Атропос

За окошком светлело. Барышня, румяная, пухленькая, с ямочками на щеках плела кружево. Вот так уютненько, по-домашнему: в камине потрескивают дрова, за окошком сонливо потягивается раннее весеннее утро. Нянюшка, еще не старая, похожая чем-то на кумушек из сказок, сидит рядом рядом, показывает узор. И тонкая белая нить в ее умелых руках превращается в вычурные фистончики. Барышня смотрит с интересом: рукоделие было для нее делом новым и необычным, даже мистическим в какой-то мере.
"Вот так, этот пальчик придерживает ниточку - смелее, у тебя всё получается, видишь?"
Барышня видела: получался цветочек как на картинке, даже еще лучше, совсем не отличить о того, что нянюшка делала.
"Кстати, слышала я от одной знахарки," - голос нянюшки звучал ласково и мягко. - "Что девушка, впервые плетущая это кружево - как Атропос."
Атропос? Красивое имя навевало мысли о легенде, где благородные рыцари и прекрасные девы. И любовь. Конечно, любовь. Интересно, каково это? Быть Атропос, которая в высокой башне ждет своего спасителя? Барышня закрыла глаза и уже представила себе, как облаченный в сверкающие латы юноша, встав на колено, говорит ей... Улыбка коснулась ее губ, и она в тот момент была Атропос, луноликой принцессой Атропос, дождавшейся своего принца.
"Как Атропос, такой же равнодушной и неминуемой," - продолжала нянюшка - "Впрочем, знахарка была очень стара, многие люди думали, что она давно выжила из ума и не понимает, что говорит."
Красивое видение вдруг стало расплываться у барышни перед глазами. Качаться, меркнуть, выгорать, словно яркая ткань на солнце. Коленопреклоненный принц исчез последним, но все же исчез, потому что в этой легенде не было ему места. Не принцессой была Атропос, не влюбленной девой из старинного замка. Но тогда - кем же?
"Такой же барышней она была, плетущей кружево у окна весенним утром." - А это уже не нянюшка, это внутренний голос, подленький и сладкий. - "А еще она была древнегреческой богиней, обрывавшей чужие судьбы, словно тонкую шелковую нить кружева. Неподвластной даже воле богов мойрой Атропос."
А значит, если слишком сильно потянуть эту тонкую шелковую ниточку - чья-то жизнь оборвется. Думать об этом было жутко: выходит, одно неверное, резкое движение неумелых рук, плетущих затейливое кружево, и цена будет непомерно высока. Хотя, сказки. Бред обезумевшей старухи, верно нянюшка говорила! Но было странно холодно перед горящим камином, и дрожали руки. И страшно было, словно ночью в саду одной.
- Я не могу.
Барышня отложила кружево в сторону и взяла со столика недочитанный роман, где были рыцари и принцессы, а не какая-то мрачная, жестокая Атропос. Непоправимая, что хуже всего.
"Да что ты, глупенькая! Это просто выдумки старой сумасшедшей, не более того. Я рассказала тебе сказку, только сказку! Неужели ты думаешь, что на самом деле каждая девушка, плетущая это кружево впервые, получает темную силу Атропос?!"
Но заставить себя снова прикоснуться к кружеву барышня не могла. Она не верила, конечно же, не верила всяким бредням, но где-то совсем глубоко тупой болью пульсировало маленькое, безмолвное, стыдящееся самого себя суеверие.
Нянюшка тихо ушла, притворив за собой двери. Старый слуга подбросил в камин дров, и отблески пламени весело заметались по полу. Барышня читала, мечтательно наклонив голову. Всё было как всегда, кроме назойливой мысли об Атропос, которая, словно муха, кружила вокруг склонанной над книгой кудрявой головки. И к ужасу начинало примешиваться любопытство.
Да, конечно: тонкие пальчики сами нащупали отложенное рукоделие, натянули ниточку... еще сильнее. Прочная! едва ли порвется случайно!

Барышня плела кружево, сидя возле окна. Тихо, увлеченно, любуясь получающимся узором и почти не думая про Атропос. Почти. Только движения становились все более резкими, без необходимости резкими. Случайно. разумеется, случайно. А если порвется? "Порвется, и ты поймешь, что всё это на самом деле бред свихнувшейся старухи. И нету никакой Атропос, и не было никогда. И бояться нечего. Ну же, дурочка, разорви ты эту проклятую нитку, и ничего не случится!"
Потянула за нитку с такой силой, что она впилась в пальцы, но не порвалась. Хотя, по идее, должна была наконец разорваться, положив конец всем напрасным страхам. Впрочем - от этой мысли закружилась голова и стало немного дурно - а хотела ли барышня, чтобы ничего не случилось? Чтобы это мучительное ожидание закончилось всего лишь узелком, который придется прятать с изнанки? Конечно, хотела, именно так и никак иначе!
- Бредни, сказки, нету никакой Атропос! - Барышня, уже раздражаясь, дергала и дергала за всё никак не желавшую рваться нитку. (Словно кто-то отчаянно цеплялся за жизнь - промелькнуло в голове и сразу угасло. А, интересно, я пойму, когда разорву, произошло что-то или нет?) Просто нитка, обычная, ее вчера маменька в лавке купила, ее можно сколько угодно рвать, и никому ничего не будет!
Барышня уже просто кричала, пытаясь заглушить беззвучный шепот, стучавший в висках: "А ведь он умрет. Умрет, ты уверена, ты потому и рвешь, что хочешь, чтобы он умер. Ты даже не знаешь, кто он, но это не важно, главное - он умрет. А представляешь - если он умрет, а ты так и не узнаешь об этом? И будешь думать, что тебе никогда не выпадала честь побыть Атропос, безжалостной и всесильной?"
- Нет же, нет, проклятая безумная старуха! - в голосе уже были истерические нотки. Прибежавшая нянюшка в ужасе смотрела на покрытое красными пятнами заплаканное лицо своей подопечной. (Но ты никогда не узнаешь, что было, когда ты порвала нитку! Никогда!)
- НЕТ!!!!! Нет, ничего не случится, совсем ничего! Ведь я не изверг какой-то, я просто не могу желать подобного! Я нормальная! И это не я хочу его смерти, не я, слышите, не я!!!! Мне страшно, я просто хочу избавиться от этого страха, потому и рву! (Но ты никогда не узнаешь наверняка, даже если порвешь... А значит, надо изорвать эту нитку на мелкие кусочки, чтобы хоть одна смерть была близко, и ее можно было увидеть.)
Нянюшка обняла ее за плечи, попыталась отобрать из дрожгащих, сведенных судорогой пальцев обрывки ниток. И тогда замолчали голоса: и тот, срывающийся на визг, который твердил, что только страх заставил ее остервенело рвать нитку. Только страх, и ничего больше. И другой голос, назойливо-сокровенный от которого она становилась отвратительна самой себе.
"Все хорошо, барышня. Все хорошо. Надо же, дура я старая, рассказала эту глупую сказку! Откуда ж я знала, что она так тебя напугает!" Руки разжались и бессильно упали на колени, клубок скатился на пол, белокурые локоны закрыли мокрое от слез лицо: барышня сидела почти неподвижно, опустив голову, закрыв глаза. Молчала. Чувство какой-то чудовищной несправедливости переполняло ее.
- Няня, ведь он умер, правда? Я была Атропос и убила его?