Там, где сбываются мечты

«Пока человек защищен безумием, он действует и благоденствует,
однако стоит ему освободиться от живительной тирании
навязчивых идей, как он теряет себя и разрушается»
Эмиль Сьоран


Странное это ощущение – оказаться в чужой голове.

Вроде полноценный мир. Качество прорисовки пейзажей даст фору самым реалистичным компьютерным игрушкам. Сверху ласково пригревает ослепительно желтый пятак тропического солнца, пенные языки океанских волн с оглушающим рокотом накатывают на берег, ступни вязнут в таком настоящем горячем песке.

И все же не оставляет ощущение некоей искусственности окружающего. Причем я готов был поклясться, что то же чувство было бы, даже если б не знал, что оказался в сознании сумасшедшего писателя – романиста.

Все. Хватит грузиться. Пора настроиться на беседу.

А о чем с ним беседовать? Тук-тук. Здрасьте. Я – молодой ученый – психиатр Андрей Никонов. Мы тут решили немножко ваш мозг поизучать, позвольте задать несколько вопросов…

Я усмехнулся про себя. Никогда ничего не идет по плану.
Остается лишь положиться на интуицию и импровизировать.

Я остановился, приложил к глазам ладонь козырьком, вглядываясь в затуманенный голубоватой дымкой горизонт. Желтая коса пустынного пляжа начинала казаться нескончаемой.

Впереди едва различимо белела крупинка одинокого домика.
Маленького домика на берегу океана.
Кажется, пришел.

Я оглянулся, поморщился, утирая испарину со лба. Ну и намотал же я от точки входа. По земным меркам – не меньше километров трех.

Домика я достиг лишь за полчаса – по субъективным ощущениям. Он все время был в пределах видимости. И все время оставался одинаковым – будто убегая от меня. Лишь когда я мысленно все проклял и пожелал писателю – затворнику, чтоб на его домишко обрушилась волна цунами, он начал стремительно приближаться. Словно кто-то свыше услышал мои проклятья.

Когда я подошел ближе, не мог не восхититься неприхотливости пациента. Мог бы себе трехэтажную виллу отмахать. Или целый дворец с башенками и зубчиками на высоких стенах. А он, вон, заказал лишь скромное одноэтажное бунгало.

Скромный какой.

Он сидел на крыльце, утопая в складном кресле – качалке, и с отрешенным лицом что-то печатал на ноутбуке. На нем была цветастая пляжная рубашка и хлопковые шорты до колен. Сухощавый, загорелый, с худым аскетичным лицом, он нисколько не походил на свою внешнюю оболочку, безумно хихикающую и пускающую слюни в том мире.

Нет, я готов был увидеть внешне нормального человека.
Но чтобы настолько другого…

Увидев меня, он отложил ноутбук, легко поднялся из кресла и шагнул навстречу. В его глубоких умных глазах мелькнула тревога. 

- Вы и здесь меня достали, - неприветливо сказал он. – Нигде от вас покоя нет…
- Вы знаете, кто я и откуда? – удивленно спросил я, подходя к нему.

- Тут нетрудно догадаться, - усмехнулся он. - Проникнуть в этот мир могли лишь мозгоправы вроде вас. Я ждал этого дня… и дождался. Ну что ж, присаживайтесь, я сейчас, - он кивнул на кресло – качалку и скрылся внутри бунгало.

Я охотно уселся, с наслаждением вытянул усталые ноги, ощущая, как из них улетучивается свинцовая тяжесть. Голубое полотно безоблачного неба сливалось с лазурной гладью океана, из-за чего верх и низ казались ненужной абстракцией.
Идеальный пейзаж для ищущего вдохновение художника.

- Подумываю написать картину, - сказал писатель, протягивая запотевшую бутылку пива и раскладывая еще одно кресло. – Но пока руки не доходят… все пишу роман.

- Интересно. И о чем же он? – полюбопытствовал я, делая глоток. Пиво ледяной струей прокатилось по пищеводу, возвращая жизнь в пересохшую глотку.

- О моей жизни, - пожал он плечами. – Об уходе от реальности в свой маленький рай. И об обретении абсолютного счастья. 

- Где-то я это уже слышал, - усмехнулся я. – Значит, ради этого вы придумали целый мир и поселились в нем… Поразительно. Вы – первый человек в мире, кому это удалось. По крайней мере, зафиксированный наукой.

- Возможно. Но я не стремлюсь к славе. И мне как-то все равно, есть ли в мире такие же… или я единственный. Мне вот что интересно – откуда вы узнали, где я нахожусь? В смысле… где мое сознание?

- Очень просто, - я сделал еще глоток, облизал губы. – Лет пять назад изобрели устройство, позволяющее выводить на монитор происходящее в мозгу человека. Мы провели опыты над десятками пациентов психиатрических клиник. Почти у всех в сознании обнаружили темные лабиринты, длинные коридоры со множеством дверей… и прочие безумные картины. А у вас мы увидели нечто уникальное. Вы – первый, кто сумел не только создать такой яркий и живой мир, но и поселиться в нем. И теперь нам хотелось бы выяснить, как это у вас получилось. 

- Я сам толком не знаю, - ответил он после небольшой паузы. - Я просто очень хотел отгородиться от того мира, чтобы спокойно работать над своим романом. И однажды моя мечта сбылась. Только… не я создал это место. Скорее, оно выбрало меня. 

- То есть это место уже существовало, когда вы сюда пришли? – с нажимом спросил я, впившись взглядом в его лицо.

- Именно, - чуть помолчав, ответил он. – Я тоже долго бродил… по тем коридорам, где было много дверей. Я открывал одну дверь за другой – но там были совершенно жуткие, непригодные для жизни миры. Некоторые очень походили на ад… в его земном понимании. Я долго блуждал по лабиринтам своего сознания, пока передо мной не появился шар.

- Шар? – недоуменно переспросил я.

- Шар, - кивнул он, и закрыл глаза – будто воспроизводя в мозгу пережитое. – Небольшой такой, ослепительно яркий сгусток энергии, похожий на шаровую молнию. Он осветил мне путь, когда я совсем отчаялся. И показал мою дверь. В этот удивительный мир, свободных от других людей. И когда я переступил порог этого дома, я почувствовал что-то… невыразимо родное. Как будто это место ждало меня. Как будто я родился лишь для того, чтобы когда-нибудь попасть сюда… Это как вернуться домой. С тех пор понятие времени для меня исчезло. И даже когда я умру – мой разум навсегда останется здесь. Я это знаю.

Он сделал глоток и невидящим взглядом посмотрел на горизонт, где небо сливалось с океаном в едином знаке бесконечности. Я с досадой чувствовал, что вся бережно выпестованная нами теория рушится, как тщательно выстроенный карточный домик от неосторожного хлопанья дверью. 

- И кто, по-вашему, мог его создать? – осторожно спросил я его, когда пауза затянулась.

– Я не знаю, как описать… это, - задумчиво сказал он. - Я лишь понимаю, что оно незримо присутствует в каждой песчинке, в каждой капле океана и частичке соленого бриза. Оно везде и всегда окружает меня.

- Интересно, - сказал я, и тут же мысленно ругнул себя за явный скептицизм в голосе. – А это ваше… оно… с вами общается?

- Иногда, когда ему этого хочется, - его взгляд расфокусировался, будто перед ним возникло нечто недоступное моим глазам. – Но не словами, как люди общаются между собой. Оно просто входит в мою голову и тогда я вижу разные образы, передающие мне знания об Абсолютной Истине. А потом я выхожу из транса и облекаю образы в слова.

Знакомая песня. Выходит, даже здесь наш пациент не так нормален, как можно было подумать.   

- Скажите честно - вы здесь абсолютно счастливы? – я пристально посмотрел на него, пытаясь уловить в будущем ответе малейшие признаки лжи. – Неужели вам не хочется вернуться в настоящий мир? Жить полноценной, а не выдуманной жизнью? Неужели вы хотите запереть себя в своем райке до конца дней? 

Он посмотрел на меня со странной смесью жалости и иронии.   

- Вернуться? Куда? Зачем? – заговорил он, постепенно повышая голос. - Чтобы снова стать биокормом для Системы, пожирающей любую индивидуальность? Чтобы прожить единственную жизнь так, как хотят от тебя другие? Чтобы ежедневно заставлять себя делать то, к чему не лежит душа, к чему приходится принуждать себя, ломая свои мечты об колено? Зачем мне туда возвращаться?

Под конец тирады он чуть ли не кричал. И потом долго молчал, будто устыдившись своей несдержанности, поглаживая опустевшую бутылку. Все это время я переваривал услышанное в голове. И не мог ничего возразить. 

- Вы еще молоды, - снова заговорил он, уже тише. – Вы еще не узнали, как жизнь разбивает все надежды и мечты. А я знаю. В том мире я сменил с десяток профессий. Был охранником, пожарником, грузчиком, экспедитором, журналистом… Даже дворником побывал. И все это время я писал по ночам. Я мечтал написать гениальный роман, который бы перевернул человеческое сознание и заставил человека посмотреть на себя по-другому. Заставил бы его спросить себя – а для чего я живу? Для чего я каждый день хожу на работу, женюсь, завожу детей, воспитываю их? 

- Вы хотите сказать, что все это напрасно? – с иронией спросил я. – Что мы живем не так, как следует?

- Нет, - покачал он головой. – Я этого не говорил. Но вся наша жизнь глубоко вторична. Мы с рождения лишены самостоятельного выбора. И все наши жизненные цели навязаны общественными стереотипами. Мы устраиваемся на работу, женимся, заводим детей и втискиваем себя в рамки этого общества лишь потому, что оно нам так диктует. Мы живем ради воспроизводства мира и его бесконечного умножения в самих себе и своих потомках. Но боимся себя спросить – а нужно ли это нам самим? В этом ли смысл нашей жизни?

- А в чем тогда смысл? – я со стуком поставил пустую бутылку на столик. - Запереть себя в клетке безумия, постоянно убегать от себя? В этом, по-вашему, спасение?

- Почему вы там решили, будто я пытаюсь убежать от себя? – неприязненно сощурился он. – Может, я просто принял себя – со своими истинными желаниями? Там остался безумный мир, где каждый человек всю жизнь зависим от денег и от других людей. Там меня постоянно подавляли. Там я не мог сосредоточиться на романе, потому что изо дня в день был вынужден зарабатывать себе на пропитание, и на это уходили все мои помыслы, вся умственная энергия. А здесь я по-настоящему счастлив, - он сделал широкий жест рукой, будто очерчивая свой искусственный мирок. – Здесь я могу заниматься тем, для чего был рожден. Писать роман своей жизни. Это не я безумен. Это ваш мир безумен. С его параноидальным стремлением подавить каждого, кто пытается вырваться за его пределы.

- Вы не очень-то любите людей, - язвительно заметил я.
- А за что мне их любить? – хмыкнул он. – Сартр абсолютно прав. Ад – это другие. А здесь рай лишь потому, что нет других людей, кроме меня. Только таким может быть мир, где сбываются мечты. В мире, где живут другие, это невозможно.   

Я немного помолчал, борясь с противоречивыми чувствами. С одной стороны, во мне росла неприязнь к этому полоумному затворнику, сознательно укрывшемуся в своем райке. А с другой… кто я такой, чтобы его осуждать? И кто знает, как бы я поступил, выпади мне шанс осуществить свою Мечту?

Кстати, какая она – моя Мечта?
На какой-то миг в небе фантастическим видением проступило Ее бледное лицо с огромными влажными глазами. И исчезло, уступив место бездонной, режущей глаза синеве.
Я встряхнул головой. Еще не хватало всяких дурацких видений.

- Ладно, - я поднялся из кресла и протянул ему руку. – Мне пора. Приятно было пообщаться. Живите, как знаете. Надеюсь, больше вас никто не потревожит.

- Уже уходите? – его глаза снова затуманились, а губы тронула странная усмешка. – Думаю, вам не стоит торопиться. Незачем уже.

- Что вы сказали? – настороженно спросил я. В его голосе мне почудилась скрытая угроза. – Что значит «незачем торопиться»?

- Это значит, что оно вас не отпустит, - писатель с сожалением смотрел на меня. – Вам придется навсегда остаться здесь. Я чувствую, что оно так хочет.

- Ну-ну, - хмыкнул я, шагнув с крыльца на раскаленный песок. – Это мы еще посмотрим. Кстати… - обернулся я к нему. – Последний вопрос. Для кого вы пишете свой роман? Для человечества или для себя? Если первое – вам когда-нибудь придется покинуть свой мирок.

Его и без того загорелое лицо враз потемнело – будто на несколько секунд перестало светить солнце.

- Уходите, - ровным голосом сказал он. – Уйдите отсюда как можно дальше. Надеюсь, мы с вами больше никогда не увидимся.

Я усмехнулся, пожал плечами и быстро зашагал прочь, по изогнутой прихотливой дугой песчаной косе, чувствуя на себе его полный ненависти взгляд.

Как говорил Остап Бендер – не трогайте мою хрустальную мечту своими грязными лапами…


Что что-то пошло не так, я начал понимать через полчаса ходьбы. Я достаточно далеко отошел от одинокого домика, но никак не мог достигнуть края косы, за которой должен быть портал. Будто кто-то закольцевал пленку бытия. Или под моими ногами начала крутиться земля, будто в каком-то Зазеркалье… 

Я остановился, вытер пот со лба, сел на песок, прищурившись, посмотрел на солнце. Мне показалось, что оно издевательски смеется над моими попытками выбраться отсюда.

Что я для него? Лишь ползающая снизу букашка.
Под искусственным солнцем выдуманного мира.

Я вдруг поймал себя на мысли, что мне не хочется идти дальше. Хочется лечь на горячий мягкий ковер, рассыпаться песчинками, слиться с этим островом и слушать сказки о вечности, нашептываемые огромным мудрым океаном.

Они видят меня, с вялым безразличием подумал я. Они знают, где я. В мой мозг встроены нанодатчики, с которых выводится картинка на мониторы. Но пока я не достигну портала – меня невозможно отсюда вытащить.

Можно, конечно, и аварийное отключение. Но тогда я так и останусь - не в своем уме.
Все, хватит валяться.

Я упруго вскочил и побежал в сторону изгиба, постепенно ускоряясь. 
Кажется, сработало. Чертов поворот все ближе… ближе… ближе…

Если хочешь попасть в другое место – надо бежать вдвое быстрее.

Я бежал, пригнув голову, как разъяренный бык, пытающийся прошибить лбом невидимую стенку. Я бежал, с ненавистью выдыхая воздух сквозь узкую щель в губах. Я бежал, с силой выдирая ноги из вязкого песка, будто тысячи крошечных ручонок цеплялись за ноги, пытаясь удержать, предупредить…

Чертов… дрянной… нарисованный мирок… я вырвусь, я вырвусь отсюда, ты меня слышишь?

Когда я достиг поворота, в ушах грохотало выпрыгивающее из груди сердце, а перед глазами расплывались багрово - оранжевые круги.

Хватая ртом воздух, я опустился на колени. Дрожащие от напряжения ноги уже не держали.

Портал… где портал?!


Я же точно помню, что именно отсюда выходил. Вот на этом месте должен быть прозрачный колеблющийся овал высотой в человеческий рост…

Что за чертовщина?

Я закрыл глаза, с силой вдавил пальцы в веки, снова вгляделся в расплывающийся в дымке пейзаж.
Белый домик. Одинокое бунгало на берегу океана.

Пробежал по кругу и выбежал в то же место?
Нет. Не может быть.

Тогда… другой житель в этом же мире?
Дикая, безумная догадка молнией пронзила голову.
Что, если этот мир подобен локальной сети интернета? Что, если в это место могут попадать люди, стремящиеся к одному и тому же?

Кажется, наклевывается научная сенсация.
Усилием воли я заставил себя подняться и побрел к домику. Во рту царила пустыня, перед глазами все плыло.

Домик был почти такой же, как тот, но на крыльце не было ни писателя, ни кресел – качалок.
Я поднялся на крыльцо, взялся за ручку двери. Неожиданно она открылась без малейшего усилия с моей стороны.
Будто приглашая внутрь.

Она стояла у окна, спиной ко мне, и сквозь белое прозрачное платье я отчетливо видел контуры ее тела. Золотые волосы горели в полумраке, как наэлектризованные.

Не может быть.

Боясь спугнуть видение, я осторожно шагнул к ней. Она повернулась, и я снова утонул в двух синих океанах ее глаз.

- Привет, - сказал я внезапно охрипшим голосом. – Откуда ты здесь…
Договорить я не успел – она игриво прижала пальчик к моим губам.

- А ты еще не понял? – ее глаза смеялись. – Это особый мир. В нем сбываются все мечты.

- Ты… ты… - я попятился. – Ты – не она. Ты лишь мираж. Фантом в моем сознании.

- Да, - передернула она плечиками, медленно наступая на меня. – Ну и что? Я выгляжу как она. Говорю как она. Буду любить тебя, как она. Только в отличие от нее я никогда не уйду от тебя. Я пришла, чтобы остаться с тобой навеки. Только ты и я. В нашем мире.

Она подошла ко мне вплотную, коснулась щеки прохладными пальцами. От этого прикосновения по телу прокатилась всепожирающая волна вожделения.

Три года. Три невыносимо долгих года я не видел ее с того дня, когда она сказала «прощай» и хлопнула дверью. Меня спасла наука. Я погрузился с головой в психиатрию, лишь чтобы заполнить бесконечную саднящую пустоту внутри. Чтобы забыть ее, выкинуть из своей жизни.

Но не смог.

И теперь она стоит передо мной.
Мой выбор.

Я осторожно коснулся ее шелковистых волос, провел пальцами по щеке, взял за подбородок, вглядываясь в ее лицо, стремясь вобрать в себя каждую его черточку – пока она не рассыпалась песком, не растворилась соленой каплей в океане. Она закрыла глаза, и, кажется, даже перестала дышать, превратившись в горячий воск в моих ладонях.

Нет. Больше я не отпущу ее.
Закрыв глаза, я поцеловал ее в теплые влажные губы.

В этот момент мир взорвался сверхновой звездой и сжался в сияющую точку. Остался лишь бесконечный черный тоннель, в который я падал вниз головой, сгорая в пламени невыносимого наслаждения. И где-то впереди, огненным факелом разрезая туннельный мрак, летел испускающий неземной свет шар.




- Что с ним такое?!
Закусив до крови губу, седоволосый профессор в старомодных очках смотрел на бьющееся в кресле тело молодого мускулистого мужчины. Через пару секунд к его стянутому ремнями локтю с жужжанием подъехало щупальце манипулятора со шприцом. Послышался глухой хлопок, тело еще раз выгнулось дугой – и обмякло, будто набитый опилками манекен.   

- Нич-чего не п-понимаю… - растерянно бормотал низенький коротконогий ассистент, трясущимися руками отключая приборы и снимая с головы подопытного виртуальный шлем. – Он ведь п-показал лучшие результаты на тестах! Ч-черт… и картинка п-пропала… - тоскливо закончил он, глядя на зияющие чернотой экраны мониторов.

Профессор подошел к подопытному, взял его за подбородок, пристально вгляделся в бледное лицо с едва подергивающимися веками. Перевел мрачный взгляд на лежащего в соседнем кресле седого сухощавого мужчину. Тот лишь невнятно мычал, закатив глаза и блаженно улыбаясь.
 
- Андрей в коме, - угрюмо произнес профессор. – Вызывай вертолет «неотложки». Попробуем психохирургию… Если поможет, - тихо добавил он, отвернувшись, чтобы ассистент не увидел перекатывающихся по скулам желваков.

Он молча смотрел, как дюжие санитары бережно перекладывают бесчувственное тело из кресла на каталку, как торопливо вывозят его из комнаты. Ему казалось, что он еще долго слышал шуршание колесиков в гулком пустом пространстве коридора.

- Мне очень жаль, - тихо сказал за его спиной ассистент. – Н-не думал, что с вашим сыном такое с-случится… Он же сам вызвался…

- Да, - деревянным голосом сказал профессор, чувствуя, как к горлу подступает горький плотный ком. – Я тоже не ожидал. Наука всегда требует жертв. Но я надеюсь на лучший исход. И что там, где он сейчас… ему там хорошо.