Миры

Детский мир

Мир проходит через нас, наше представление об окружающем, взвихрённое порывом времени, всякий миг просвистывает сквозь нас со страшной скоростью, неумолимо и безостановочно. И – малоуследимо. Прежде, когда мир сводился к какой-нибудь «ойкумене», а время так осязаемо просыпалось струйкой золотистого песка, помещенного в хрупкий кристалл клепсидры, человек был уютней: не проще, но организованней, не понятней, но открытее; мир умещался если не на ладошке ребенка, то в припоминании зрелого человека, ограниченном всего-то световым днем; к заходу светила за черту горизонта припоминание исчерпывало себя, мир, окинутый и организованный в своем внутреннем противоречии человеческой мыслью, спокойно и уверенно посверкивая гранью, представал воображению таким, каким только он и должен был быть, каким только он и мог быть, и более никаким. В нем даже боги помещались легко и задорно.
Теперь, когда вдруг выяснилось, что мир бесконечен, что он возможен во множестве числа и образа не имеющих измерений, когда за самыми дальними звездами не перестают открываться все новые и новые бездны, а самые мельчайшие, твердые и круглые, неделимые по определению частицы – атомы распадаются на мириад еще более мелких, еще более твердых и неделимых по тому же определению частиц и энергий, символов и фантомов, человек перестает вмещать этот мир, он выставляет заменою себя какой-нибудь сложнейший механизм, какое-нибудь невероятное скопление микро- и наносхем, а сам отходит в сторонку: ему хочется вернуться в далекое и невозвратимое прошлое, в котором мир мог уместиться – и умещался – на ладони зрелого человека, почти еще ребенка.
Человеку не выдержать этого мира, если он, силою обстоятельств или волею каких-нибудь невероятно злых и коварных духов, лишится своего детства.

Дерзкий мир

Это скучное и полубестолковое занятие – пересчитывать пасущихся на чахлом пастбище хилых овец, - дохнущих от болезней, становящихся добычей диких зверей и наседающих варваров; это песочная возня – громоздить камень на камень, свод на свод, перекрытие над перекрытием, городя вавилонские зиккураты в тщетной надежде дотянуться до нижней кромки грозовых облаков, пока не подоспело разрушительное землетрясение; это сморкливое плескание в мутной и обжитой пиявками и головастиками луже, - сколотив обреченные в жертву первому шторму триеры, фелуки и джонки, отправляться в побег от одних надоевших однообразием нищеты и глупости берегов к другим – будто бы полным чудес и загадок, золота и самоцветов, красавиц и мудрецов; это трепыханье на сквозняке выщипнутого из обезглавленной курицы пера, - кое-как смастерив из провощенного пергамента и лозы неуклюжую пародию на живые крылья, присобачив их на шарнире под наполненным нагретым воздухом бычьим пузырем, попытаться ступить на воздух – ступить, чтобы расшибиться о первое высокое дерево или восставшую на пути скалу; это сказка для дураков и нищих, - ковыряясь в помойке собственных мозгов, исполненных смрадной нечистоты и похотливых ужимок, тешить себя надеждой на постижение непостижимого, на обретение ослепительной алетейи, Истины, во всех ее откровенных и прикровенных золотых сечениях и гармонических пропорциях – чтобы к вечеру, еще до первой звезды, упившись кислого вина, повалиться где-нибудь на задворках, в гнилой яме, все обретенное напрочь позабыв, да и сдохнув!
Нет, хилую поросль мира, это жалкое прозябание на будто бы пасторально уютном кончике воздетой над всеми безднами иглы следует пережить, и как можно скорее, а пережив наконец, изжить из себя и отбросить прочь – прочь из сознания, прочь из представления, прочь из отягощенной сомнением дерзкой мечты. Скорей, скорей – обернуться лицом ко всем безднам макро- и микромира; скорей, скорей – выверстать из себя, из последней надежды своей – армаду за армадою – полчища машин, механических монстров, расчетливых, промыслительных, безошибочных в раз и навсегда заданном устремлении в бесконечность; скорей, скорей, - сговорившись с ними, озадачив и озаботив их рукотворный и хитроумный мозг, оснастить себя нетленностью, беспрерывной единственностью существования, достигнув полноты гармонии с Хаосом и Космосом Бытия, и застыть, пораженным своим величием и своим могуществом: ты, Человек, - Бог, единственный и неповторимый!

Отчаянный мир

Все равно – чего бы то ни стоило, чем бы не грозило и как, в конце-то концов ни кончилось, это необъясненное и необъяснимое в своей очевидной бесцельности существование надо чем-то заполнить! И если нечем заполнить из того, что имеется под рукой, зябко прощупывается и смутно подозревается, то не остается ровным счетом ничего, слышишь ты, человек, - ничего, кроме как выплеснуться в этот прекрасный и ужасающий мир собою, самим собою: ведь больше – нечем!
Следует, не медля и не теряя ни мгновенья, броситься с головой вовнутрь самих себя, в пасть химеры, этого порождения двух слипшихся в одно целое чудовищ – ограниченной безмерности и безмерной ограниченности, и – шарить, шарить и выгребать, выгребать и выплескивать, извергаться и фонтанировать – всем, что только отыщется умилительного и монструозного, величавого и низкого, пошлого и возвышенного, строго рассчитанного и слепленного наобум...
О, пускай этот мир, сколько бы его ни было здесь – во всех его временах и пространствах, захлебнется твоим бунтом и твоим восстанием, обреченный отчаянию своему человек! Пускай он бесстрасстно поразится образцами твоей красоты и доблести, твердости и мягкосердечия, разврата и смирения, подлости и коварства, хитрости и злословия, мудролюбия и бездушной простоты... Он не оставил нам никакого выбора, он слепо и пренебрежительно в отстраненности от нас объявил нам, слова не говоря, что нас – конечных в его бездонной ожесточенности к нам – не существует, что мы даже не мизерная крупица на бескрайних полях его бесконечных, плавящихся и бурлящих, кипящих и остывающих, исчезающих и порождаемых вновь и вновь проявлений.
Мы – ничто. 
Так пускай он, непознающий, познает наконец свою оборотную сторону, свою бесплотную тень, свое неверное – в самом себе – отражение, свою Тварь, изуверившуюся во всем, кроме себя: в себя мы никогда не могли – по отчаянью своему – поверить.
Пускай он вонзится в свое ничто и расшибется – вдребезги. Нам – все равно.

P.S. Внимательней посмотри на свой мир, дружок, - он ведь прекрасен, не правда ли?..