Исчезновение

Раньше вечера представляли собой прямые, протолкнутые через снег, и вялость, причём снега были бескрайними и оттого претендовавшими на близость, а вялость была мной, потому вопрос о близости отпадал сразу. Основную часть времени, отведённую мне на отсутствие любви, я проводил в ожидании ничего. Снег почему-то этому очень способствовал время от времени. Однако, когда напротив моего окна снег растаял на земле, вокруг канализационного люка, мне пришлось волей неволей чего-то ждать. Поначалу я просто вставал в четыре утра, подходил к подоконнику и долго наблюдал за кусочком земли. Иногда этот кусочек снова заносило снегом, поэтому в такие дни я либо ждал чего-то очень смутно (если земля угадывалась через тонкий слой белой мутности), либо совсем ничего не ждал (если угадать землю не представлялось возможным). По мере увеличения площади избавившегося от снега пространства вокруг канализационного люка я начинал осознавать, что жду я ласки и любви.

Стоило появиться одной женщине в моей жизни - тут же появились и другие. И совсем не представляется важным, как и при каких обстоятельствах они появились. Важен сам факт того, что они сразу всей массой на меня обрушились.

Поначалу все эти женщины проявлялись вполне реалистично. Они отправляли мне воздушные поцелуи, ходили со мной в театры, засыпали вместе со мной, просыпались тоже со мной, чаще на моей груди, ещё чаще рассказывали о себе что-то, должно быть, интересное для них, но абсолютно безынтересное для меня. Я ведь любви хотел, пусть даже мимолётной, а любовь - это молчание.

Потом всё это женское окружение приняло не очень реалистичные черты. Впрочем, тогда ещё вполне сносные. Вместо обоев мои стены были покрыты женскими платьями, чаще вечерними, вместо дверной ручки на двери красовался колпачок от туши. С помощью него дверь открывалась ничуть не хуже, это надо признать. Вместо абажура была юбка, под которую я любил заглядывать, так как о присутствии на теле нижнего белья мало кто заботился. К тому же, тело под юбкой очень хорошо, но не ослепительно для глаз, освещалось.

В итоге же они проникли во всё, да так проникли, что меня и нет теперь: гляну в окно - там они, загляну в себя - и там они, даже в тех же платьях. Их стало так невыносимо много, что я помню только самые первые минуты их окончательного нашествия, те минуты, когда я ещё был. Я хотел напиться воды, только приподнял кружку, а из под неё тут же выскочила женщина, балерина. Все остальные кружки, стоящие рядом, начали подниматься, перемещаться. Из под них выползали женщины. Самые разные и по-разному: немки, русские, полячки; в шикарных платьях, в блузках, неглиже; с чёрными вьющимися волосами, с чёрными прямыми волосами, с русыми прямыми волосами, с белыми кудрями... Я в страхе выбежал из кухни, вбежал в спальню - они и там были уже: выползали из подушек обнажёнными, стягивая с себя наволочки. Я хотел было бежать из дома, но это было уже невозможно, так как я оказался зажатым между сотнями тел и сотни рук тянулись ко мне, лаская и направляя меня куда-то в самую глубь плоти. Я заглянул в себя и...