Слёзки

     День был обычным. Сегодня уроков было немного. Утром, Оля, ученица второго класса, пришла в школу как обычно минут за тридцать до начала занятий. В школу она всегда приходила сама. Как, впрочем, чаще всего и домой возвращалась тоже сама, но только после того, как мама, звонила учительнице на сотовый и просила отпустить её с продленки. Оля вообще была самостоятельной девочкой. Могла сама собраться в школу, когда мама рано уходила на работу, могла после уроков дома сама приготовить себе что-нибудь поесть, например, свою любимую жареную картошку, сама делала уроки. Только иногда, когда попадалось сложное домашнее задание, обращалась за помощью к уставшей и дремлющей на диване, маме. Но, как правило, вечером старалась лишний раз её не беспокоить, потому что знала, мама сильно устает, ведь днем она работала медсестрой в санэпидстанции, а вечером, когда все в доме ложились спать, ходила мыть лестницы в подъездах. А денег все равно не хватало. Поэтому со своим ранцем Оля ходила в школу уже второй год подряд, а другие ребята с класса на первое сентября пришли с новыми ранцами и портфелями. Свой ранец и другие школьные принадлежности она старалась беречь, зная, что новые мама не скоро сможет купить. И даже один раз плакала, когда один из мальчишек, пробегая на перемене между партами, случайно зацепил ногой, её, весящий сбоку на крючке, ранец, после чего у того оторвалась одна из лямок. Правда, лямку её мама потом пришила, но после этого случая Оля старалась не вешать ранец на крючок, а ставила его под парту, ближе к ногам.
Жили Оля с мамой одни. Была, правда, бабушка, но она жила на другом конце города и здоровье у неё было уже плохое, поэтому встречались они не часто, так – раз в неделю, а то и реже. Чаще общались по телефону, да и то, в основном, все разговоры сводились к тому, что бабушка рассказывала, что у неё сегодня болит, как она спала и кто из её знакомых недавно и отчего умер. Мама слушала её молча, зачем-то кивала и иногда роняла – «Да», «Конечно», и «Все мы там будем». Мамины подруги приходили редко, чаще когда был какой-нибудь праздник или просто выходной. Они приходили веселые, шумные, чаще с пивом, после они, закрыв дверь, устраивались на кухне и долго что-то обсуждали, иногда выходя в туалет, после чего чувствовался доносящийся из кухни запах сигаретного дыма. Мама не курила, но после таких посиделок, когда все уходили и они с дочерью, обнявшись, лежала на диване напротив телевизора, Оля чувствовала, что от неё пахло сигаретами и пивом. Оле очень не нравилось,  когда от неё так пахло, но она никогда ничего не говорила маме, потому что знала, мама много работает и редко отдыхает, и то, что мама хорошая, она сама все понимает.
Но, больше всего Оле не нравилось, когда приходил дядя Валера. Он приходил обычно поздно вечером, с пакетом в котором была бутылка вина и какие-нибудь продукты. Мама тогда отводила Олю в её комнату и говорила, что бы она сегодня играла только в ней и не выходила, а если вдруг захочет в туалет или еще чего, что бы стучалась в дверь, прежде чем выйти. А еще лучше, что бы пораньше ложилась спать. Утром, когда Оля просыпалась, дяди Валеры всегда уже не было, а мама всегда была почему-то грустная и подавленная. Иногда, когда он вдруг уходил еще поздно вечером и мама разрешала её выйти из комнаты, Оля часто видела, как мама, сидя в кресле у окна, закутавшись в плед, долго долго смотрит в вечерние сумерки, не замечая, как за окном стемнело и уже совсем ничего не видно. В это время мама думала о чем-то своем и совсем нерадостном. А несколько раз, мама, стараясь этого не показывать, сидя у окна даже плакала – Оля видела, как тогда на её щеках блестели полоски от слез. Оля считала себя уже взрослой, она была уверена, что знает, почему мама плачет.
Папу Оля не помнила, они с мамой развились, когда еще она была маленькой, поэтому знала его только по нескольким фотографиям. Особенно её нравилась одна – на которой, улыбающийся папа, держит её маленькую на руках, а рядом, положив ему голову на плечо, сидит счастливая мама. Папа на той фотке кудрявый, широкоплечий сильный и красивый – так она видела его. Эту фотографию Оля случайно нашла в одной из толстых книжек, стоящих в шкафу, после этого она часто, когда мамы не было дома, брала смотреть её, а потом и вовсе забрала её себе и спрятала в столе, что бы можно было её рассматривать чаще.
Уроки закончились. Школа затихала, ребячьих голосов в коридорах становилось все меньше, и только в классе, где была продленка, еще сидели ребята. Кто-то клеил аппликацию, кто-то делал домашнее задание, но большинство – просто болтали или играли, пользуясь тем, что учительница куда-то вышла. Периодически, за кем-то из учеников приходили родители и уводили домой своих детей. Зимой родители старались забирать детей, не допуская, что бы те шли домой сами, болтаясь по дороге неизвестно сколько, тем более что уже вторую неделю стояли морозы.
У Оли зазвонил сотовый телефон. По телефону мама предупредила, что сегодня её раньше отпустили с работы, поэтому она минут через двадцать зайдет в школу и заберет её. Потом Оля вернулась к парте, где сидела Аня, девочка из параллельного класса. За полугодие они сдружились, часто, после уроков, ожидая, когда можно будет уйти домой, вместе играли, помогали друг другу  делать «домашку». Аню забирал из школы всегда, приезжавший за ней, папа. Вернувшись к парте, Оля помогла Ане навести парте порядок и убрать мусор, оставшийся после аппликации. Сложив учебники и ручки в ранец, Оля попрощалась с подругой, подошла к вернувшейся в класс учительнице и предупредила, что сейчас за ней прейдет мама и пошла к раздевалке.
Оля сидела на лавке в коридоре, ждала маму и болтая ногами думала о том, что сегодня, прейдя домой, после того, как доделает домашнее задание, обязательно сошьет из кустка старой маминой кофты, новое платье для своей любимой куклы. В это время мимо неё прошел Анин папа, в джинсах, большой меховой шапке и в широком темно-зеленом пуховике, с воротником, отделанным каким-то лохматым мехом. Через какое-то время он, вернулся с Аней, держа в руках её ранец. Аня, щебеча и подпрыгивая на ходу, что-то оживленно ему рассказывала, о том, какие сегодня получила оценки, что сегодня они делали на занятиях. Потом она сбегала в раздевалку за своей курткой и, положив рядом с Олей на лавку свои вещи, стала одеваться. Анин папа, глядя, что его дочка, увлеченная рассказом о своих школьных достижениях, не может попасть рукой в рукав, заботливо взял куртку и стал ей помогать, достав при этом, попавшую под куртку косу, скрутил её колечком и уложил в капюшон куртки. Затем присев, помог соединить концы замка, аккуратно застегнув его доверху. Оля, сидевшая рядом, забыв про куклу, как завороженная смотрела на то, как он одевает Аню. Аня же, видимо, каким-то боковым зрением, заметив устремленный на них взгляд, повернулась и, глядя на Олю, спросила: «Ты чего?».  Оля не сразу услышала обращенный к ней вопрос, потом тихо, как бы про себя, опустив глаза, произнесла – «А у меня нет папы…», и, увидав молчаливое Анино удивление, насупившись, вдруг добавила – «А за мной тоже сейчас мама прейдет».  В это время из-за угла появилась Олина мама. Она что-то хотела сказать дочери, но, перехватив её, направленный на Аниного отца, взгляд, осеклась. Потом, подойдя сзади, она, слегка тронув Олю за плечо, сказала – «Иди, одевайся».  Когда дочь с номерком ушла в раздевалку, Олина мама, сев на лавочку, украдкой, что бы не было заметно, наблюдала, как папа помогал завязать Ане шарф, одеть ранец. Со словами – «Ну, что, заяц, готова? Тогда пошли», Аня и её папа, держась за руку, вышли из школы.
Оля с мамой вышли из школы и молча пошли по улице. Мама положила руку на Олино плечо, приобняв её. Дыхание инеем оседало на шапке и шарфе, замерзающие на холоде слёзки щипали глаза. Бездонное, голубое, безоблачное небо только усиливало ощущение кристальной, морозной частоты воздуха. И только громкий скип снега под ногами дочки и мамы, вторил их дыханию, их мыслям, чувствам и мечтам.