Драка

Мне было 18 лет, и я учился на 2-м курсе института, куда поступил прошлым летом сразу после школы.
Был октябрь, середина месяца. Вечерний холод опускался на улицы Питера (тогда ещё Ленинграда), и множество влажных жёлтых кленовых листьев скользким ковром устилало асфальт. Сырость, морось, сумерки.
Фонари уже зажглись и приветливо смотрели на редких прохожих своими красноватыми тёплыми глазами (холодных синих фонарей тогда ещё не было).  Я возвращался вечером из школы, куда частенько заглядывал в гости к своим учителям. Сегодня я заходил по делу. Нашему директору, светлой памяти, Логн Филипповичу ( такое вот необычное имя), нужно было оформить на пол-ставки лаборанта, чтобы по-тихому доплачивать за труд другого лаборанта. Тогдашние законы имели массу идиотских совковых ограничений, направленных только на то, чтобы не дать человеку зарабатывать, и практически любому руководителю приходилось изворачиваться, чтобы хоть как то организовывать оплату труда в том случае, если труд этот формально оценивался смехотворно и незаслуженно низко. Соответственно, я принёс справку из деканата, и устроился подрабатывать на пол-ставки. С радостью оказав школе эту услугу, и поговорив с директором о том о сём, вышел я из массивных дверей  на Греческий проспект  в хорошем, несмотря на нелюбимую мною осень, настроении.
На свою повышенную стипендию (а учился я не просто хорошо , а очень хорошо) я покупал себе дорогие по тем временам сигареты (обычно болгарские Ту-134 за  целых 35 копеек). Курение моё родители признали, как только я закончил школу (до этого  с 14 –ти лет я находился в глубоком подполье), и теперь я курил где угодно и когда угодно (кроме нашей, разумеется, комнаты – 19 метров на троих в коммуналке). Так вот, выйдя из школы я тут же закурил и  направился домой, где мама ждала меня ужинать.
(Отец в тот день до поздна принимал пациентов в полилинике).
За спиной зацокали чьи-то шаги, послышался оклик: «Закурить не найдётся!».
Я оглянулся (дело было под фонарём)– передо мной стоял Гена Кузьмин (крокодил Гена). Было в нём сантиметров 185 роста, веса килограммов так 80 и слава жестокого уличного бойца-давилы слабых.   Рядом с Геной стояли две гораздо менее внушительные фигуры,  мгновенно меня обступившие. Для сравнения при росте 172 сантиметра я весил тогда 56 килограммов. А ещё Гена был старше на 3 года (армия им почему-то пренебрегла). В нашем же бандитском районе возраст подростка автоматом придавал ему авторитет. Кстати, соседнюю с моей школу №291 менты так и называли «рассадник бандитизма Смольнинского района».
Если кто помнит фильм «Однажды в Америке», то в начале действия там встречается такой персонаж – молодой бандит Багси. Так вот этот Гена – по сути и был местным Багси, королём 7-й и 8-й Советских улиц (теперь Рождественских)  и даже своим узким разрезом глаз на смуглом лице чисто внешне напоминал его.
Я протянул Гене сигареты. Он демонстративно угостил ими своих сателлитов, затем протянул правую руку, как будто возвращая их мне, а затем резко сжав кулак, скомкал и сунул себе в карман, ухмыляясь глядя на меня. Весь его вид излучал наглую угрозу и упоение своим превосходством.   « Дай сюда» - стараясь казаться спокойным, произнёс я.
Во мне остро боролись два чувства: обида за унижение и страх, подсказывавший безнадёжность предстоящей схватки. Но убегать было смертельно стыдно и не перед этими козлами, а перед самим собой. Возможно, они и не стали бы бросаться в догонку, удостоив меня лишь оскорбительными и угрожающими выкриками вслед. Гена навис надо мной, схватил за воротник куртки и отшвырнул на ограду школьного садика за моей спиной. Больно не было, швырок был явно для того, чтобы унизить меня, но я тогда ударил.  По  физкультуре у меня хорошо шли прыжки в длину и бег, ноги были развиты сильнее рук, и с размаху я врезал ему выше своей головы точно в губы да ещё тяжеленным кожаным лыжным ботинком (ботинок других на осень у меня просто не было, да и эти ещё сохранились у меня потом лет двадцать).
Гена вскрикнул и, закрыв лицо руками, отвернулся. У меня отлегло на душе, оба его шпанёнка  жались поодаль , не вмешиваясь и почему-то не внушали опасений. Мне в голову не пришло, что Гену следовало бы добить, просто для профилактики и, повернувшись, я собрался было уйти, но совершенно жуткий удар ногой вниз живота свалил меня с ног, и мгновенно я был избит до полусмерти. Когда меня оставили в покое  я вместе с кровью выплюнул два верхних передних зуба. Из носа сочилась кровь, правый глаз медленно заплывал, что-то ныло в спине, в голове шумело  и болела при глотании челюсть. Верхняя губа  раздулась и  висела тремя кусками (до сих пор остались шрамы).
Рядом валялась скомканная пачка сигарет. Домой идти не имело смысла, и я отправился на травму в 38-ю поликлинику.
Почти месяц мне было стыдно ходить в институт на занятия, ибо выглядел я как гопник. Девчонки, проходя мимо, старались на меня не смотреть (а ведь одна мне немножко нравилась).  Однако я хорошо учился и когда нужно было списать математику или физику они всё равно ко мне обращались. Я старался не улыбаться, чтобы не видно было отсутствие передних зубов. Лютой ненавистью я ненавидел Гену Крокодила и сокрушался, что, нанеся ему первый удар,  не решился его добить. Теперь, когда я выходил поздно,  в кармане у меня лежал складной нож. При этом я очень надеялся его не встретить.

Однако недели через две такая встреча произошла.
А дело было так. Уж не помню, куда я там шёл вечером, но на Суворовском ко мне подошёл парень лет двадцати пяти очень крепкого вида без головного убора с копной вьющихся русых волос  и , хоть и развязно, но не оскорбительно сказал: « братан, дай двадцарик». В нашем районе, как я уже говорил, это было в порядке вещей, и, формально подобру-поздорову решив, что такая форма обращения для меня не унизительна, я выдал ему двадцать копеек и пошёл дальше. Однако он догнал меня буквально через минуту, уже держа в руке бутылку легендарного «Солнцедара» за один рубль 33 копейки.
«Ну чего ты уходишь» - он дружелюбно потряс бутылкой «на  глотни». Я начал было отказываться, но он не грубо, но настойчиво продолжал: « да брось ты, пошли в Прудки,  мне  одному как-то пить неохота, да я и так уже хорошо принял». Затем разглядев при свете моё лицо, спросил: «Кто это тебя так?»
« Крокодил Гена»
« А знаю этого чудилу (он на самом деле не так его назвал) Ладно, давай пядь, я – Мишка Якимов с 5-й Советской (5-я Советская, хотя и была соседней улицей, но являлась совершенно чужой территорией, на которой вечером можно было нарваться на хорошие неприятности).
Мы с моим новым знакомым пошли в Прудковский садик, где в сумерках собирались все проблемные подростки с примерно с 4-й по 9-ю Советскую (у шпаны с остальных Советских были свои места толковищ, например «Овсяниковский садик»)
 Мы выпили по пол-бутылки из горла, и вдруг Мишка отвлёкся, по -видимому кого-то узнав,  и отошёл к дальней скамейке, где виднелся силуэт длинного парня и двух молодых девиц. « Гриха! Дуй сюда!» - послышался его голос.
Подойдя , увидел я в тусклом свете, кого бы Вы думали, своего заклятого друга Крокодила.
На нижней губе его красовалась корочка подсохшей ссадины (хотелось думать, что след моего удара). Рядом сидели и курили две молоденькие пэтэушницы, одна из которых блондиночка даже показалась мне хорошенькой. Перед ними стояли три бутылки пива, из них одна начатая. Мишка её схватил и, ни слова не говоря,  незамедлительно вылил на голову опешившего Гены.
Теперь уже он, как когда-то Гена надо мной, навис над ним и поднял за ворот куртки. Девицы  взирали на всё с молчаливым любопытством, наверное ожидая от Гены подвигов в духе нынешнего Шварценеггера  (представляю, что Крокодил перед этим рассказывал им о себе). Гена же, наоборот, весь обмяк, сжался и лепетал что-то нечленораздельное вроде « ну что ты, что ты пристал, я же тебе ничего не сделал». Мишка, в отличие от меня был и старше и физически здоровее Гены, и чувствовалось, что Крокодил  не только это видел,  но и что-то о Мишке знал, а потому боялся. Я то Мишку впервые видел.
А вот мой новый знакомый как раз-то и махал руками вокруг Гены, как Шварценеггер, но не бил, а пугал. « Ну Гриха! Что с ним сделать, а?»
И тут я понял возможную причину, почему Гену не брали в армию- возле его ботинок стала образовываться лужица. Видимо, у него в моменты сильного волнения было недержание мочи. Девицы молча повернулись и стали удаляться.
Мне не было жалко моего обидчика, но стало противно,  и я сказал Мишке:
«Да брось ты пачкаться, отпусти его на х…( я смачно и гордо выругался)»
Мишка , повеселевший и уже хорошо захмелевший, ткнул Гену обратно на скамейку , засунул в карманы куртки две трофейные бутылки пива, и произнёс в адрес побеждённого  некую очень оскорбительную уличную реплику.
Затем мы ушли на другую скамейку, оставив Гену наедине с его позором.

Мишку Якимова я больше никогда не встречал. К сожалению, никогда больше  не встречал и светловолосую пэтэушницу с большими глазами и длинными ресницами. Что же касается Гены, то он стал со мной здороваться и больше меня не трогал. Рассказывают, что года через два  после описываемых событий Гена дома по пьянке зарубил топором собственную бабушку и сел в тюрьму.

Уже прошло 36 лет. Давно я отучился в ВУЗе. На военной кафедре полюбил оружие, выступал на стрелковых соревнованиях за свой институт.
Любовь к оружию я сохранил до сих пор, как к средству для физически более слабого человека восстановить справедливость и защитить себя, близких или даже просто незнакомых людей на улице, ведь кулаков может и не хватить.
У меня есть соответствующая лицензия,  и мой травматический пистолет всегда под рукой. В случае необходимости кого-то защитить я  без колебаний пущу его в ход.  Поэтому я спокоен в тёмное время на улице за своих спутников.
Вообще-то, я понял, что правила рыцарского боя давно канули в прошлое, и поверженного врага надо добивать. Но, несмотря на то, что ещё много было у меня конфликтных ситуаций касающихся как самого, так и связанных с защитой даже незнакомых людей, бить лежачего я так и не научился ни в драке, ни в повседневной жизни.

25.1.2009