Отпущение... Глава 34

Где-то, в каких-то туманных далях, я совсем было уже решил, что я мертв - мертвее мамонтова племени. Решил - и смирился. Ну, посудите сами, стоит ли покойнику бастовать против собственной смерти? Для него, для покойника то есть, от этого все равно ничего не изменится. Бастуй-не бастуй, наденут на тебя белую обувь и, под звуки похоронного марша снесут на кладбище. Если, конечно, будет, на что надевать эти самые тапки и будет, что тащить к могиле. Такие вот пироги.
Я принял данное соображение довольно спокойно. Даже на удивление. Беспокоиться я начал потом, когда сообразил, что, собственно, мыслить покойникам не дано, потому что кто-то шибко умный пару тысяч лет назад заявил: “Я мыслю, следовательно, я существую”. Мыслюга была - ух! - сильная. И, если исходить из нее, то хоронить меня было еще рано. Потому что я, как это ни странно, мыслил. Вот только незадача – ни одна долбанная мышца моего долбанного тела мне не подчинялась. Руки-ноги не шевелились, глаза не открывались. Впечатление было такое, словно мозг вытащили из черепной коробки и засунули невесть куда, скажем, в трехлитровую банку, отсоединив от всех нервных окончаний, полностью отстранив от управления организмом, как радикалы-революционеры-путчисты отстраняют от власти зарвавшееся коррумпированное правительство - просто в силу того, что оно не может удержаться у власти. Мозг у меня зарвавшимся и коррумпированным не был, но у власти удержаться как будто не смог.
И тут я начал верить в загробную жизнь. А фигли? Ни холода, ни голода, ни боли я не чувствовал, свет и тьма для меня не существовали, я был невесом, как космический вакуум. Если это не форма существования в загробном мире, тогда объясните мне, что это такое. Сам я с этой задачей справиться не сумел.
Скорее всего, я был не в раю. Но и не в аду. По моим понятиям - потомка европейцев и христиан - и то, и другое значительно отличалось от того состояния, в котором я пребывал.
Отсюда вывод: раз я ни там, ни там, значит, я пока в законсервированном виде. Моя душа ожидает, когда Господь Бог и Апостол Петр завершат свой консилиум и определят, куда меня приспособить. Скорее всего, конечно, в ад, но, говоря по совести, я бы даже на рай не согласился променять то состояние блаженного покоя, в котором имел счастье быть. Офигенное счастье - просто быть. И больше ничего. Не видеть, ни слышать, ни обонять, ни осязать, не ощущать вкуса. Просто быть.
Правда, через какое-то время - какое именно, я затрудняюсь сказать, потому что в законсервированном состоянии абсолютного покоя о времени как-то забывается, оно что есть, что нет - я был жутко разочарован. Все мои умозаключения полетели к чертовой матери, когда мое безмятежное загробное существование нарушил усталый дребезжащий голос, каким ни Апостол Петр, ни Господь Бог говорить не могли. Больше всего это было похоже на голос полковника Ацидиса.
- Как, бриллиантовый мой, ты еще не пришел в сознание? Если да, но говорить не можешь, просто постарайся кивнуть или еще каким-то образом дай знать.
Я постарался выполнить его просьбу, но не был уверен, что из этого вышло что-то стоящее, а потому на всякий случай постарался что-нибудь сказать. К крайнему удивлению, у меня это получилось.
- Полковник? - сказал я для разминки.
- Ну наконец-то! - обрадовался он. - Уж я и то думаю - не может же человек проваляться без сознания трое суток после обыкновенного избиения, когда у него даже почки и селезенка целая, хотя это и выглядит невероятной удачей.
- Полковник? - на всякий случай я решил додавить свой вопрос.
- Ты что-то хочешь сказать, парень? - заинтересовался он.
- Да ты что, дурак, что ли? - взорвался я. Голос мой звучал громко мне на удивление. Тембр при избиении пострадал несильно. Будь я гитарой или, к примеру, роялем, я бы невероятно обрадовался этому обстоятельству, но я был человеком и особых причин для радости не видел. Лучше бы меньше пострадали другие детали организма. - Я что, не русским языком спрашиваю? Ты - полковник Ацидис или нет, идиот?!
- А вот ругаться совсем ни к чему, - слегка обиженно, но все так же устало сказал он. - Тем более такими словами. Да, я Ацидис.
- Полковник, - облегченно прошептал я. - Добрый день. Как дела, полковник?
- Да потихоньку, - неопределенно протянул он. - Кости ноют…
- Да нет, - оборвал я. - Как мои дела? Честное слово, можешь смеяться, но пока ты не заговорил, я думал, что умер. Что там со мной?
- Там с тобой ничего особенного, - проговорил Ацидис, и в его голосе была усмешка. Впрочем, совершенно не злая. - Избили тебя серьезно - несколько ребер сломали, руку, ногу. Доктор говорит - что-то вроде семнадцати переломов. Но ни одного опасного, так что можешь не переживать - срастутся быстро. Ну и, тебе, конечно, повезло – все внутренности целы, да. Чего о наружностях не скажешь. Если честно, ты как вождь негритянского племени выглядишь - такой же синий и такой же пухлый. Но доктор говорит, что это тоже не страшно - недельки через две о синяках и думать забудешь. Правда, денька через три зуд начнется страшный. Так что готовься.
- Всегда готов, - откликнулся я. - Вот, значит, почему я ни глаз открыть не могу, ни руками-ногами пошевелить.
- Ерунда, - возразил он. - Пошевелить ты можешь. Левой ногой, во всяком случае. Просто, наверное, не чувствуешь этого.
- Может быть, - я не стал спорить. - А почему ж я жив?
- Моя работа, - и снова в голосе Ацидиса проскользнула усмешка. -  Когда ты Гаврилу Сотникова нам сдал, я сразу в контору приехал. Все равно заснуть не мог дома, до двух ночи проворочался, потом на кухне сидел, курил. Ну и, мы с Гаврилой переговорили по душам. Он, по-моему, не совсем пропащий - образования человеку не хватило, вот и вляпался в это дерьмо. Но, поскольку вляпался по уши, то и отвечать ему придется теперь по полной схеме. Думаю, расстреляют парня… Но суть не в этом. Гаврила раскололся почти сразу - он же полупьяный был, к тому же совесть в нем проснулась. Выложил сразу, что думает по поводу нас, себя и секты и еще много сверх того. Прошелся, кстати, по тебе - сказал, что ты страшный тип, потом подумал и сказал, что не настолько страшный, насколько хочешь таким казаться - аж из кожи вон лезешь. А потом сказал, что зря ты поперся к Катаеву, потому что там тебе все наследство вырежут, поскольку Катаев шутить не любит. Ну, тут я на него поднажал маленько, он и рассказал все остальное. И через каждые пять минут приговаривал: “Я ж его предупреждал, чтобы не ездил к Катаеву до собрания. Но он все равно поехал, нутром чую!”.
- Верно, - встрял я и вздохнул. - Он предупреждал. А я и в самом деле вляпался в дерьмо по самые помидоры, когда туда приехал. Но я же выкрутился. Обратно меня Катаев самолично с шиком довез.
- Везучий ты человек, - согласился Ацидис. - Ну, к Катаеву мы за тобой все равно не успевали. Однако я направил-таки туда троих парней для подстраховки. Они там вообще никого не застали. А на собрание я спецгруппу в десять человек отрядил. Они там все ходы-выходы должны были перекрыть. Под контроль-то они их взяли, а вот ваш приезд проморгали. Говорят, что вы слишком рано прибыли, тебя они вообще не знали, а Катаев не по форме был одет - в рванине какой-то.
- Это его роба сторожа, - объяснил я. - Я ему переодеться не разрешил. Он на меня, кажется, за это обиделся жутко. Кстати, о птичках: что с этим гусем?
- Уже не сердится, - успокоил меня Ацидис. - Ты его застрелил. Козодоя тоже. И вообще, когда ты стрелять начал, ты моих парней здорово перепугал. Парочка еще долго поносом страдать будет, вот только не знаю, от чего - то ли от твоей стрельбы, то ли от того, что я им выволочку устроил за то, что они чуть всю операцию не провалили. Но, слава богу, не провалили. Успели тебя спасти. Так что, можешь считать, что в рубашке родился.
-Ага, - сказал я. - В джинсовой, как сейчас помню. Потом подумал и удивленно заметил: - Странно, я-то считал, что Гаврила вам про мои планы ни за что не расскажет. Думал, ему будет выгоднее, если меня уберут. Знал бы - ни за что бы вам не отдавал.
- Это почему? - удивился Ацидис.
- А я не хотел, чтобы вы мне все веселье портили.
- Ну, что ни делается, все к лучшему, - усмехнулся он. - Если бы ты нам его не сдал, у тебя вообще никакого веселья не было бы.
- Это почему? - невольно передразнил я его, поскольку настал мой черед удивляться.
- Потому что Сотников тебя слегка обманул. Он дал тебе неверный адрес собрания.
- Да ну? - саркастически осведомился я. - Гаврюшка сказал мне, что заседание состоится на квартире Козодоя, мы с Катаевым приехали туда, позвонили, и в результате я - здесь, а Катаев - в морге, и, оказывается, мы попали не по тому адресу?
- Вы-то как раз попали по тому адресу, - успокоил меня Ацидис. - Только не забывай, что это Катаев тебя туда привез. И была это не квартира Козодоя. Ты просто не взял на себя труд заметить это. Хотя сомневаюсь, что ты сумел бы это сделать, даже постаравшись. Города ты не знаешь, так что Адрес Козодоя тоже вряд ли запомнил.
- Советская, 74, - хмыкнул я. - У нас по всей стране улицы одинаково называются, что тут запоминать?
- А даже если и так, - продолжал гнуть свою линию полковник. - Знал бы ты город, тебя бы смутило несоответствие между тем адресом, по которому проживает Козодой, и тем районом, куда тебя привезли. Но города ты не знаешь, поэтому и обмана не заметил. Сотников рассчитывал, что к тому моменту, как его обман раскроется, он будет далеко от тебя, и не ошибся. Но ты все равно поперся к Катаеву, а тот не посмел тебя обмануть, довез в нужное место. Так что твое счастье - Гаврила назвал нам точный адрес.
- Ну, буквально, - вздохнул я. - И что - вам не жалко было посылать на это дело целых десять человек? Ради одного бывшего киллера?
- Ну, для начала, киллер неплохо себя зарекомендовал и, если честно, я бы не отказался взять тебя в штат. Тебя это, может, и удивляет, но я тебе вот что скажу. Вряд ли есть на земле работа, где можно так обильно и в такой короткий срок вываляться в дерьме. Государство, знаешь ли, порой просто вынуждает быть подлым. И делает это не время от времени, а гораздо чаще, чем хотелось бы. Но суть, собственно, даже не в этом. Я не пожалел отправить к месту сбора десять человек, потому что пришло время кончать с сектантами. Они не зря перенесли встречу с квартиры Козодоя - после того, как наши похоронили их затею с “Пирл-Харбором” и арестовали несколько человек в других городах, они поняли, что их песня спета - ну, или допевается - и что за ними самими скоро начнется охота. На собрании, скорее всего, Козодой дал бы указание опять уйти в подполье и дожидаться лучших времен. Так что это был последний шанс взять их еще тепленькими.
- Да? - не поверил я. - А как же с рядовыми фанатиками?
- Ничего, - успокоил Ацидис. - Список у нас есть. Правда, все это надо было сделать уже давно, но эти заминированные храмы… Слава богу, успели. Кстати, отдельное спасибо тебе и Ружину, земля ему пухом…
- Отдельное пожалуйста, - слабо отозвался я.
- Сейчас вызываем их каждого по отдельности на предмет беседы с участием психиатра. Тех, что еще не совсем свихнулись, отпускаем. Вот и вся проблема.
- Ну да, - вздохнул я. - Жаль, что мне так и не удалось из шестиствольника пострелять. Какая машина!
- Во дает! - удивился полковник. - Тебе самому не мешало бы психиатру показаться. Пулемет мы из номера, кстати, изъяли. Все остальное - тоже. Там уже какой-то тувинец командированный поселился.
- Да что ты так волнуешься, полковник? - я скривил губы в усмешке. Во всяком случае, попытался это сделать. - Я же просто так, для связки слов. Я и не думал, что вы будете держать за мной номер, пока я здесь валяюсь.
- Кстати, о номере! - вспомнил Ацидис. - К тебе кто-то заходил. Какая-то девушка. Говорит, что ее зовут Анжела и что она твоя хорошая знакомая. Ты что, кого-то знал в нашем городе?
- Анжела! - обрадовался я, не обратив внимания на его последний вопрос. - Я думаю, что это моя невеста. Полковник, если вас не затруднит, передайте ей, чтобы она навестила меня.
- Да нет, не затруднит, - сказал он, недовольный тем, что я пропустил его вопрос. И решил-таки продавить этот момент. - Так ты ее давно знаешь?
- На следующий день после прилета познакомились. Когда я машину в прокате брал. Машину бы вернуть не мешало. Она либо у ментов на арестплощадке стоит, либо на Дубовой, 79. Я ее там оставлял, когда у меня документы забрали. Черная такая “волга”…
- Давно уже вернули. Как на счет твоих документов договаривались, так и решили, что они сами машину в агентство отгонят. Я веду дело с самого начала, так что вся информация через меня проходит. Вернее, так должно быть в идеале. С такими агентами, как ты и Ружин, это не очень-то получалось. Ружин еще хоть как-то информировал, а с тобой вообще связи не было, если не считать Гаврилы Сотникова.
- Ну извини, академиев не кончал, - действовали бы мои руки, я бы обязательно развел ими в шутовском жесте, чтобы показать, насколько безосновательны его претензии. Ишь, чего удумал - профессионального киллера в шеренгу по двое выстроить и заставить рассчитаться на первый-второй.
- Да знаю я, - он снова усмехнулся голосом. - Все равно спасибо тебе огромное. Не знаю, кем ты был раньше - вернее, каким ты был, может, сволочью законченной, но, на мой взгляд, ты себя реабилитировал. Чистую биографию и новое имя ты честно отработал. Как на счет пластической операции?
- Спасибо, я лучше откажусь, - возразил я. - Я к моему лицу как-то привык, три десятка лет его таскаю, а оно даже не износилось. Добротно сделано. Я уж лучше его оставлю. А чтобы не приставали - бороду отпущу.
- Дело, конечно, хозяйское, - согласился полковник. - Настаивать я не буду. Я не хулиган, чтобы людям против их воли портрет перекраивать. Но мой совет…
- Не хочу, - упрямо повторил я. - У меня, полковник, Анжела появилась. И она меня неправильно поймет, если я начну лица менять чаще, чем портянки.
- Ладно, молчу. А что там с именем?
- А что с именем? - я не сразу понял, что он имел в виду.
- Документы на чье имя делать будем? Иванова Ивана Ивановича?
- Нетушки, - возмутился я. - Мне с таким ФИО за маму с папой стыдно будет. Придумайте что-нибудь другое.
- Что другое? - недовольно спросил он. - Я что, еще и имя тебе выдумывать должен? Если да, то предупреждаю, я Алексея Толстого очень люблю. Так что смотри, как бы тебе Буратиной Карловичем Карабасовым не стать.
- Этого тоже не надо. Давайте Вадима оставим, а фамилию какую-нибудь известную подберем. Скажем, Муканин.
- Это что, известная фамилия? - удивился полковник.
- Ну как же, - важно подтвердил я. - Моего прадеда по материнской линии фамилие такое было. Хороший был мужик, за что в Сибирь и попал.
- Муканин - так Муканин, - согласился Ацидис. - Ну что, значит, жди документы. Примерно через неделю они будут готовы - торопиться некуда. Все равно ты все это время тут проваляешься. Если хочешь, мы в твоем городе твою квартиру продадим и деньги с твоего счета в банке снимем и сюда переведем. А уже отсюда ты сможешь ехать, куда хочешь. Ну как, устроит такой вариант?
- Отменно, - согласился я. - Лучше не придумаешь.
- Тогда так и сделаем, - резюмировал он. - Выздоравливай и жди свою
Анжелу. Для тебя операция закончилась. С чем я тебя и поздравляю.
Что-то скрипнуло, - наверное, стул, когда Ацидис вставал, - и я поспешил задать еще один вопрос, который только сейчас пришел мне в голову.
- А здесь до меня никакой фанатик не доберется?
- Не переживай, - хмыкнул он. - Мы тебя без присмотра оставлять не собираемся. До самого твоего отъезда.
- А что с моей винтовкой?
- Изъяли. Слишком уж она в крови заляпана была. Все, выздоравливай, - и шаги Ацидиса направились к двери.