Отрывок из рассказа. Приключения мага

Я живу в деревеньке, той, что стоит совсем близко к лесу. Наша семья не самая богатая, но мы держим двух коров, лошадь и свинью, а это не так уж и мало. Мое имя Анте Вайсбейн. Честно говоря, не знаю, почему меня так назвали. Сколько себя помню, имя всегда давалось почему-то или в честь чего-то, традиция что ли. В нашу деревню редко заходит кто-нибудь. Она маленькая и ни чем не примечательная. Чаще всего до нее просто никто не доходит. Деревенька зовется Перелячкой. (Знал я тогда, что она  превратится в большущий город?)
Однако каждую весну (когда больше всего хлопот с землей) к нам заглядывает Голос. Никто не знает всех его имен или настоящего имени. Его называют Голос, потому что он рассказывает волшебные истории (правда, далеко не всем) и поет песни крестьянам, когда они работают в поле.
Истории его, я слушал бы вечно, но Голос может уйти, когда ему вздумается. Говорят, он следопыт, некоторые поговаривают даже, что он маг! Хотя в любом случае он свободный странник. Он не делает ничего дурного. А думать или не думать что-либо про него личное дело каждого. В глубине души я надеюсь, что он когда-нибудь возьмет меня к себе в ученики. Больше всего на свете я хочу увидеть мир, хочу собственными глазами увидеть волшебство о котором говорит старик Голос.
Совсем скоро настанет весна и я надеюсь увидеть Голос. Обычно он приходит после первого грома, в самом первом месяце… не помню точно как он зовется, священник безуспешно учил меня грамоте, но думается мне он сам запутался в причудливых завитках, которые рисовал. Может его сбили мои постоянные вопросы за которые он бил меня плеткой. Отцу он сказал, что голова у меня светлая, но бывают такие дети, которых научить ничему нельзя, так вот я один из них. Отец видит во мне солдата теперь. Пойду на Великую Войну бойцом, люди как раз объединяются с эльфами. А я совсем не хочу быть бойцом, я хочу учиться у Голоса…
…Я отошел от окна, мои размышления прервал громкий голос отца. Он что-то объяснял моей непутевой матери. Мне даже иногда становится не по себе… Зачем он взял ее в жены, если не любит? Она так и не научилась стряпать за четырнадцать лет их союза. А вот я умею, но мне это ни к чему.
- Он привезет новые сведения о Войне?
-Должен.
Мои родители уже говорили о чем-то другом. Я прислушался.
-А долго еще? Вот бери, вот это вкусно.
-Спасибо. Я в этом большой силы не имею, это все больше священники. Но…
-Я слышала, что сейчас идет вторая половина полнолуния, так вот после нее он и объявится.
-Да, именно это я и хотел тебе сказать.
-Хочешь молока? Утреннее еще.
-Нет, клюквенный сок дай.
Дальше можно было не слушать, уже не интересно. Самое главное, что Голос приезжает через половину Луния или Полнолуния. Теперь я точно знаю, что как только родится месяц нужно всего лишь дождаться дождя с громом и на утро в поле вместе с крестьянами я найду старика. Он принесет новые вести  о Великой Войне, споет новые песни и расскажет новые истории про волшебство и про не открытые земли, где бывал только он…

Неожиданно выпал снег, я даже с трудом понимал, что происходит. Ранним утром во дворе появились сугробы! Снег опустился на Перелячку ночью, мягко и неслышно, чтобы никто не приметил его. Я вышел на морозный день набрать воды из колодца и меня тихо приветствовал жемчужный лес. Я улыбнулся ему, скрывая свою грусть от дворовых собак и соседских мальчишек. Им не понять: чем раньше наступит весна, тем быстрее я увижу Голоса.
Тогда меня заботило только это. Мне было невдомек, что от холода померзнет урожай, что может случиться так, что зимой будет нечего есть, и осенью не будет праздника урожая. Ведро с водой разлилось, упав из моих рук. Вокруг суетились соседи: они выбегали из своих домов, расчищали снег, зажигали костры, устанавливали теплицы.
Из зимнего тумана выплыла тонкая девичья фигурка. Она обмахивала виноград, надев на руки пару опахал. Ассоль (девушка из дома напротив) шла первой, а за ее спиной стройно шли жители Перелячки. Так вот куда подевались мои родители с утра! Ассоль взмахивала своими опахалами, слегка склонив голову набок. За ее спиной поднимались десятки опахал, словно светлые крылья! А над виноградными рядами, затерявшимися в снежно-белом тумане, неприступной стеной возвышался лес. Я вдруг осознал, насколько я мал и ничтожен, хотя, любуясь зимой, пришедшей так неожиданно посреди весны, я позабыл эту мысль.
И вновь Ассоль привлекла мое внимание. У девушки были светло-русые волосы, спадающие на хрупкие плечи блестящей волной. Сейчас она была похожа на смелую птицу, бросившую вызов холоду. Какая красивая! У меня захватило дух. Ассоль заметила меня и задержала на мне взгляд. Слегка улыбнулась. Прокрутилась вокруг себя, взмахивая руками, и вокруг нее закружились снежинки, слетевшие с ее платья. Вместо корсета ее стан охватывали ленты.  Я захотел дотронуться до нее руками, словно потрогать, из чего сшито платье у куклы, но сразу же устыдился этой мысли (узнай об этом мои родители, или скажи я это вслух, меня бы выпороли!). На плечах лежала некрашеная льняная блуза, заправленная в зеленые ленты на талии. Ее юбка была пышной, и когда она кружилась, выглянула нижняя сорочка. Ассоль скинула опахала около забора на скамью и подбежала ко мне.
-Рада видеть тебя, Анте,- произнесла она, а мне показалось, что зазвонил хрустальный колокольчик. Внутри все перевернулось.
-Ассоль, ты… так… отважно вела людей за собой.
-Спасибо, - она потерла руку у плеча. Там остались отметины от кожаных ремней.
-Опахала не тяжелые?
-Нет ,Анте, спасибо.
-Ты так весело кружилась, тебе нравится зима?
-Да не то чтобы зима… Мне нравится сегодняшнее утро!- она улыбнулась и развела руками, - Мы не замечаем, среди какой красоты живем,- она приблизилась и взяла меня за руку. Я попытался унять возникшую дрожь. Я улыбнулся. Ее лучистые глаза тепло глядели прямо в мои, скольких трудов мне стоило стоять и улыбаться!  Я крепче сжал ее белую руку своей. Другой рукой я потянулся отряхнуть снег с ее волос, но Ассоль вдруг опустила глаза, убрала руки, резко вскинув их к голове, улыбнулась и упорхнула. Тихо, легко, словно мотылек, не совладавший с ветром. Может, она стесняется распущенных волос? А может, она решила, что из-за снега волосы намокли и выглядят некрасиво? В недоумении я побрел к своему дому.
Я не допускал настоящей причины, гнездившейся у меня в подсознании: она решила, что я хочу ее поцеловать! Я покраснел. Нет! Я тут же прогнал эту мысль от себя.

-Ты не был на обогреве винограда, - отец грузно плюхнулся на скамью, поставив обеими руками миску с кашей на стол.
Я серьезно посмотрел на отца, хотя думал сейчас…! Об  Ассоль.
-Вот смотри. Тебе каша нравится?
-Нет, папа, я не ем кашу, ты же знаешь.
-А хлеб ешь?
-Очень иногда! – я улыбнулся, но сделал это настолько кротко и смиренно, что отец решил подождать с поркой. Он поглядел на меня, потом в окно. На скамье, уже припорошенная снегом, лежала пара опахал, скинутых Ассоль.
-Тебе Ассоль нравится?
-Кто?- переспросить и собраться с мыслями, было единственным выходом. Я почувствовал, что щеки горят.
-Ты понял меня, - спокойно ответил отец.
-Нет…
-Вот и мне она нравится. Работящая, ну пчелка ранняя. Она еще ночью снег заприметила. Она ведь и не спала вовсе. За шитьем сидела, да в окошко глядь! А тут такое дело! Посевы и урожай спасать надо? Надо. Она тревогу подняла, и первая к виноградникам побежала. Бабочка! – отец улыбнулся и подошел к окну. Ассоль как раз вышла повесить сушиться белье, - И что ты думаешь?- он поглядел на меня и ткнул пальцем в стекло, оно слегка прогнулось, – Такая, думаешь, влюбится в тебя, неумеху? Она каждое деревце в своем саду взрастила, ты думаешь, она тебя туда впустит? То-то же!
Я поглядел на отца, потом в окно. Снег уже не спускался по снежинке с неба, а падал огромными пушистыми хлопьями. Я не видел девушку, снег стоял белой стеной.
– Папа, с чего ты решил, что я влюблен?
– А тебя это только интересует?- не глядя на меня, сказал отец.
–Не, ну правда - попытался возмутиться я, но он резко перебил меня:
–Разговариваешь как сопливая девчонка.
Я опустил глаза к полу, сделал вид, будто обиделся, но на самом деле искал возможные пути выхода: назревал скандал.
–Ты сегодня высыпался в теплой постели, когда мы с матерью спасали твое будущее и будущее нашей семьи,- отец глядел в окно, а не на меня. Я был ему за это благодарен и за это же обижен – я в конце концов строил из себя обиженного!
Я набрался смелости, выпалил, а потом лишь подумал, что я сказал, каким именно цветом подписал себе приговор.
– Спасли?
Отец посмотрел на меня. А я осознал, какую глупость и бестактность я сморозил. Я уже почти видел, как выкладываются дрова для костра, на котором мне суждено сгореть от стыда.
Отец подошел к столу, сел и начал есть кашу. Мы оба немного остыли, отец уже говорил другим тоном:
- На что ты надеешься, Анте?
Я молчал. На что я надеялся? Да черт его знает… Ни на что. Я еще и не думал. Все равно, что бы я ни ответил, будет неверно, или по-детски или еще как-нибудь. Риторический вопрос! Я молчал.
-Ты думаешь, что мы с матерью будем тебя всегда кормить?
Отсидеться в засаде, отмолчаться, только бы не было все так громко! У него бывает. Сейчас это у него пройдет, я буду просто молчать, глядя в пол, ну, может, изредка кивать…
 Но отец, видимо сам понял, что разговор зашел в тупик. Он ушел. Просто встал и ушел.
Глухо постучали в дверь. Я отворил. Тут же пахнуло холодом. Я немного взбодрился, хотя все мое существо протестовало этой бодрости.
- Домашний мальчик сидит дома!- на меня смотрели пара болотных глаз, вылезших из орбит. Это наш уличный прощелыга Кисей. Жалкое подобие человека. Нет он конечно нашего племени, но такой комок хамства, хитрости, подлости и изворотливости встретить редко,- Какого ты дома сидишь? Мы идем на охоту за снежными феями.
- Ты идиот, и все твои друзья идиоты.
Я закрыл дверь. Дурачье! Верить какой-то легенде!
Снежной феей была снежинка. Конечно не каждая, а самая большая. Ты должен был словить ее ртом и загадать желание. На следующий год в это же время желание исполнялось. Примеров я, естественно, еще не встречал. Я с размаху прыгнул на кровать. Вверх взлетели перья, я тут же схватил одно и сжал его в руке:
- Что бы каждая моя мечта исполнялась, - прошептал я. А ведь вот что забавно! Даже когда ты точно знаешь, что чудес нет, ты все равно веришь в них подсознательно. Все равно крупинка детства остается в тебе…
На следующее утро снег уже подтаивал, срываясь лавиной веселых капель с крыш накренившихся домов. Через час после рассвета, мать подняла меня и усадила чистить обувь на крыльце. Я подстелил тряпку, чтобы мои единственные штаны не промокли и принялся за работу. Честно говоря, я наполовину засыпал, и дело продвигалось медленно. Зато я увидел, как просыпается Перелячка. Вот мимо прошел местный коваль. А вон там окошко открыла вдова сапожника. Вся деревня знает, что коваль захаживает к ней ночью, а вот сама вдова не знает, что днем же он приходит к ее дочери. Это случается, когда вдова идет прислуживать в таверну. Говорят у сапожника кровь горлом пошла и теперь содержание легло на плечи вдовы. Я поморщился. Из дома вдовы вышла мести двор дочь сапожника. Девочке было лет двенадцать, ее худоба была видна даже через мешковатый латаный тулуп, в который она закутала бледную кожу. Я никак не мог представить ее с дюжим ковалем. Я доставал ему только до плеча, хотя в свои четырнадцать, я дотягивался носом до верхушки входной двери, что говорить о малышке Лиз(так называли дочь сапожника), если она была ниже меня на пол-локтя!
Хотя коваль немного платил ей, тем более большинство девочек промышляло этим. На хлеб хватало… Промышляло большинство… только не моя Ассоль. Я сладко улыбнулся. Поглядел на закрытые ставни ее окон и вздохнул. Ага, вот прачка Акра. Понесла белье, высматривает, про кого бы сплетню сочинить. За ее тучными формами промчался Кисей. Я нарочно сделал вид, что не вижу его. Хорошо все таки, что Акра такая толстая, Кисей меня не заметил. Я перевел дух.
–Антюша! Иди кушать, - мама стояла позади меня, облокотясь на косяк двери.
–Я все почистил, почти все,- я улыбнулся. И все таки я ее люблю. Такая уставшая, чуточку седая, но такая родная… Мама всегда казалась мне чем-то большим, женственным и теплым. Хотя она была худая, мне почему-то чудилось наоборот.
–Я сама дочищу, а ты иди поешь. Да на базар сходить надо…
Я послушно встал и отправился в дом. На столе в большом кувшине я нашел густое сладкое молоко, тут же в крошках был разбросан хлеб. На льняном вышитом полотенце лежала душистая брынза. Я облизнулся и принялся за еду…
…Поход на базар представлял собой хождение в гости. Первым делом я всегда шел к родителям Ассоль. Кроме винограда ее семья заботилась о хлебном поле. Мягкий, горячий, я прижимал его к своему телу и вдыхал его пьянящий, чуть кисловатый запах, особенно острый на морозе. В качестве обмена я взял у них заказ для папы. Он кузнец. Мне всегда нравилось смотреть какое у него могучее тело, как он поднимает над головой исполинский молот и бьет точно в цель…
Я исходил всю Перелячку, выменивая продукты, и к вечеру вернулся домой.
Там меня ждала теплая лежанка на печи и горячий ужин…

…Зима вновь разбушевалась, и всю ночь снег валил большими мохнатыми хлопьями. Наутро небо набухло тяжелыми снеговыми тучами, грозящими загреметь. Поднялся холодный ветер, налетела вьюга. И теперь ледяные острые снежинки больно врезались в щеки, норовили забраться под ресницы. Грузно плюхались на землю заледеневшие ветки деревьев, одичавший ветер завывал, казалось, прямо в голове, поднимал снежные столбы, взбивая сугробы, будто перину. Я как раз успел сбегать к колодцу и быстренько вернуться, и теперь стоял у окна, любуясь вьюгой. Я понимал, что Голос теперь не скоро появится в наших местах, а если появится, то вряд ли надолго…
–Ты чего это такой грустный?- на мои плечи мягко легли мамины руки. Запахло чабрецом, таким знакомым с детства запахом! Ее подушка, руки, все ее вещи были пропитаны этим сладковатым ароматом.
–Голос, мама, он приходит только весной… А сейчас весна, но идет снег… Ты думаешь он все равно придет?- я с надеждой заглянул в ее фиалковые теплые глаза.
Она взъерошила мне волосы и прошептала:
–Зима уже отступает… Эта вьюга ненадолго… - и уже другим голосом спросила, - Ты завтракал?
–Да…-я уперся лбом в холодное стекло. И Бог знает сколько раз я, маленький и глупый, глядел по ту его сторону. Как в другой неведомый мир… А мой теплый, наполненный простыми радостями мирок пока был частью меня. Он не отпускал меня…
А где-то паслись коровы…Свободные пастухи наигрывали деревенские мотивы. Незамысловатый такт поддерживали мычаньем коровы. Пригревало летнее солнце, и плакало от счастья материнское большое небо. Небо терпит… Умывались муравистые луга… И все было неизведанным, не моим! И я не знал дороги туда… Голос пел о больших городах, где было место каждому… Он говорил, что город – это лошадь, запряженная в телегу, говорил, что лошадь обязана катить телегу, а та имеет право отдохнуть и предоставить себя лошади… А еще говорил, что все свободны и связаны… А как это - не объяснил… Сказал лишь, что город – это колодец. Люди берут из него воду и следят за его чистотой, а колодец охотно отдает воду, потому что его чистят… А как это и почему Голос не сказал…
И я по-прежнему не знаю дороги туда… Туда, где все свободны и где каждому найдется место…
Мама все еще стояла у окна и вытирала руки о передник… Зашуршала юбкой. Я поглядел на нее и грустно, как маленький, протянул:
- Ну когда уже этот холод кончится? Не хочу холод…
- Ты знаешь, сегодня ночью был совет. Мужчины собирались и старики… Решили, что сегодня будем танцевать Огненный Танец.
- Правда? Хотя такая вьюга, вряд ли можно ее прогнать…
- Ну… У нас есть защитники и посильнее… Старики будут звать души усопших, но в круг мы их не впустим…Тем более не тебе решать.
- Защитники? Кто, например? Голос говорит…
- Твой Голос чепуху говорит… Я больше не хочу разговаривать с тобой об этом. Точка.




– Анте?
Я поднял голову, ко мне сквозь танец пробралась Ассоль. Он взяла меня за руку, своими горячими ладонями…
– Ты должен пойти потанцевать! Пойдем, я верю, что с твоей помощью мы прогоним зиму…
– Глупости! Я не верю…
– А ты попробуй…
Она настойчиво тянула за собой… Я встал и пошел…
…Мы вошли в круг. Наклонили головы… Ассоль взяла мою ладонь и завела за свою спину… Я широко открыл глаза и почувствовал силу… Огромную огненную силу… Я поднял девушку над землей и подкинул, и тут же почувствовал, что взлетаю… Ассоль вздрогнула, а я вдруг понял, что всю жизнь жил ради этого момента… Я прижал к своему лбу ее запястье, другой рукой я крепко обхватил ее стан. Она прогнулась назад и оттуда, снизу испуганно посмотрела на меня… Я улыбнулся, но мне показалось, что в душе просыпается злость… Я выпустил Ассоль, оставляя в руке лишь ленту с ее волос… Музыка стихла.  Весь мир разом  остановился. В моих руках извиваясь кружилась голубая лента. Ассоль стояла напротив. Огонь играл на ее обнаженных плечах, выглянувших из под густых волос. Теперь она была похожа на ведьму. Меня завораживала дремлющая в груди девушки магия… Я прощупывал ее и осторожно прикасался к ней… Огонь взорвался вновь, и Ассоль поднималась все выше, люди вокруг вновь затанцевали, задыхаясь дымом. Музыка все играла, а легкая Ассоль поднималась все выше… Я чувствовал, радость внутри нее и поддавался каждому ее чувству. Когда ноги девушки были на уровне моего лица, я схватил ее за лодыжку и закружил… Она спускалась медленно и красиво… Ведьма! Моя ведьма! Она опустилась вниз и глаза ее были прикрыты, а на плечах лежал зимний холод… Я развел руки в стороны и снял с плеч холод, одев девушку в горящую золу… Я чувствовал, что опускаюсь вниз… И почувствовал, как Ассоль проснулась и теперь тянет меня из круга. Я поддался и этому ее желанию…