Чудо

ЧУДО.                ИГОРЬ   БОНДАРЕВ.
 
Иван Порфирьевич поморщился от боли в суставах – она последнее время  почти не покидала его. Ноги выкручивало немилосердно. «Наверное, к перемене погоды. Обычно к похолоданию», - подумал он. Варикоз тоже просто достал за последние тридцать лет. Нет, он и раньше был – последствие работы грузчиком на всевозможных базах и организациях. Денежки он зарабатывал в то время неплохие, дефициты, опять же, вымпелы, грамоты, почёт и уважение, а вот как дело к пенсии – тьфу, не пенсия, а срам один, пару кошек только и можно прокормить, ну просто наказание – такой вот вымпел, пожизненный в виде расстройства здоровья…
 

Они с Юлией Харлампиевной хоть и старики, и, казалось бы, много ли им надо, но расходов хватает – то зубы, то больницы, то анализы, то УЗИ… Деньги всем нужны, и старым, и малым. Старым, может ещё и больше. Старики за жизнь цепляются, как утопающий за соломинку. Чёрт его знает, как-то всё прошло, не прошло даже, а пролетело… Вроде бы давно ли пацаном был, давно ли голубей гонял, в матроске ходил… Потом как-то сразу школа. Потом война, голод. Дальше – провал. ФЗУ, завод, Юлька, вся такая красивая, дородная, озорная. Женитьба, дети. Трое, один за другим. Вроде всё нормально, но вместе с тем, время ни шло, даже не летело, а … Сверхскорость какая-то, да и только. Внуки, уже шестеро. Не успели толком опомниться, как состарились, и теперь варикоз, простатит, гипертония, диабет, камни почти везде, во всех органах, нет их разве что в сердце, лёгких и селезёнке, да и то, потому, что их там быть не может; пародонтит, вставные зубы, как следствие язва желудка. Думаете, это всё? Чтобы перечислить все болезни, уйдёт уйма времени, да только кому это интересно! Детей не видели года три, если не больше, внуки и не звонят… Никому не нужны на старости лет, вот что обидно! Да и не надо вовсе никаких денег, никакой помощи – всю жизнь сами обходились – хочется хоть какого-нибудь внимания…


Иван Порфирьевич с трудом перевернулся на другой бок. Здоровья совсем не стало… Жена спит на  другой кровати – вместе спать невмоготу, да и самое интересное, нет смысла – когда это  было в последний раз, вспомнить-то страшно, оттого, что …очень давно, словом.


Иван Порфирьевич покосился на сопящую, на соседней кровати жену. Лучше бы им спать в разных комнатах, меньше нервов, да и сон спокойнее. Но и это не самое главное. Главное заключается в том, что потерян смысл жизни, окончательно и бесповоротно, просто незачем и не для кого стало жить… «Не живём, а доживаем», - подумал старик, усмехаясь, в седые усы. Раньше был смысл, а теперь… Чувствуешь себя полной развалиной, биологическим организмом, заметьте, никому не нужным.
  «Хоть бы денёк пожить здоровым человеком, уж не до хорошего…»


С этими мыслями, Иван Порфирьевич уснул, уснул не сном здорового мужчины, который, устав от трудового дня засыпает, едва коснувшись подушки, нет, он просто задремал неглубоким сном пожилого, очень больного человека.


Снилась ему всякая ерунда, не стоящая внимания. Снилась ему товаро-закупочная база, куда его в своё время устроили «по блату», где он на протяжении многих лет таскал мешки, ящики и коробки. Сон был так себе, без особых событий, ничего стоящего. После этого приснилась рыбалка. Поймал старик Золотую Рыбку. Рыбка почему-то, твёрдо обещала исполнить не три, а только одно желание. Иван Порфирьевич, так и не решился, что ему нужнее, и, не реализовав желание, проснулся.


Проснувшись, Иван Порфирьевич посмотрел на часы и удивился. Против своего обыкновения, он проснулся не в пять утра, как обычно, а аж в десять.


«Надо же, за всю ночь ни разу в туалет не сбегал», - очень удивился старик, помня о своём простатите. «Чудеса, да и только».


Иван Порфирьевич, блаженно потянувшись, слегка хрустнул суставами, не ощутив никакой боли. Несказанно удивившись этому обстоятельству, он резко, против обычного, поднялся и сел на кровати.




«Так, значит, бриться, умываться и завтракать. Нечего валяться до обеда, нужно просыпаться пораньше, с петухами, и радоваться жизни, которая, помимо того, что прекрасна и удивительна, ещё и досадно коротка».



Иван Порфирьевич не только удивился сказанному, даже испугался за себя – никогда он так не изъяснялся вычурно – он, человек простой, жизнь его прошла просто и незатейливо, он бывший грузчик, а не, прости господи, журналист какой-нибудь, или телеведущий Андрей Малахов.
 

Энергично вскочив с кровати, Иван Порфирьевич направился в ванную. По дороге, почувствовав просто одурманивающие запахи, доносящиеся с кухни, решил поинтересоваться у жены, что это такое интересное она приготовила. Что-что, а готовить Юлия Харлампиевна умела! А вот сегодня, готовилась какая-то фантастически вкусная выпечка, которая, правда, Ивану Порфирьевичу была строго противопоказана по причине сахарного диабета и язвы, старик решил сделать исключение и съесть пару булочек, или чего-то ещё – он не знал ещё, чего именно. Надо отдать должное жене – она готовила подобное редко, чтобы не искушать мужа блюдами, которые были ему противопоказаны.


Иван Порфирьевич открыл дверь и вошёл в кухню. Юлия Харлампиевна стояла, нагнувшись у плиты, закладывая в духовку очередную порцию плюшек. Иван Порфирьевич пристально рассматривал мощный зад супруги, чего не делал уже много лет, не совсем понимая, для чего он это делает сегодня. Внезапно, что-то зашевелилось в домашних брюках, смутно напоминая те ощущения, которые были у него (а были ли когда-нибудь вообще?) лет…да чёрт его знает, сколько лет тому назад, это «что-то» вдруг выпрямилось, демонстрируя своему хозяину силу и мощь.
- М-да, - пробормотал старик.
- Ты, Порфирьевич, сильно-то не облизывайся, нельзя тебе мучного-то. А готовлю я сегодня это только потому, что скоро племянница моя приедет в гости…


- Какая племянница?- спросил Иван Порфирьевич, не сводя плотоядного взгляда с туго обтянутого стареньким ситцевым халатом зада супруги, попутно вспоминая, что она ещё и обладательница груди  шестого номера, на которую, собственно, он и повёлся пятьдесят с лишним лет тому назад.
- Ты что, старый, совсем память потерял? Света, та, что тебе глю…глюк…как его…ну, этот, который кровь меряет…
- Глюкометр, деревня, - покачал с укоризной старик, вспомнив, что не сделал утреннюю инъекцию инсулина. – Успею…
- Чего ты там бурчишь? – поинтересовалась супруга.
- Да так, ничего, просто… - Иван Порфирьевич подхватил жену на руки и понёс на диван.
- Ты чего, Ваня?! У тебя ж суставы, да и давление… и… всё остальное…
 

Последнее слово Юлия Харлампиевна произнесла уже, а меньшей уверенностью, поскольку её престарелый и больной супруг, повалив жену на кухонный диван, обрывая пуговицы, с треском сдирал с неё халат. Отлетел в сторону огромный льняной бюстгальтер, обнажив совсем не миниатюрную грудь; огромные трусы уже валялись на полу.
- О-о-о! – почти заорала Юлия Харлампиевна, закатив глаза.
 

Минут через тридцать, довольный и удовлетворённый происшедшим, оттянувшись по полной программе за бездарно прожитые годы (примерно тридцать лет), Иван (теперь, пожалуй, можно обойтись и без отчества) встал с дивана, и, потрепав фамильярно Юлию Харлампиевну по обнажённому заду, которая тихо стонала, сражённая фактором неожиданности, а также серией оргазмов; в один присест, съев три плюшки сказал:
-

 Юлька, хорошо хоть булки не успела в духовку поставить, а то бы пожарных пришлось вызывать.
  Юлия Харлампиевна произнесла с трудом:
- А я уж думала, что всё, так и помру…а тут…
 

Иван, довольный собой, ушёл в ванную, бриться. Весело напевая:



Не нужен мне берег турецкий
И Африка мне не нужна! -


Иван намылил щёки и тщательно побрился на два раза. Окатив лицо холодной водой, он потянулся за флаконом туалетной воды. Освежиться он сумел только через пару минут, да и то, машинально, не осознавая толком, что он делает. Вы спросите, почему? А вот доживите до восьмого десятка, а потом, посмотрев на своё отражение в зеркале, попробуйте не удивиться, увидев там лицо цветущего тридцатипятилетнего мужчины!
 

Пшикнув раз десять из флакона на лицо, он пару раз попал в глаза – таково было его изумление, да какое там изумление – шок! На кухне он так сильно не был удивлён, когда повёл себя, как дворовый кобель, одурманенный течкой у пробегающей мимо сучки, - хотя было чему удивляться!


- Может, - шёпотом спросил он сам себя, - я помер, а сейчас на том свете мне всё это привиделось? Так получается, что Юлька тоже, того… Стоп! А разве там это дозволяется в раю (а достоин ли я?), или аду?
Иван плохо разбирался в тонкостях загробной жизни, а додумать самостоятельно не успел, поскольку в ванную зашла растрёпанная, в застёгнутом наперекосяк, на две уцелевшие пуговицы халате, жена и прервала его мысли:
- Вань, а ты укол-то поставил? А ещё булки ел? Нельзя так, как маленький ты у меня… - и поцеловала мужа прямо в губы.
 

Ивана бросило в холодный пот. Его уже сто лет не целовали, и потом, он ещё не разу не забыл об инъекциях инсулина – дожился, старый склеротик…
 

Он пошёл в спальню, достал свои медицинские причиндалы, и тут вспомнил, что Света, племянница жены, привезла ему из-за границы прибор, который измеряет уровень сахара в крови. Иван пользовался им пару раз, да потом и забросил.
- А сейчас, сахар должен быть огромным… Во-первых, не поставил укол, во-вторых, сожрал много недозволенного…
 

Иван пробил специальным перфоратором палец на руке, выдавил капельку крови, приложил индикаторную полоску, и засунул её в прибор.
- Ёб… норма!.. Чудеса! Четыре и восемь, вместо… вместо…
  Он да же затруднялся сказать, вместо чего. Он ожидал увидеть запредельную цифру.
  - Мать, - крикнул он, решив инсулин не ставить. – Я пойду, прогуляюсь, пивка бахну…
 

Юлия Харлампиевна откликнулась:
- Ну, ты это… полегче там… Деньги в шкатулке! Да погоди, я сама принесу!
  «Вот что значит вовремя и с толком обработать!» - Иван ликовал.
 

Жена вошла в спальню, на ходу надевая очки – она с детства страдала близорукостью, им без очков почти ничего не видела.
- А-а-а!! Караул!!! Ты кто, насильник проклятый! Пропади немедленно, а то щас милицию вызову!
 

Надо сказать, что последние слова она произнесла, не совсем уверенно, более того, почти с нежностью.
- Да я это, Юлька! Просто я сегодня помолодел как-то неожиданно совсем, и не знаю, почему.
 

Супруга, узнав родной голос, немного успокоилась:
- Ты что, старый, молодильных яблок обожрался, или как?
 

Иван облегчённо вздохнул:
 «Ну вот, всё становиться на свои места, всё, как всегда, те же разговоры и даже интонации»
- Ничего я не обожрался… Ну я пойду…
 

Жена, посмотрев на супруга, и вспомнив совсем недавние события на кухне, ревниво сказала:
- Ты там недолго и не очень-то…
 

Иван, чмокнув супругу в щёчку, сказал:
- Я быстро…
 

 Он вышел на улицу, чувствуя себя человеком, который может не только свернуть горы и осчастливить несметное количество бесхозных молодух, и дам бальзаковского возраста, нет, это было большое, сильное и многогранное чувство, которое не так-то просто объяснить – оно с трудом поддавалось описанию. Здесь было очень многое: он совершенно не хотел «забивать козла», хотя раньше охотно предавался этой древней игре, не считаясь со временем, больной спиной и погодой; он безумно хотел приключений, веселья и жаждал упиваться жизнью. Вообщем, как сказал бы великий Гоголь: «Дайте мне другое перо…», потому что описать чувства Ивана Порфирьевича в точности, не представляется возможным. Нельзя объять необъятное…
 

Иван направился в ближайший бар. В баре, под названием «У Хачика», народу было мало. Объяснялось это тем, что первые клиенты, похмелившись, уже ушли, а молодёжь, после ночных забав в упомянутом баре, отсыпалась дома, готовя себя, таким образом, к сегодняшней ночи. В баре тихонько играла какая-то сладкая музыка, которую, как показалось Ивану, он где-то уже слышал раньше.


- Привет, - услышал он приятный голосок, слева от себя.
 

Обернувшись, он увидел соседку Тоню, девушку породистую и сексапильную. Девушке, правда, было уже не меньше двадцати семи лет, но так уж принято говорить. Сейчас все девушки, от шестнадцати до шестидесяти. Он чуть было не сказал:


- Здравствуй, Тонечка, - но вовремя сообразил, что делать того не стоит.
  Тоня, конечно, его не узнала.
- Приятно увидеть рядом с собой зрелого мужчину, а не юнца какого-нибудь.
 

Точно, не узнала. Интересная ситуация назревает.
- Я вас никогда раньше здесь не видела, хотя бываю в этой дыре довольно часто. Мы с вами раньше нигде не пересекались?
 

«Нет, но, видимо, придётся», - подумал Иван.
- Что-нибудь выпьем? – спросил он у соседки.
- О, я вовсе не против…
 

«Ясен перец. Ты, наверное, не только выпить хочешь. А ведь ещё вчера, здороваясь со мной во дворе и представить, не могла, что будешь любезничать со старым пердуном. Ну, ладно, надо выпить заказать, вот только что? Пива, или водки? К водке надо закусь, а пиво как-то не совсем солидно. Может, этого, текилы или виски?»
 

Иван Порфирьевич, не имея иного выбора, иногда смотрел с супругой сериалы, где фигурировали перечисленные алкогольные напитки, поэтому, был немного в курсе.
- Что закажем, барышня?
 

Тоня засмеялась:
- Меня так никто ещё не называл. Вы, словно из девятнадцатого века, честное слово. Знаете, давайте пива. Я что-то не совсем хорошо себя чувствую после вчерашнего…
- Две кружки пива, - небрежно сказал он бармену.
- Какого? – спросил бармен.
- «Жигулёвского», - уточнил Иван, - какого же ещё…
 

Бармен снисходительно улыбнулся:
- Такового в наличие нет. Есть «Балтика», «Рогань», «Оболонь»…
 Вмешалась Тоня:
- Серёж, налей нам «Балтики», номер семь.
 

Бармен одобрительно кивнул, налил две кружки и поставил перед ними.
- Пожалуйста.
 

Тоня выпили кружку в два приёма.
- Ну, я и даю, не удобно даже… Это всё последствия вчерашней вечеринки…
 

«Во даёт Тонька! Она всегда так, или… А в остальном как?»
  Иван допил своё пиво и заказал ещё две кружки, для себя и соседки, страдающей сильной жаждой.
- Вот спасибо, - поблагодарила Тоня, залпом осушив полкружки, и теперь, допивала остатки относительно нормальными темпами. – Вы очень любезны. Давайте знакомиться. Я – Тоня, а вас зовут…
 

«Как же мне ей представиться? Иваном – засмеёт, это имя по теперешним временам не в почёте. Каким-нибудь Валериком, или Стасиком? Может, Максимом?»
- Эдуард.
 

«Во даю! Слыхала бы моя Юлька! Убила бы, ей-ей, убила!»
- Хорошее у вас имя! Вы знаете, с кем, в первую очередь у меня ассоциируется имя Эдуард?
- Нет. Наверное, с каким-нибудь королём? – спросил Иван, в душе ругая себя за серость и необразованность.
- Нет, не с королём, а с писателем, скандально известным матершинником и бабником, Эдуардом Лимоновым. Разумеется, вы слышали о таком и, вероятно, что-то читали.
 

«Воспитанная баба, ничего не скажешь. Взяла и ответила за меня, чтобы не обидеть. Один у неё только минус – выпить любит, да и на передок, думаю, слаба – не стала бы сама лезть знакомиться»


- Честно говоря, не припомню, что именно, хотя имя на слуху, и читал кое-что о нём, - извернулся Иван, не понимая даже, почему так ловко это у него получилось. Он всегда был простым и прямолинейным человеком и сам не любил изворотливых. Именно поэтому, его карьера не двинулась дальше «должности» грузчика.
- Да, о нём много писали, особенно в жёлтой прессе…
 

Иван понял, если беседа будет и дальше продолжаться в том же духе, то он рискует оскандалиться, проявив себя малообразованным и совершенно неинтеллегентным человеком. Поэтому предложил ещё пива своей соседке.
- Я, в принципе, не против, боюсь только, что вы примете меня за алкоголичку…
- Ну что вы! – запротестовал Иван. – И в мыслях не было!
- Может быть, лучше чего-нибудь покрепче? Только возьмём с собой, а выпьем… ну, скажем, у меня дома, или у вас…
 

«Начинается! Может, ещё Юльку позвать? Ну, даёт соседка! Ну, съёмщица ещё та! Куда мир катится! Бабы за мужиками ухлёстывают. Чего-то я в теперешней жизни недопонимаю. И чему удивляться, дальше лавочки возле подъезда уже лет семь, как не ухожу, а о жизни скоро буду судить по дурацким сериалам»


- Я вижу, у вас не удобно. Ой, простите, вы, наверное, женаты, а я тут со своими предложениями…
 

Иван лаконично ответил:
- Не удобно. Женат. Но предложение стоящее. И вы тоже.
 

Тоня сначала засмеялась, а потом сказала вполне серьёзно:
- И вы. Пойдёмте.
- А заказ? Минуту…
 

 Иван жестом подозвал бармена:
- Бутылку…э-э-э…
 

Тоня продолжила за него:
- Серёж, бутылку «Хортицы», закуску сооруди… на своё усмотрение.
  Бармен кивнул и ушёл в подсобку.

                *                *                *

 

Поднимаясь на четвёртый этаж, он испытывал странное чувство, потому как пришлось ему пройти мимо собственной двери (он жил на третьем). Как только Тоня закрыла за ними дверь, события стали развиваться с пугающей быстротой. Соседка набросилась на Ивана, как будто бы она провела большую часть своей ещё молодой жизни, в женском монастыре. «Причём, строгого режима, если, конечно, таковые бывают», - подумал он, поражаясь той сноровке, с которой его раздевала соседка. Примерно через полчаса после совокупления с особым остервенением, Тонька свалилась замертво на пол.
 

 «Ну, молодёжь… Нет, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой, так нет же, всё бегом, словно, на пожар. Да какой там пожар – как на тонущем корабле. Нет, чтобы выпить, закусить, поговорить по душам о чём-либо приятном… Бестолочь… Сплошная физиология…» Иван Порфирьевич напугался незнакомому слову. «Видать, не только со здоровьем у меня перемены произошли, а и с образованием»
 

Тем временем Тоня мало-помалу стала приходить в себя. Застонав сладостно, она спросила:
- Выпьем по чуть-чуть, бандюга развратный? Маньяк ты мой любимый…
 

«Это я-то маньяк? Не фига себе… Та ещё мадам… Линять надо отсюда… По одной, да по домам»
- Давай, Антонина батьковна…
- Сам дурак, - она шутливо погрозила пальцем и снова полезла целоваться…

                *                *                *


 

Домой идти не хотелось. Иван снова вышел на улицу, бросил полупрезрительный взгляд в сторону игроков в домино. Они его, разумеется, не узнали.


 «Оно и к лучшему. Меня эта дурацкая игра достала давно, как все мои болезни. Куда бы ещё сходить?»
 

Иван призадумался. Сегодня просто «боевой» день. Такое в молодости-то не всегда случалось, чтоб крепко выпить, да ещё с двумя бабами… Чудеса в решете, да и только. И с чего всё это на него свалилось, благодать такая? Это после стольких лет физических страданий, диет, гор лекарств, огромного количества койко-часов, с их процедурами, капельницами, клизмами, глотанием «кишки» и всего прочего ежегодно? Какой-то сердобольный ангел, а то и сам всевышний пожалел его, преподнеся такой подарок? Господи, неужели все эти ежедневные муки надолго позади?
 

Иван решил так: зарываться и гневить бога не надо. Нужно завязывать праздный образ жизни, вести здоровый. Выпивать только по праздникам, и только в меру. И не по всем праздникам. Он, задрав кверху голову, словно пытаясь там, на небе, увидеть ответ на свой вопрос… так, значит, Новый Год – раз, двадцать третье февраля – святое дело – два, восьмое марта, конечно же, - три, первое мая – четыре, девятое – пять…


- Эй, мужик, закурить не будет?
 

Иван, что называется, спустился с небес на землю. Перед ним стояло пять подростков-переростков, с наглыми, ухмыляющимися рожами. По всей видимости, им не так хотелось курить, как показать свою удаль.


- Слышь, мужик, ты что, глухой, или от страха онемел?
  Один из подростков, явный лидер, по натуре своей, усмехнувшись, задал второй вопрос.
- Я, внучек, курить давно бросил, не до курева, откурил я своё, да и тебе не советую, поберёг бы здоровье, его ведь не купишь ни за какие деньги…
 

Парни переглянулись. Их возмутили две вещи: то, что их лидера назвали внучком, и то, что им, бывалым и умудренным жизнью мужикам, дают какие-то почти оскорбительные советы.


- Ты что, мужик, рамсы попутал, или здоровья дохрена? Бурый сильно, или глупый?
- Я-то? – Иван сделал вид, что призадумался, чтобы дать вразумительный ответ на всю серию вопросов одновременно.
 

 «Насчёт внучат они правы, тут я маху, как говориться дал. Мне ведь на вид всего тридцать пять, не более. А во всём остальном… А ведь здоровьем-то бог не обидел меня. Чего я должен что-то этим выродкам объяснять?»
 

Иван подошёл поближе к предводителю наглых тинэйджеров, и без замаха, нанёс ему короткий удар в грудь. Тот, не ожидая подобного вероломства, не успев среагировать, упал на спину, во весь свой ставосьмидесятишестисантиметровый рост, что привело в замешательство его приятелей. Не давая им опомниться, Иван ударил следующего в челюсть, после чего, подросток также оказался в лежачем положении. Третьего Иван резко развернул к себе спиной и с чувством пнул под зад всей ступнёй. Тот, взвизгнув от обиды и боли, упал на землю. Четвёртый и пятый, переглянувшись, без лишних слов бросились наутёк.

- Ну, что мальцы, накурились? Говорил же вам - а дедушка зря говорить, не станет – не курите, потому, что это не просто баловство, а угробление здоровья…
 

Кряхтя и постанывая, трое курцов-неудачников, пытались подняться на ноги.


- Вы б не торопились, мальцы, я ведь и добавить могу, за мной не заржавеет! Извиниться бы надо перед дядей Ваней, а то как-то не по-людски получается!
- Да пошёл ты, дядя херов! Видали таких!
  Иван в удивлении склонил голову чуть набок.
- Ты это серьёзно, писюн ты эдакий? – Иван залепил лидеру свободных курильщиков крепкую затрещину, после которой, тот снова оказался на земле.
- У-у-у, сука! – застонал тот, потирая ушибленное место. – Ты что, старый, молотком, что ли бьёшь? Так можно и мозги выбить…
- Можно, тем более, что у тебя, их немного и сильно бить не нужно для этого. Как зовут меня, помнишь?
- Ну?
- Загну, каралька будет! Извинись, козлячья твоя рожа, не то хуже будет!
- Правильно, правильно, весь двор задолбали, в школу через раз ходят, таких со справками нужно выпроваживать! Вымахали под два метра, только жрут, да серут, пользы от них никакой! Наконец-то хоть один мужик в городе нашелся, остальные только отворачиваются, делают вид, что не видят! – ликовала женщина средних лет, развешивая во дворе бельё.


- Ну-ка встать! – вконец разозлился Иван.
 

Все трое встали нехотя, подчиняясь приказу незнакомца.
- Извините… - вразнобой промямлили они. – Больше не будем…
- Детский сад! – покачал головой Иван. – Пшли вон!
 

Подростки торопливо ретировались.
 

Женщина, развесив бельё, подошла поближе:
- Спасибо вам, а то ведь на них управы нет!
- Не за что. – Ивану было приятно, что хоть кто-то за последние годы выразил ему благодарность.
- Вы, наверное, нездешний, я вас в нашем дворе ни разу не видела, а ведь давно здесь живу… - женщина явно была не против знакомства с ним.
 

«Скучно», - подумал Иван. «Опять бесхозная попалась… Только ведь я не солнце, всех не обогрею»
- Я живу несколькими дворами дальше, - соврал, не моргнув глазом он, - недавно переехал с семьёй. Вот прогуливался и…
 

Женщина вздохнула:
- Всегда так, как человек хороший, то обязательно женат и живёт несколькими дворами дальше…


                *                *                *

 

 Иван заскучал, не зная, что бы ему ещё такого сделать во благо человечества. Поломав голову минут десять, и не придя ни к какому решению, он побрёл в свой двор. В беседке, за столиком, с особым остервенением, бились в «козла» завзятые профи. Причём, билось четверо, а на очереди стояло ещё столько же запасных игроков.


- Рыба! – радостно крикнул один из них.
- М-да… Если бы Ванька сегодня принимал участие – мы бы так не обосрались! – заметил другой.
- А где он, кстати? – спросил третий.
- Да говорят, что совсем ему плохо, - вздохнул второй. – Я позавчера Харлампиевну видел – жаловалась.
- Может ему помочь, чем надо? – озабочено спросил третий.
- Нам всем только одной помощи теперь ждать…- съязвил четвёртый. – Сами знаете, какой… По выслуге лет…
- Не каркай, Кузьмич, - вмешался в разговор пятый. – Ему, между прочим, повезло меньше, чем нам, с букетом-то своим…
- Это точно, - согласился четвёртый. – Надо бы навестить его.
- А мне сегодня Харлампиевна сегодня сказала, что он по делам пошёл куда-то, - сообщил шестой. – Я её видел пару часов назад. Довольная такая была – не описать.
- К ней сегодня племянница должна была приехать, - пояснил второй.
- Да нет, ребята, племянницам так не радуются, - тонко улыбнулся шестой. – Тут что-то другое…
- Ты, прям, загадками говоришь, Евгеньич, такое можно подумать, ну прям, не знаю, что.
- Сам не знаю, - пожал плечами шестой. – Но так женщина улыбается в очень редких случаях…
- Ну? – нетерпеливо спросили все хором.
- Загну.
- Хочешь сказать, что Харлампиевна хахаля завела, что ли? Так вроде бы не по годам уж… - рассуждал вслух второй.
- «Любви все возрасты покорны…» - процитировал шестой. – Откуда мне знать, прицепились, как банный лист к жопе…
- Да, от Порфирьевича чего-то ждать в этом смысле… - выразительно кашлянул первый. – С его болезнями-то…
- Можно подумать от всех нас можно чего-то ждать в этом смысле, - презрительно фыркнул пятый.
- Ну, не скажи, я ещё…
 

Пятый не дал договорить первому:
- Не хорохорился бы ты, Валентиныч! Нам уже никакие средства… Эх, все мы когда-то были рысаками!


- Да ребята, наступил тот самый момент, когда «Виагра» для нас недоступна и малоэффективна… Недоступна, в смысле стоимости, ну а какой эффективности может идти речь…- покачал скорбно головой пятый.
- Не скажи, и не отвечай за всех, - продолжал ерепениться первый.
 

 Ивану не было охоты слушать дальше, и он вошёл в подъезд. Путь на третий этаж показался ему, впервые за много лет лёгким и быстрым. Он открыл дверь своим ключом, и вошёл в квартиру.
 

«С Тонькой бы не столкнуться. Блин, где моя голова была? Вот комедия будет, когда всё раскроется! Как себя вести – ума не приложу… Дурак старый… Седина в бороду, а бес в ребро! Тоже мне, герой-любовник, мать твою!»
 

Иван прошёл на кухню, сел за стол, съел несколько булок, запивая их водой из-под крана.
 

«Блин, как в молодости, как будто никаких проблем со здоровьем… Да, немного человеку надо…»
 

Он прошёл в спальню. Юлия Харлампиевна, спала, громко сопя. Иван присел к ней на край кровати. Харлампиевна, которая в молодости-то чутко спала, сейчас тем более, мгновенно проснулась.


- Ку-ку, мать. Это я пришёл, кое-что тебе принёс…
 

Через полминуты повторилось, то, что утром на кухне. После этого, Юлия Харлампиевна долго приходила в себя, не переставая удивляться столь резкой смене сексуальной жизни – от нуля, к пику страстей.
 

Иван снова ушёл на кухню, чтобы подкрепиться. Торопливо шаркая ногами, Юлия Харлампиевна пришла на кухню.


- Хватит всухомятку, соколик ты мой, - она чмокнула Ивана в щёку. – Я борщ приготовила, ещё кое-что… Сегодня, думаю, можно и по рюмочке пропустить…
  «Чудеса, да и только. Смешно сказать, но Юлька всю свою сознательную жизнь с «рюмочками» боролась, хотя я ханыгой никогда не был, а сегодня – на тебе…»
- А где племянница, Юль?
- Завтра приедет, звонила недавно.
- Понятно.
 

«Неужели, имея здоровье, ничего, кроме жратвы и койки человеку не надо? Может, мне работать пойти? Чего дома-то сидеть, штаны просиживать? В грузчики, конечно, не пойду, а в сторожа… Деньги надо – зубы жене вставить, да и…»
 

Ивану стало смешно от своих мыслей.
  «То, что я назвал «да и…», я уже сегодня два раза вставил, а на ночь ещё обеспечу. Глядишь, и лекарств меньше понадобиться, всё-таки положительные эмоции. Блин, опять я заумно заговорил – видно и мозги преобразились в лучшую сторону»
- А что у нас сегодня по телевизору?
- «Ундина», - ответила супруга.
- А ты знаешь, как по-другому называется этот гениальный сериал?
- Не знаю…
- «Мудила», причём, имеется в виду Таранов!
- Ну, ты скажешь тоже! Такой приличный артист, а ты его…
- Не его, а его дебильную роль! Я, конечно, понимаю, что есть все, хотят, но не до такой же степени!
 

Юлия Харлампиевна внимательно посмотрела на мужа, словно видела его впервые, или после долгой, многолетней разлуки, успев подзабыть, как он выглядел в первоисточнике:
- Что-то ты, Вань, странный сегодня какой-то… И говоришь как-то не так, как всегда… Тебя будто подменили.
- Никто меня не подменял. Просто надоели эти сопли про любовь, и про то, как надо правильно кормить дельфинов. Жуют-жуют, одно и то же… Но самое главное, мать, ни в этом.
- А в чём? – супруга вздохнула, понимая, что спокойно посмотреть сериал ей сегодня не удастся.
- А в том, что у них здесь все не живут, а как сыр в масле катаются.
- Ну не спорю, все в этом фильме живут зажиточно, только в чём криминал-то?
- Слушай, мать, мы с тобой всю жизнь пахали, как проклятые, так?
- Ну?
- Загну. А что мы с тобой заработали? Наша квартира хоть как-то похожа хотя бы на яхту Таранова?
- Ну, он же это… олигарх.
- А что это значит, ты знаешь?
- Ну, в общем…
- Вот-вот,  «в общем». Неизвестно как к нему пришли эти капиталы, может, он бандюганом начинал, по молодости ещё, а в результате…
- Да ладно тебе…
- Конечно! Я что-то кроме болячек ничего не заработал! А смотри, как живёт этот мент, ну муж, этой, с дурацким именем, хрен вышепчешь…как его… Беаты, во!
- Милиционер, как милиционер, прям, не знаю, чего ты к нему прицепился!
- Прицепился? А ты не догадываешься, почему? Ты его квартирку видела? А сколько мент зарабатывает ,ты знаешь? На эти деньги можно с хлеба на воду перебиваться! Значит, какой вывод напрашивается?
- Какой?
- Взятки он берёт, вот какой! А эти две клушки? Фотосалон, видите ли у них! Да они по две фотокарточки в неделю печатают, а на что его содержат, мне лично, непонятно!
- Отец!
- Ну?
- Загну. Чего ты так сегодня на всех взъелся?
- Они ещё не все. И потом, надоели они все до изжоги, лучше рекламу про «Комет» смотреть.
- Чем же?
- Тем, что она короче, хотя повторяют часто…
  Юлия Харлампиевна, близоруко прищурившись, спросила мужа:
- Хорошо, если телевизор не смотреть, чего делать-то будем?
  Иван пожал плечами:
- Хотя бы тем, чем занимались сегодня дважды…
  Юлия Харлампиевна покачала головой:
- Ну, ты даёшь, отец! Прямо и не вериться! Бывает же такое…
  Они заснули под утро, уставшие и довольные собой.


                *                *                *

 

Проснулся Иван Порфирьевич, по своему обыкновению, в пять утра. С трудом, перевернувшись на другой бок, обнаружил спящую рядом жену.
 

«Что за хрень, ведь Юлька уже столько лет на соседней койке… А, ну да, мы, кажется, вчера койки вместе сдвинули. Только вот зачем? А, ну известно, зачем. Чтоб, как говориться, всегда под рукой, тоись, под боком… Ох, суставы-то дают прикурить… Простата, зараза… пойду в туалет, а то, не ровён час…»
 

С трудом, поднявшись с кровати, Иван Порфирьевич, на ощупь, ногами, нашёл тапочки и пошлёпал, точнее, пошаркал в туалет. Выходя из совмещенного санузла, ненароком глянул в зеркало. На него смотрело небритое лицо старика, изнурённое болезнями и жизненными ударами в различные органы и части тела. Иван Порфирьевич, с последней надеждой раскрыл рот, желая увидеть здоровые зубы, посланные ему вчера неизвестно кем, как и здоровье, вместе с тридцатипятилетним возрастом. У Ивана Порфирьевича из глаз потекли слёзы: вместо зубов – воспалённые, кровоточащие дёсны…
- Мандец чуду, Ваня… Верно в Библии сказано: как скажешь, так и будет… Не денёк надо было просить во сне у золотой рыбки… И спалил ты его неизвестно на что…
               
               

 

Так, в болезнях, дурных мыслях и лёжки в больницах, прошло почти девять месяцев. Иван Порфирьевич угасал с каждым днём, понимая, что осталось жить ему совсем немного. Он часто плакал, глядя в белый потолок своей спальни, вставая с кровати, последнее время, только по крайней необходимости. Впрочем, «крайнюю необходимость» ему, зачастую, заменяла банальная медицинская утка.
 

Иван Порфирьевич, последнее время, словно перелистывая страницы прожитой жизни, пытался анализировать, что он делал правильно, а что нет. Это казалось странным, но почему-то он вспоминал не детство, ни юность, ни армию, службой в которой он очень гордился, ни работу, ни похождения своей «боевой» юности. Он вспоминал тот день, когда дряхлеющий старик вновь обрёл радость жизни. Ненадолго, только на один день.… Не верь после этого в чудеса!
 
                *                *                *

 

Дождливым осенним днём, Иван Порфирьевич тихо умер, не простившись с женой. О детях и речи нет – они занимались своими делами, правда, чувствуя, что отец скоро отойдёт в мир иной, стали чаще звонить.
 

Юлия Харлампиевна, войдя в спальню к мужу, уронила стакан с водой и таблетки. По щекам текли слёзы.
- Как же я без тебя теперь, Ванюша?

               
- Ой! – испуганно вздрогнула Тоня. – Кажется, начинается! – она, сидя на диване перед телевизором, дотянулась до телефона, вызвала «скорую».

               

  - Имя-то мальчику придумала? – спросила Тоню подруга.
  Та кивнула:
- Иваном назову.
 

Подруга снисходительно улыбнулась.
  «Щас модно колхозные имена давать», - подумала она, напрочь забыв, что её детство прошло в совхозе, на молочной ферме.


- Отец-то кто?
- Не знаю…
- То есть как?
- Нет, я его знала, да только один день… Не представляешь, какой это мужик, во всех отношениях мужик. Только вот…
- Что?
- Только вот в кои то веки подвернулся человек хороший… не видела я его больше, а почему – не знаю… Отпугнула я его, наверное, первая накинулась, ещё в прихожей… Идиотка безмозглая… Эдуардом  его зовут. Хотя знаешь, не подходит ему имя это. Не его.
  Подруга, продолжая снисходительно улыбаться, мысленно ставила в пример себя, замужнюю женщину с двумя детьми, сумевшую в своё время захомутать красавца с квартирой, дачей, машиной и состоятельными родителями. 
- Чего нового у нас во дворе? – спросила Тоня, уходя от больной темы.
- Ничего особенного. Сосед твой, старичок, Порфирьевич, умер недавно. Похоронили.
- Жалко, хороший дедок был, добрый…
- Да. Ну ладно, пойду я.
- Ты заходи. За подарки спасибо.
- На здоровье. Будь.
- Ага.
 

«Дура. Как она одна дитё поднимет, без мужика-то?», - думала подруга, не торопясь, спускаясь по лестнице. «А вдруг любовь?» И засмеялась.
   

               
 
 

Юлия Харлампиевна, справив поминки, сидела дома одна. Родня разъехалась, соседи разошлись по домам.
 

Слёз не было, мучила только одна мысль, назойливая, словно осенняя муха: что дальше, как жить?


- Видно и мне пора… - сказала она вслух.
  Ночью ей снился какой-то странный, если не сказать, дурацкий сон про Золотую Рыбку…