наследник, две нижних пары монограмм немного переделали:
«Христе, помоги Михаилу владыке.
Лета от сотворения мира 6349, индикта 3».

В первый приезд в Город я стояла перед этими дверями и думала о своих героях и о том, при каких обстоятельствах были сделаны эти надписи. Во второй приезд я уже знаю об этом и описала в романе — и, глядя на монограммы, мысленно спрашиваю у своих героев: «Ведь это правда было так?» — «Правда!» — отвечают они мне безмолвно. Улыбаюсь, провожу рукой по прохладной меди. Весной в Софии, как и в других храмах, очень холодно — прошедшая зима оставляет свой холод в древних камнях, — зато осенью удивительно тепло: прогретые за лето стены медленно отдают взятое. И опять времени нет: я перед дверями, перед которыми стояли почти двенадцать веков назад мои герои — и они здесь, со мной, они такие реальные и живые, тогда как проходящие мимо туристы — всего лишь сиюминутные декорации, невнятные тени, случайные следы на песке времен, которые через минуту смоет набежавшая волна…

До поездки в Константинополь я иногда сетовала, что невозможно описывать в романе Святую Софию, ни разу не побывав в ней. Но увидев храм, я поняла, что Прокопий Кесарийский был прав: описать ее невозможно, даже побывав там, — она поистине неописуема. А сколько было тут всего до разграбления Города латинянами и турками! Сколько красоты, сколько святынь и сокровищ, о которых мы теперь знаем только из похвальных слов или стихотворений, посвященных Великой церкви, из скупых описаний хроник и рассказов паломников…

Мы идем в Святую Софию сразу же по приезде и в последний день перед отъездом, прощаясь с Городом — до следующего года. Не задаваясь вопросом, приедем ли мы сюда на будущий год, — ведь это самоочевидно. А во все остальные дни видим Великую церковь то вблизи, то издали, то с суши, то с моря, то с Золотого Рога, то с противоположного берега Пропонтиды, где когда-то был Халкидон, а теперь тоже часть Города, то с улочки перед Голубой мечетью, то с высоты Галатской башни… София прекрасна отовсюду!

Вечером включается подсветка, Великая церковь становится золотисто-желтой и таинственно молчит, устремленная в темное небо. А над ней загораются звезды и кружат чайки. И кажется — пока она стоит, будет стоять и мир…


----------
Цикл "ОКО ВСЕЛЕННОЙ".