Ностальгическое

                НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ.

     Середина ХХ века. Советский Союз, Москва, утро. А я опаздываю на службу. Опаздываю так, что  уже  нет смысла торопиться;  так опаздываю, что уже открыт  ларёк на углу, и к нему  длиннющая  очередь. (О, эта  очередь  за  пивом  с утра  в  понедельник, – чьё перо сумеет описать тебя и воспеть!)  Семь бед – один ответ,  и я становлюсь в хвост.
   Чтобы  скоротать время, разглядываю  соседей. Через одного от меня стоит красавец: высокий, статный. Выражение загорелого лица, как у эскадренного миноносца. В руке держит воблу, на манер эстафетной палочки. За ним, (прямо передо мной) - совершенно другой  «типаж»:  весь  он какой-то  линяло-плюгавый,  время  от  времени  вздыхает, поглядывает  на  воблу,  помаргивая,  сглатывает слюну, то и дело без нужды приглаживает редкие седеющие волосы.
    Очередь  между тем  понемногу  продвигается,  вот уже до окошка  ларька осталось пять – шесть человек. Напряжённость растёт.  Линялый глядит всё отчаяннее, и, наконец, решается: «Слушай, друг, ты дай мне хоть пёрышко, а…»
     Заветное окошко всё ближе.   Красавец оборачивается. В глазах уже нет той бронированной серости, меднокаменные скулы его мягчают, а губы произносят: «Да  я,…   да ты,…  да  вот  тебе!» Он  отдирает  от своей  воблы  добрую  половину  и суёт в  руку  остолбеневшему  от счастья  моему  соседу!
     Однако очередь продолжает продвигаться. Ещё на шаг, ещё… вот отошёл следующий   счастливец  с двумя коронованными белоснежной пеной золотистыми кубками. Вот  уже у окошка  и мой сосед.  Внезапно  он  оборачивается, отрывает от своей драгоценной  половины  воблы  здоровенный  кусок  и, сияя лицом,  протягивает  полупрозрачный   розовато-восковой   лоскут   мне  –  «На!».
                Воистину,  все люди – братья.