Последний каприз генеральши

ИНЕСС - ВТОРОЕ МЕСТО В СЕМНАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

За большой двустворчатой дверью раздались легкие шаги. Белая створка со скрипом открылась, и на пороге возникла молодая остроносенькая девица. Три пары глаз вопросительно уставились на неё.
– Ну что, Тань?
– Пока ничего.
– Долго мучается.
– Да... Хирурга зачем-то вызвали.
Из глубины узкого коридора послышался звонок: в ординаторской надрывался телефон.
– Да что там, подойти некому? – дернулась Татьяна, сунулась было за дверь, но тотчас вернулась. На побледневшем лице резко выступили веснушки – Маргарита из родилки выскочила, велела трубку снять, а руки у ней в крови по локоть! Ей богу, не вру!
Телефон замолчал.
– Наверно, с пятой взяли. Им ближе всех, – отметила раскосенькая смуглая женщина. – Двери не закрывайте: душно.
– Небось, опять кого-нибудь привезут! То никого, то скопом, враз, прут! Закон подлости!
– Правда! А чья это девочка рожает? На лицо, вроде, знакомая. Где-то я её видела, –отозвалась высокая полная Света.
– Да, конечно, видела! Она в банном ларьке работала: квасом да мочалками торговала. Ирины Григорьевны Кречетовой внучка. Дочь с зятем в Ташкенте во время землетрясения погибли, а Настя выжила, только слегка хромает. Неплохая девочка: трудолюбивая, добрая. Ей бы учиться, да тут летом какой-то стройотряд приезжал, кто-то дуреху и соблазнил. Поиграл, как с котенком, и фьють в город! А у девки пузо на нос полезло. Писала бабка этому проходимцу: ни ответа, ни привета! Он, поди, и адрес липовый оставил! Ищи ветра в поле!
 – Вот уроды эти мужики! Напакостят – и в кусты! Настя-то, что думала?
– Не знаю, как Настя, а Григорьевна даже рада: кому нужна хромая сирота? А теперь все не одной вековать! Как-нибудь, вдвоем, вырастят дитя. Кречетова – бабка крепкая, даже дрова сама колет.
Тем временем в родзале сбивчиво забубнили, что-то с грохотом отодвинули, громко звякнули инструменты. Тяжело ступая, мимо дверей палаты прошла грузная санитарка. В руках у неё был завернутый в пеленку сверток. «Господи, прими душу безгрешную!» – долетело до женщин.
– Ой, это ж она ребеночка пронесла! Мертвого! Какой ужас!
– А может, оно и лучше: зачем сироте да калеке такая обуза? – робко возразила рассудительная Татьяна.
– И как только у тебя язык повернулся! У девчонки горе, что в нем хорошего?
– Да тише вы! Кажется, кто-то подъехал! – крикнула Гульнара.
Все сгрудились возле окна.
– Ой, гляньте, генерал, что ли какой? В папахе, при лампасах! А это, наверно, его жинка! А разодета – мама дорогая! Вся в мехах! Я такое только в кино видела!
– Из кого у неё шуба-то? Обалдеть, так и переливается! Сколько ж она стоит?
– Намулевана – кукла куклой! – тряхнув тяжелой косой, пробасила Нина.
– Как он возле жены - то прыгает! Будто козлик молодой!
Между тем под окном разгорелась ссора:
– Ты куда меня привез! Это не роддом, а сарай!
– Лелечка, тебе нельзя волноваться! До города мы не успеем! Ты же не хочешь рожать в сугробе, в тайге! – испуганно рокотал мужчина. Его круглая добродушная физиономия лоснилась от пота. Сдвинутая на макушку каракулевая папаха открывала взору глубокие залысины. Военный был далеко не молод: Лелечка ему, скорее, в дочки годилась, чем в жены. – Я ведь умолял тебя лечь в больницу заранее, а теперь слишком поздно!
– Это ты виноват, старый идиот!
– Зайка, не ругайся! Пойдем быстрее! – взвыл вояка.
Офицер взлетел на крыльцо и забарабнил в двери. «Откройте кто-нибудь! Проводите в приемную!» – властно крикнула из родзала Маргарита Дмитриевна.
– Ой, я пойду, – сорвалась с места Галинка.
Она откинула крючок и впустила колоритную парочку.
– Нам нужен врач! Скорее, мать вашу, женщина рожает!
– Пройдите! Вас сейчас примут.
– Лелечка, – военный бросился к жене, – дай помогу!
– Оставь меня, клоун! – поджала та густо накрашенные морковного цвета помадой губы.
В приемную уже торопилась акушерка, и Галя нехотя ретировалась. Её палата была через коридор от приемного покоя. Женщины впервые видели столь нарядную даму и, сгорая от любопытства, обратились в слух.
– Добрый день! Меня зовут Ольга Владимировна. Паспорт, карта беременных у вас с собой? – обратилась врачиха к Лелечке.
– Она вот - вот родит, а вы бумажки требуете! – возмущенно пробасил мужчина.
– Евгений, я тут ни за что не останусь! – заверещала Лелечка. – Доктор, вы можете задержать роды, чтобы я смогла доехать до города? Я... я... Мне ... О господи, я этого не вынесу! Я умираю! Евгений, я умираю!
– Лелечка, потерпи, золотко! Доктор, помогите же ей, черт вас возьми!
– Прекратите истерику! Оставьте документы и уезжайте. У нас квалифицированные специалисты! Звоните нам по этому телефону. И заберите шубу: нам негде её хранить!
– Лелечка, будь умницей, слушайся врачей!
– Евгений, не бросай меня здесь, я боюсь!
– Если с ребенком что случиться – ответите! – пригрозил мужик акушерке.
– Все будет хорошо! Ради бога, уходите! – обозлилась Ольга Владимировна.
Военный спустился с крыльца и достал портсигар. Руки его тряслись. Затянувшись несколько раз, он стянул с головы папаху, вытер ею лоб и засеменил к «волге». Дверки хлопнули, и машина скрылась за поворотом.
А новенькой принесли халат и сорочку.
– Что за уродство! Я этот хлам не одену! – категорично заявила она.
– Тогда Вам придется ходить голой! Ничего другого вам не дадут! Домашняя одежда в роддомах запрещена инструкцией минздрава! Поймите, здесь не салон мод! Сейчас позову главного врача, с нею и будете разговаривать!
– Ладно, ладно! Давайте ваше тряпье! И сделайте, наконец, что-нибудь! Эта боль просто невыносима!
– Переоденьтесь там, за ширмой. Заполните опись. Вещи заберет нянечка.
– Бурча что-то, Лелечка возилась за перегородкой.
– Теперь идите на кресло: я вас осмотрю!
– Мне обрыдли эти дурацкие осмотры и анализы! Как только я забеременела, начался сущий ад! Сначала тошнота, потом слюни.Я ими буквально захлебывалась! А лицо!
Оно похоже на географическую карту! Доктор, а вдруг это навсегда?
– Не беспокойтесь, все пройдет через месяц – два после родов! Расслабьтесь! Вам надо беречь силы для малыша.
– Это из-за него я превратилась в пятнистого бегемота! Вы поглядите на живот, на эти безобразные растяжки! Где моя осиная талия? О, как я его ненавижу! – Лелечка зарыдала.
Женщины в палате недоуменно переглянулись:
– Кого это она ненавидит?
– Непонятно. То ли мужа, то ли ребенка, то ли живот! Говорят, такое бывает: временное помутнение рассудка от родовых болей.
– Да, у этой точно мозги набекрень!
А Ольга Владимировна из последних сил успокаивала капризную пациентку:
– Елена Сергеевна, вас ведь так зовут, вот, выпейте! Судя по всему, вам осталось потерпеть не больше трех – пяти часов.
– Дайте мне обезболивающего! Это чудовище меня убьет!
– Ну разве можно так! Плод крупноват, но и вы не дюймовочка.
– Какой плод? А, ребенок!
– А вы кого ждете: мальчика или девочку?
– Мне все равно: я детей не люблю!
– Зачем же вы решили рожать?
– Этот ребенок – мой пропуск в нормальную жизнь!
– Вы о чем?
– А вам не понять! Иначе бы вы здесь не сидели!
– Где здесь?
– Да в глухомани этой! В болоте, в лесу!
– Но и тут кто-то должен роды принимать!
– Глупое оправдание! Захолустье, работа, сопливые дети – разве вы об этом мечтали? А я молода и красива! Я хочу жить в столице, в роскошной квартире, гулять в ресторанах, ездить в собственном авто!
– Но такие блага с неба не падают! Их заслужить надо!
– Святая простота! А мужики на что? Думаете, я за своего черта лысого по большой и горячей любви выскочила? Ой, опять началось! Он рвет меня на куски!
– Побойтесь Бога! Нельзя так говорить! Дышите глубже, сейчас полегчает.
– Да, мне станет легче! Я еще в детстве все просчитала. Нас, трех девчонок, мать воспитывала одна. Папашку мы и не знали. Хвастаться нечем: обноски от сестер, да каша – размазня. Одноклассники надо мной издевались, а ведь я не уродина! Короче, школу закончила и сразу подалась в военный городок. Устроилась в столовую официанткой. Там Евгешу и приглядела. Навела справки. Мне повезло: он бездетным вдовцом оказался с квартирой в Москве. Здесь он льготную пенсию выслуживает. Ну а дальше... Не зря говорят, седина в голову – бес в ребро!
Я получила все, чего хотела: модные тряпки, меха, приемы у высших чинов. О, как я на них блистала! Но роль первой дамы гарнизона мне скоро наскучила. Я достойна лучшего, а лучшее только в Москве! Вот и пришлось забеременеть. Боже, как обрадовался старый осел! Семь лет я ловко водила его за нос, пока не поняла, что он согласится уехать только ради ребенка.
– Не боитесь мне все это рассказывать?
– Нет! Мы встретились случайно, чтобы снова разойтись навсегда. А я, наверно, просто устала. Знаете, иногда и ведьме хочется исповедаться.
– Что ж, бог вам судья! Моя задача – помочь Вам родить здорового малыша. Сейчас вы чересчур возбуждены. Я сделаю вам укол, и вы немного отдохнете. Надо успокоиться и сосредоточится на ребенке.
– Ах, оставьте ваши нотации! Колите быстрее!
– Теперь пойдемте в предродовую.
Они ушли.
– Вот стерва, так стерва! Как пить дать, к нам попадет! – выглянув в коридор, сказала Нина.
– Да уж, редкая гадина! Развела тут гнилую философию.
– Ой, да ладно вам! Неужели, никто из вас не мечтал вырваться из этой дыры?
Назревавшую ссору погасила санитарка:
– Живенько уберите все с прохода!
Она распахнула створки дверей, и хирург втолкнул в палату каталку. На ней лежала худенькая похожая на нескладного подростка девушка. Черты её мертвенно - бледного лица неприятно заострились, искусанные вспухшие губы посинели, тонкие брови застыли в страдальческом изломе. Русые волосы прилипли к влажному лбу.
– Ой, мамочки! Что с ней?
– Ничего страшного. Она спит. Жаль, ребенка потеряли, – он осторожно перенес легенькое тело на койку, – присмотрите тут за ней, бабоньки. Зовите, если что.
– Конечно, конечно, – согласно закивали «бабоньки», жалостливо поглядывая на Настю.

Ночью роддом огласился визгом «генеральши». Так девчонки окрестили новенькую.
– Успокойтесь! – уговаривала роженицу Ольга Владимировна. – Куда поползли? Вы что, ошалели? Прекратите!
Прозвенела пощечина, и вопли оборвались.
– Лягте и кладите ноги сюда. Тужьтесь по моей команде, не сбивайте дыхание! Любовь Степановна, у нас все готово?
Немного погодя раздались крики новорожденного.
– Поздравляю, у вас сын! Чудесный мальчик! Четыре двести! Богатырь!
– Уберите! Я устала и хочу спать! У меня все болит!
– Ну-ну, теперь все позади! Завтра вы забудете эту боль, как дурной сон!
– Издеваетесь? До конца жизни буду помнить!
– Хорошо, хорошо! Отдыхайте!
Роддом погрузился в блаженный покой.
За окном было еще темно, когда женщин начали будить. Обитательницы второй палаты не ошиблись: угловую койку заняла строптивая «генеральша». Белое рыхлое лицо с глубокими тенями под глазами и наметившимся вторым подбородком, даже во сне оставалось надменным. Длинные пряди обесцвеченных волос сбились в неряшливый ком. И все же Елена Сергеевна была красива той редкой неприступной красотой, что вызывает восхищение и завистливые вздохи.
Сладко зевая, женщины заправляли кровать, умывались, но к новой соседке, подойти не решались.
– А вот и мы! – появилась в палате санитарка с детьми. Любовь Степановна раздала попискивающие свертки и указала на «генеральскую» кровать. – Почему не разбудили?
– Да неудобно нам. Вы уж как-нибудь сами...
Санитарка, напустила на себя строгости и тронула «генеральшу» за плечо:
– Просыпайтесь, мамочка! Пора сыночка кормить!
Мамочка и ухом не пошевелила.
– Вставайте, кому говорят! – не унималась Любовь Степановна.
– Это издевательство! Дайте поспать! – наконец продрала глаза Лелечка.
– Приготовьтесь – сейчас принесу ребенка.
– Вы с ума сошли! Я не собираюсь кормить! Я не хочу, чтобы моя грудь безобразно отвисла. Слава богу, для грудных детей есть молочные смеси! Если у вас их нет, я позвоню мужу, он привезет. А пока дайте ему что-нибудь. Что-то же у вас должно быть на случай, если у кого-то не будет молока!
– Неслыханно – отказаться кормить собственное дитя!
– Я его родила и с меня хватит! Для ухода за детьми, в приличных семьях всегда нанимается няня!
Санитарка отправилась за Ольгой Владимировной и вся сцена повторилась: «генеральша» непреклонно стояла на своем. Акушерка велела принести малыша.
– Смотрите, какой у вас красавец! И как он хочет кушать!
Мальчик нетерпеливо хныкал, но Елена Сергеевна была тверда:
– Перестаньте сюсюкать. Я сказала, что не буду его кормить, значит, не буду!
– Да что же это такое! – взорвалась Ольга Владимировна. – Жмудько, у вас что, нет сердца? Ребенок голодный!
– Так покормите его! Я сама искусственница и ничего, выросла!
– Вы не мать, вы – монстр! Выродок! – пошла красными пятнами акушерка.
– А вот за оскорбление ответите! – «встала на дыбы» «генеральша».
Акушерка отступила. «Любовь Степановна, дайте ему пока глюкозки», – попросила она санитарку.
Детей забрали. Все потянулись на завтрак. В палате остались только «генеральша» и Настя. Она укрылась с головой и не шевелилась.
Минуты отдыха новоиспеченные мамочки, обычно, коротали за чтением и разговорами «за жизнь». Но сегодня читать никому не хотелось, на болтовню тоже не тянуло. Потрясенные выходкой Жмудько, они с презрением косились в её сторону. Та безмятежно спала.
Тягостную тишь палаты прорезал судорожный всхлип: корчась от горя, Настя давилась рыданиями, и вдруг, зарывшись лицом в подушку, глухо и страшно завыла. Женщины встрепенулись, но как утешить несчастную девочку, никто не знал. Наплакавшись, Настя замолчала, отвернулась к стенке и словно окаменела. Несчастный истерзанный воробушек…
Три часа промелькнули одним мгновением. Новорожденные подняли нетерпеливый крик. В это раз образумить Жмудько пыталась Маргарита Дмитриевна. Эту стройную седовласую женщину побаивались и уважали.
– Ну что, не надумали кормить сына?
– Нет! И вы меня не заставите! Не имеете права!
– Надо же, как хорошо вы знаете чужие права, а про свои обязанности забыли! Совесть у вас есть?
– Ничего не желаю знать!
– Звонил ваш муж! Мы пока не стали омрачать ему радость. Надеялись, что вы все же одумаетесь! К сожалению, он сейчас не может приехать: его срочно куда-то вызвали.
– Да как он смел! Я тут чуть не умерла, а у него, видите ли, дела!
– Господи, о чем вы! У вас родился сын! Мы не можем держать его на глюкозе и смесях, когда вы, его мать, живы и здоровы!
– Хватит меня воспитывать! А с мужем как-нибудь разберусь! Не лезьте, куда вас не просят!
– Ну что ж, Катя, готовь смесь! – обратилась Маргарита Дмитриевна к акушерке.
– Принесите ребенка мне. Я буду его кормить. Можно? – раздался вдруг слабый, дрожащий голос Насти.
– Хорошо! Катя, неси!
Жмудько это вполне устроило, ведь раньше у господских детей всегда были кормилицы! Чем она хуже барыни?
Одарив мерзавку свирепым взглядом, заведующая отделением подошла к Насте:
– Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит?
– Поясница немного.
– Так и должно быть, – пальпируя Настин живот, ответила врач, – сейчас вам надо себя поберечь. Подлечится, желательно на курорте. А через год- два, снова милости просим к нам! Мы с вами об этом еще поговорим!
Маргарита Дмитриевна одернула хрусткий халат и перешла к Свете. «На курорте! Куда ей! Сразу видно – голь перекатная!» – ядовито хмыкнула себе под нос Жмудько.
Вернулась Катя с её сыном. Малыш, весь малиновый от натуги, вопил изо всех сил! На холеном лице «генеральши» не дрогнул ни один мускул! Настя же напряглась, вытянулась в струну, подалась навстречу карапузу и замерла, боясь прикоснуться к чужому дитю.
– Возьмите его! Вот так, чтобы головка лежала на предплечье. Теперь дайте ему грудь! Смелее! Он знает, что делать!
Ребенок перестал кричать и жадно припал к тугому соску. Все, кроме Жмудько, невольно улыбнулись. Наконец малыш насытился и, разомлев, отвалился от груди. Его красные испачканные липким молозивом щечки блестели. Круглые сиреневые глазки в упор смотрели на Настю. Казалось, ребенок понимал, что девочка, чью едва развившуюся грудь он сейчас так усердно сосал – не его мать. Поймав этот пугающий глубокой осмысленностью взгляд, Настя растерялась. «Так получилось, малыш, понимаешь?» – будто оправдываясь, потупилась она. «Понимаю», – прикрыл веки мальчик. Странный безмолвный разговор длился долю секунды. Еще миг и наваждение исчезло.
Очередного кормления Настя ждала с нетерпением. Маленькие груди распирало от молока. Сердце переполняла нежность к ребенку. Елена Сергеевна равнодушно выплыла вон.
– Тварь бессердечная! – пробормотала ей в спину Светка.
– Сволочь! – согласились с ней.
Отчаянно жалея бедную кроху, Настя тоскливо вздохнула. В который раз, она убедилась в несправедливости слепой судьбы, что отнимает у жаждущих и дарит недостойным. Ей потерявшей дочь, поступок «генеральши» представлялся фантастически жестоким абсурдом.
После обеда Настю проведала бабушка.
– За что, господи, сироту обидел! – укоризненно повторяла она, вытирая глаза платочком. Узнав, что внучка кормит чужого ребенка, старушка одобрительно кивнула, – раз тебе так легче ...
Весь день Жмудько безуспешно «висела» на телефоне. Обед она гордо пропустила, но голод не тетка и вечером «генеральша» притопала на ужин. С её появлением в столовой наступило гробовое молчание. Елене Сергеевна и бровью не повела. Сквасив брезгливую мину, она поковыряла гречку, надкусила хлеб и вышла
– Жмудько, зайдите! – окликнули её из ординаторской.
– Только что звонил ваш муж. Я ему все рассказала, – Катя с трудом скрывала волнение.
– Да как вы смели! Кто вам позволил!
– Маргарита Дмитриевна! Родина должна знать своих героев!
– Нечего мне морали читать! Почему вы меня не позвали?
– Не успела: он положил трубку.
– Ну, я ему покажу! – бросилась к телефону «генеральша».
Немного погодя она влетела в палату и яростно хрястнула дверью. «То ли не дозвонилась, то ли муж что не так сказал», – решили женщины.
Утром, после обхода, Кречетова получила передачу и, открыв пакет, оторопела: масло, колбаса, сыр, сметана, творог!
– Тетя Лиза, вы наверно, перепутали! Это не мне! Откуда бабуле все это взять!
– Тебе, тебе, милая! Не сомневайся! Но не от бабушки! Парень какой-то принес и сразу удрал, – ответила санитарка. – Ешь, поправляйся, а то худая, как велосипед!
Передачи стали носить каждый день. Кречетовы терялись в догадках. «Не иначе, ухажер твой объявился! Видать, совесть заела паразита!» – подвела итог Ирина Григорьевна.
«Генеральшу», напротив, словно забыли. Фурией она металась от телефона к окнам: Евгеша как в воду канул!
Время в роддоме летит незаметно. Настя окрепла, но все чаще тайком плакала. Она очень привязалась к сыну «генеральши» и порой, забывая, что этот мальчик не её ребенок, с ужасом думала о скорой разлуке.
День выписки застал Настю врасплох. Елена Сергеевна плевалась злобой и готовила мужу грандиозный скандал!
Увидев, что к роддому подъезжает черная «волга», Настя обмерла. Дрожа, будто раненая птица, она затравленно смотрела, как Жмудько суетливо собирает вещи. И пациентки и медперсонал искренне сочувствовали Насте: ей предстоял еще один удар.
– Кречетова, на выписку! – вдруг вызвала Настю санитарка. – А вы, Жмудько, погодите!
Настя обрадовалась: она уйдет первой и, слава богу, не увидит, как увезут малыша, у которого пока даже нет имени. Пусть будет так! Женщины тепло прощались с Настей Растроганная их вниманием и добротой, она не скрывала слез. «Телячьи нежности!» – фыркнула «генеральша» и отвернулась.
Настя зашла в кабинет, где оформляли выписку и сердце её оборвалось: на специальном столике медсестра ловко заматывала мальчика «генеральши» в новые яркие пеленки. Младенец дрыгал ножками и недовольно кряхтел. Вот тебе и успела! Как в бреду, ничего не видя и не слыша, Настя быстро переоделась, схватила документы, сумку и выскочила за дверь. «Смотрите, смотрите!» – возбужденно загалдели у окна палаты.
С огромным букетом роз, из «волги» выбрался генерал. «Давай, Евгеша, научи деревню, как надо жену из роддома встречать!» – возликовала Жмудько. Тотчас, глаза её дико выпучились, лицо злобно перекосилось: генерал открыл заднюю дверцу, и из автомобиля вылезла пунцовая от смущения Ирина Григорьевна! Народ ахнул.
Вытирая кулачком слезы, Настя спустилась с крыльца, подняла голову и, остолбенев, изумленно глядела на идущего к ней генерала. Из-за его спины ей растерянно улыбалась бабуля.
Не говоря ни слова, мужчина поцеловал Насте руку, вручил букет, и, неожиданно легко подхватив на руки, понес в машину. Ирина Григорьевна зарыдала. Зрительницы у окна хором зашмыгали носами. Багровая от ярости Лелечка судорожно, словно рыба без воды, дергала перекосившимся ртом…
Разместив Кречетовых, Жмудько вытянул с сиденья её шубу и вернулся к крыльцу, на котором уже стояла медсестра с ребенком.
– Вот, отдайте Елене Сергеевне! Скажите ей, что она свободна. Все формальности я уладил, не беспокойтесь.
– Пойдем сына, мамка заждалась! – генерал с трепетом взял нарядный конверт и поклонился: «Всего вам доброго! Извините, если что не так!»
– Счастливого пути!
Мотор взревел, автомобиль вырулил за ограду. В тишине палаты утробно выла «генеральша»...