генрих сапгир стрекозавр доос

http://yashik.tv/video/view/98624/


Константин Кедров
В 1991 году мы с Генрихом выступаем на фестивале авангарда сначала в театре на Монмартре, а потом в Центре Помпиду среди экспонатов Сальвадора Дали и основоположника сюрреализма Бретона. Сапгир позвал меня в это турне, и мы полетели вместе на самолете Аэрофлота. Где-то в районе советской таможни и паспортного контроля Генрих предложил и даже потребовал перейти на ты. Так получилось, что переступив красную линию, мы окончательно перешли на ты. В Москве дефицит спиртного, и Сапгир ринулся во фришоп к бутылкам «Столичной». Мне же хотелось пообщаться с более-менее трезвым поэтом, но не вышло. Из самолета на землю Парижа оба вышли пошатываясь. Ну, а в Париже Сапгир, как Карлсон с моторчиком, вдруг куда-то испарялся и тотчас возникал передо мной снова, сияющий, со всякими маленькими разноцветными бутылочками, которые мы тотчас же осушали из горлышек. Но это была отнюдь не пьянка, а настоящий поэтический пир. Я предложил каждой микробутылочке давать имена французских поэтов. Выпили за Бодлера, Рембо, Верлена, Аполлинера. И тут я предложил выпить за великого французского поэта Генриха Сапгира.
– Ну да, ведь в России называют евреев французами.
– Я вообще считаю, что поэзия – всемирный язык до падения Вавилонской башни и смешения языков.
– Да, не случайно мы с тобой подружились, – ответил Генрих.
– Сапгир — это ведь от слова сабры?
– Не только. Это еще и обозначения драгоценного камня – сапфир.


Фото с сайта gallery.vavilon.ruЗадолго до нашей встречи – на первом поэтическом вечере «Минута немолчания» в 1989 году во Дворце молодежи, вызвал меня ректор Литературного института Союза писателей СССР на ковер:
– Кто такой Сапгир и что это за Лианозовская школа?
– Не знаю.
– А почему это вы так отпираетесь?
– Потому что не знаю.
– А где вы живете?
– У метро «Варшавская».
– Нет, вы в Лианозово живете.

Теперь-то каждый знает, что Лианозовская школа – это академия и лицей Сапгира. Отсюда вышли почти все участники знаменитой Бульдозерной выставки во главе с Оскаром Рабиным. В поэзии – это, прежде всего, Сапгир, хотя его стихи на картины Рабина не похожи. Разве что только едкой иронией. У Рабина крупным планом «Виза на кладбище». Сапгир подхватывает пушкинское неоконченное: «Есть место на земле…» – и дописывает: «…по росту моему – / на кладбище, и я его займу». Картины Рабина давили бульдозером, а Сапгира просто не печатали. Лианозовцы мыслили языком лубка и частушки, пародируя все — от античной поэзии до советской агитки. «С голубем, яблоком, розой ждал я к себе Афродиту. / Пьяная Нинка и чех с польскою водкой пришли».

Все мы, поэты 60-х, помним эту «Польску чисту выборову». Единственную приличную водку в советских магазинах, где она продержалась несколько лет, а потом так же таинственно исчезла, как появилась, уступив место другому экзотическому напитку с негритянкой на этикетке, манящей кубинской надписью «Ром негро». Отвратительное пойло по нынешним временам, а по тем казалась божественным нектаром.
В мастерской Рабина в Париже мы тотчас ударились в эти воспоминания. Похоже, что Рабин так и не переселился из Лианозова в Париж, хотя из окна его мастерской видны были сиреневые деревья, как на полотнах ранних импрессионистов. Так Шагал душою и картинами остался в родном местечковом Витебске. Так Джойс не мог покинуть метафизический Дублин. «Это его Иерусалим и Земля обетованная», – сказал Генрих. Мы не раз обсуждали с Генрихом еврейскую тему и сошлись на том, что еврейская литература это, прежде всего, Библия, а стало быть, весь насквозь библейский Шекспир. И не менее библейский Джойс со своим «Улиссом» – Агасфером – Вечным Жидом, обреченным быть изгнанником и в своем доме, и в своем городе, и на своей земле, и в своей вселенной. Так вот Сапгир был Антиагасфер. Он везде чувствовал себя дома. И в Лианозово, и в своей квартире в окружении подлинников Иванова и Поленова на Б. Дмитровке в сталинском здании, увешанном мемориальными досками разных живших там знаменитостей. Вышли мы как-то погулять с Генрихом и с его любимым песиком Диком (Зодиаком). Гуляем, говорим о поэзии. Поднимаю голову к небу и вижу над собой вышку, колючую проволоку и автоматчика:
— Да тут вот рядом Бутырская тюрьма.
– А где у нас не тюрьма?

Почему-то в русской, да и европейской традиции еврейская поэзия отпечаталась как притча с моралью – поучением в финале. Между тем Аполлинер, истинно еврейский поэт, пробудил весь русский и французский поэтический авангард. У него есть все, что потом пышно разовьется у Хлебникова и других футуристов. «Так ведь и Северянин, и Саша Черный еврейские поэты не только по крови, но и по духу». Тут я немного сбиваюсь, что говорил я, что отвечал Сапгир. Теперь это слилось в монолог. Мы оба пришли к выводу, что поэтический авангард неотделим от каббалы и поисков тайного имени Бога.

Однажды Сапгир написал стихи на неизвестном языке, неизвестными знаками. Я тотчас напечатал их в нашем совместном детище, в первом номере «Газеты ПОэзия», или просто «ПО», в 1995 году. Генрих звонил мне почти каждый день. В этот раз он был особенно взволнован: «Не могу тебе прочитать, что я сейчас написал. Кто-то водил моей рукой свыше. Получились стихи на неизвестном языке». Посмотрел я потом на этот неизвестный язык и сказал: «На древнееврейские письмена похоже. Все подлинное похоже на древнееврейские письмена…»

Очень мы разошлись с Генрихом в оценке поэзии Маяковского. Я с гневом говорил, что едва не поссорился с Зиновием Паперным, когда он стал хвалить книгу Ю. Карабчиевского против Маяковского. Что с того, что Маяковский писал оды советской власти. И Гораций, и Овидий писали оды императорам, которых уже никто и не помнит. Генрих согласился, что Маяковский большой талант, но как-то нехотя. Разговор был в Париже.
– Ну его, вон посмотри лучше на этот замок. Ему уже 500 лет.

День был солнечный, апрельский. Солнце отражалась в Сене, омывающей старинную крепость. И тут Генрих стал читать мне свое стихотворение обо мне. Очень меня удивило, что Генрих сравнивал там мою бороду со словом метаметафора, которое я придумал. «У меня 7 классов образования и многое мне трудно понять, но я знаю одно. То, что далеко, на самом деле близко. А то, что вовне на самом деле внутри. И наоборот: то, что внутри, на самом деле далеко разлито в космосе». Трудно было точнее передать смысл моей метаметафоры. Тут я и ввернул Маяковского, «Облако в штанах», это очень близко к тому, о чем мы говорим. Но Сапгир остался неумолим. О памятнике Маяковского есть у него одна строка, но какая: «… памятник поэту, оказавшему услугу государству». И что тут возразить. По-своему Генрих был прав. Он ненавидел, как я, все государственное и очень любил все индивидуальное, человеческое. В особенности – свое. И все-таки я не мог не указать Генриху, что Маяковский был самый последовательный борец с антисемитизмом того же Василия Розанова, которого почему-то интеллигенция поднимает на щит.

Розанова, конечно для удовольствия читать не будешь. То у него евреи — весь свет в окошке, то страшней еврея зверя нет. И то и другое почему-то противно.


Не ходите, девки, в баню,
в бане моется еврей.
Ноги тонкие, как спички,
*** болтается, как змей.
 


Вот вам весь Розанов и иже с ним.
Генрих этой частушки раньше не слышал и зашелся таким смехом, что мне даже неловко стало, как это я раньше его с таким шедевром не познакомил. Это ведь вполне в духе Лианозова выписано.

Когда Коротич напечатал в «Огоньке» знаменитый «Парад идиотов», это стало всесоюзной сенсацией.


Большие задачи вершат идиоты,
Машины и дачи несут идиоты…
Идиоты хорошие, в общем, ребята,
Но только идти среди них страшновато.
 


Идиоты тотчас же всполошились и стали обвинять Генриха в русофобии. Сапгир только посмеивался: «В чем меня только не обвиняли…»

Однажды Генрих меня спросил:
— А тебя напрямую в КГБ вызывали?
– Напрямую никогда. Гадили через третьих лиц.
– А меня вызвали. Кулаком стучал по столу какой-то олух: «Убирайтесь отсюда к чертовой матери!» Я ответил: «Нет, это вы убирайтесь, а я останусь».

А вообще я ничуть не преувеличил, когда сказал, что Сапгир везде был дома, особенно в Париже. Идем c ним по бульвару Распай. Навстречу милая женщина. «Знакомься – это моя дочь». Познакомились, пошли дальше. Навстречу женщина. «Ты будешь смеяться, но это тоже моя дочь». Так и гуляли по Москве, по Коктебелю, Парижу – и везде родственники, друзья, друзья друзей. «Любящие Маяковского – это же династия». Любящие Сапгира – это государство во всех государствах.

У Генриха в гостях часто бывал автор «Вредных советов» Григорий Остер. Однажды он принес Сапгиру на день рождения советскую брошюрку под названием «Самоучитель езды на велосипеде» и зачитывал ее вслух. В начале этого шедевра 30-х годов говорилось, что в капиталистических странах велосипед – это роскошь буржуазии. Только в cоветской стране велосипед стал служить трудящимся. До чего же нам всем тогда было весело. Но в 90-е годы Генрих не верил в необратимость происходящих перемен: «Все эти щелкоперы, твердящие о свободе, быстро подожмут лапки и будут писать, чего изволите». Как жаль, что мой друг оказался прав. В нем была какая-то природная мудрость цадика. Он и был бы цадиком – святым пророком, если бы не был поэтом.

Однажды он сказал о Юрии Мамлееве:
— По-моему, его проза – это путь к Богу через ад.
– Так ведь вся поэзия так идет к Богу.
– Ну, ты исключение. У тебя везде рай.
– А у тебя чистилище.
– Нет, у меня все вместе, – ответил Генрих.

Существование стихов Сапгира на бумаге – это лишь партитура, ноты, которые надо озвучить его дыханием и его голосом. У него есть стихотворение «Море в раковине», состоящее из вдоха и выдоха. Он прочел его, вернее продышал в том самом театре на Монмартре с огромным успехом. Казалось бы, так просто – дыхание не нуждается в переводе. Но до Генриха никто такого не делал. Это как «Квадрат» Малевича – просто и гениально. А позднее стихи дыхания переросли в шедевр «Еврейской мелодии». Ее я тоже напечатал впервые в сборнике «Новые ДООСские» в 1999 году. ДООС – Добровольное Общество Охраны Стрекоз, моя аббревиатура, придуманная в 1984 году. Потом вокруг нее кристаллизовалось поэтическое сообщество художников и поэтов. Генрих сошелся с нами и стал другом ДООСа в 1989 году, а десять лет спустя вдруг обратился ко мне с неожиданной просьбой принять его в ДООС совершенно официально, присвоив звание. Специально для него я придумал звание – стрекозавр, но в это же время в ДООС пожелал войти Андрей Вознесенский с таким же титулом. Так и появилось у нас сразу два стрекозавра. В честь этого события и был выпущен сборник с «Еврейской мелодией».


(Возьми два деревянных бруска: гладко струганный и шершавый).
(Проведи рукой по шершавому бруску –
туда и обратно два раза).
шур-шур-шур шер-шур-шур
шур-шур-шур шер-шур-шур

(Проведи рукой по гладкому бруску –
туда и обратно два раза).
свел-свол-свал
свал-свол-свел
свел-свол-свал
свал-свол-свел

(Проведи двумя руками одновременно
по шершавому и гладкому).
шур-шур-шур свел-свол-свал
шур-шур-шур
свал-свол-свел

(Еще раз)
ударь два бруска друг о друга).
Брамс!!!

Примечание:
Это настоящая еврейская мелодия
ее пел когда-то юный Давид перед царем Саулом
тот плакал и смеялся
брамс!!! – и метнул в певца копье
Ее записал современными стихами
Джордж Гордон Байрон – сибарит
лежа на коленях у своей гречанки
перед пылающим камином брамс!!! –
и метнул перо в огонь
Подросток Лермонтов – французское
окно – там небо зимние березы –
спиною чувствуя тепло камина
мелодию переложил на русский
брамс!!! – он и плакал и смеялся
Брамс кстати сочинил ее для арфы
 


Сапгир брал в это время уроки иврита. Язык, конечно, не выучил, а стихотворение написал. Мировой язык эсперанто – замечательное творение польского еврея – все же не привился, иврит удалось возродить в Израиле, что само по себе является чудом. А вот всемирный язык поэзии, вернее, поэзия всемирного языка, именуемая авангардом, победоносно шествует по планете. Сапгир – один из ярчайших авангардистов второй половины XX века, но еще более он созвучен XXI столетию, куда он всей душой стремился. Где его присутствие все более ощутимо. Скажу еще короче о егo бессмертии его же словами:


Взрыв!
…….
…….
…….
…….
Жив…
 





Комментарии
Для того, чтобы добавить комментарий, Вам необходимо авторизоваться или зарегистрироваться.


Читайте в этом разделе
  Символы Ландау   Когда же было Рождество?   Мандельштам: параллельно-перпендикулярное десятилетие
 
   
© 1998—2008 Фонд Ави Хай. Все права защищены.
Использование материалов разрешается при условии ссылки на www.booknik.ru
Booknik.ru is sponsored by The AVI CHAI Foundation and The Chais Family Foundation
Наши партнеры.
Дизайн и редакционная поддержка сайта - SKCG.
Разработка и техническая поддержка - компания BitLab.