***

Существо

Его Мир вмещал только его самого. Он был обжитым и уютным. Для него это было естественно, другого мира оно не знало. Свет его Мира был приглушенным и рассеянным, и менял свою окраску ритмично, в зависимости от времени суток. Существо не мучили ни жара, ни холод. Мир был комфортен и благосклонен к нему. Мысли его были ленивы, неторопливы и какими-то расплывчатыми, ни о чем, на грани сна и яви.

Границы его Мира были одновременно и известны ему и в той же мере неведомы, но только потому, что оно не задумывалось об этом. Еще не успело. Отсчет времени этого Мира только начался и был так ничтожно мал, что никто еще не заметил его существования и ни у кого он не сумел еще вызвать никаких чувств и эмоций. Все это было чуждо ему, слова были для него пустым звуком. Слово, которое явилось бы для него точкой отсчета и определило бы его Судьбу, его суть, указавшее его границы, еще не прозвучало. Существо было немым, его  гортань еще не издавала ни одного звука и не ведала, как могут напрягаться и трепетать голосовые складки исторгая звуки, окрашивая их в эмоции – звуки еще не владели Миром, не ввергали в хаос и не возносили ввысь.  Власть тишины была спокойна и понятна, молчание – дарило безбрежный покой, по волнам которого дрейфовал первозданный Мир. Это был чистой воды изначальный Мир. У него была замечательная возможность стать любым из миллиарда, но он станет только одним из них. Выбор произойдет неосознанно в силу обстоятельств (которым только предстоит еще сложится в единую картину), подчиняясь им. Существо даже не ведает и вряд ли узнает об этой возможности. Все зависело от первого слова, до которого оставалась бесконечность ибо часы этого мира еще не заведены. Это был девственно чистый лист на который еще только должны были упасть строчки, нанесенные неведомой рукой, которые и станут ПРЕДНАЧЕРТАНИЕМ.

Но этот маленький, уютный, почти эфемерный мир не ведал о том бурном водовороте событий, куда его уже влекло неотвратимо. И если бы Мир уже мог пользоваться своими еще дремлющими чувствами, он бы испытал безысходность и предчувствие страха и возможно что-то еще, что не дано изведать ему до определенной поры…
Но к его счастью он был еще так далек от всего этого, что если бы кто-то озаботился мыслью назвать его, имя ему было бы – НЕВЕДЕНИЕ.


Неведение куда лучше, чем счастье. Как только начинаешь ощущать счастье – ты уже пропал. Оно влечет за собой такой шлейф чувств, который обременит даже самую нечуткую душу. Счастье – только вспышка, мимолетная, слепящая глаза, за которой следует темнота. После нее еще требуется время, чтобы прийти в себя и снова обрести способность воспринимать жизнь. Только чуть погрузившись в счастье, осознав его, уже начинаешь тревожиться за него и оберегать, и в тот же момент оно трансформируется во что-то другое, с привкусом горечи и предчувствием потери.

Неведение на то оно и неведение, что не омрачено ничем. Оно бездонно и ни к чему ни обязывает, как не обязывает ни к чему бездонность неба над головой и бездонность океана под ногами.

Независимо от того, запущен ход времени внутри Мира или нет, знает ли изначальный мир о таком понятии как «время», время все таки существует, оно неумолимо и независимо, оно высшее существо, которому чужды эмоции любого мира.

И час пробил.
Мир начал меняться медленно и неуклонно, нехотя. События разворачивались с неотвратимостью туго свернутой пружины, которую уже отпустили.

Существо, населяющее этот Мир, почувствовало начавшиеся изменения. Чувства, до сих пор дремавшие в нем встрепенулись, но сонное оцепенение еще не спало.

Только начавшееся утро уже началось неправильно. Такой мягкий и рассеянный до сих пор серый рассвет, столь привычный, приобрел неведомые доселе оттенки, становившиеся все более и более насыщенными. Это вносило неясную смуту, смывало обыденность. Существо не знало, как отнестись к этим изменениям, которые и не думали прерываться.
Нить судьбы разматывалась быстро и проворно в чьих-то сноровистых и равнодушных пальцах.

Затем стало происходить что-то еще более странное, сминающее привычные рамки. Границы мира дотоле незыблемые, стали меняться, то, сужаясь, то расширяясь. И это продолжалось слишком долго. Это было неправильным. Так никогда не было и не должно было быть. Мир перестал быть самим собой.

Само Существо тоже стало меняться. Пленка, прикрывающая глаза, распахнулась и, содрогающийся мир моментально размножился во многих фасетках глаз, сделался ярче без этой пленки и затопил собой уже почти проснувшийся мозг.

Мягкие складки на спине начали подергиваться в зудящем желании распрямиться, раскинуться и обнять Мир, опереться на него, заявить на него права.
Усики, лежащие на голове, так же начали движение, ощупывая, осязая, вбирая в себя постоянно меняющуюся информацию…

Мозг Существа ошеломленный, затопленный новизной уже начинал захлебываться. Больше не было для него убежища в этом Мире. Существо умирало и Мир его рушился. Слишком долго и мучительно. Слишком долго… Слишком мучительно… В постепенности этого умирания было гораздо больше страха, чем его могло бы быть в мгновенной гибели. Этот страх множился с устрашающей быстротой, не встречая ни преград, ни сопротивления.

Неведомая и безликая сила подхватила истерзанное нечто, что было некогда Существом, и потащила его к сводам небес уже покрывшимся трещинами. И его мягкое, невесомое тельце было впечатано, вмято в содрогавшиеся трещины, ходившие ходуном. Трещины расширялись, сталкивались, налезали друг на друга, впивались в тело Существа.

В миг, когда своды столь стабильной некогда вселенной разверзлись, когда нереально невыносимый яркий свет ослепил и выжег глаза Существа, хлынув в мозг и испепелив память о мире «до…», когда тело Существа застряло в сковавших его обломках Мира…

В этот момент родилось изначальное слово, определившее всю дальнейшую судьбу Существа.
Слово это было «БОЛЬ».
Обломки Мира извергли и само Существо и память о нем. Поскольку не может быть памяти у того, что и само перестало быть.

Жестоко обжигающие, бьющие и сминающие тело Существа потоки подхватили его, швыряя из стороны в сторону, однако, не дали ему упасть, а, наоборот, заставили мягкие складки на спине расправиться, распахнуться и, впервые, ощутить в этом новом мире хоть какую то, пусть и зыбкую опору.

Место маленькой, уютной Вселенной заняла новая, не имеющая ни конца, ни края, пугающая своей безбрежностью. Это был мир №2.

И этот новый Мир был настолько чужероден для Существа, что чувство боли уже не покидало его, терзая органы чувств какофонией звуков, красок….. Захлебнувшееся сознание Существа уже не способное ничего более впитать молчало.

И Существо бестолково металось в потоках воздуха, то, судорожно пытаясь махать яркими, еще помятыми крыльями, то, бессильно падая с потока на поток.

Глаза его все еще были слепы и страдали от чужеродной яркости нового Мира.
Неведение обернулось сокрушительным потоком информации и разум Существа балансировал на грани безумия.

Тело его, не сжимаемое более границами, получило неведомую раньше свободу с которой надо было свыкаться.

Не было прошлого, не было настоящего. Настоящее монотонно отсчитывало секунды, отдаваясь гулкими ударами в ушах существа и бешенными толчками изможденного от переживаемого сердца.

Было только будущее, но его почти как и не было, поскольку оно оставалось столь же неведомым как и доселе.

Существу не было никакого дела до будущего, оно из последних сил старалось зацепиться за настоящее, поместить себя в него. Ему удалось выжить и теперь надо было выживать дальше.

Никто не мог сказать Существу зачем был разрушен его изначальный мир и что ждет его в новом, зачем протащили его через этот ад и что будет спрошено с него еще. Смысл всего этого был скрыт от него настолько плотным занавесом, что ни отзвук, ни отсвет не касались сознания Существа …

Постепенно онемевшие чувства начинали оживать. Глаза учились видеть и уже не так болели. Мутные пятна становились все более четкими и стали оформляться в предметы, назначение которых только предстояло понять. Их еще надо было обозначить: определить им место в новом Мире и назвать их, подчинив себе, предопределив их судьбу.

Крылья, еще не успевшие окрепнуть, ломило от боли и волны судорог пробегали по ним, но они уже начинали понимать, как нужно лавировать в воздушных потоках, что бы добиться того, или иного результата. Существу уже удалось урвать несколько мгновений спокойствия, когда оно случайно смогло попасть в воздушную струю и планировать на обретенных крыльях.

Настоящее переплавлялось в прошлое, становясь все более осязаемым. Из мук и страдания рождался ОПЫТ. Память, стертая подчистую, заполнялась заново.

Мир неудержимо врывался в Существо, раздирал его, как вода заполняет горло и разрывает легкие неумелого пловца, не рассчитавшего свои силы. Но Существу удалось удержаться на плаву. Мир начинал признавать его.

Этот новый Мир был намного интереснее и богаче предыдущего и органы чувств практически не нужные Существу там, здесь работали на пределе, перелопачивая потоки нового с несусветной скоростью.

Серый, рассеянный свет был замещен ярким, резким, невозможного цвета, но постепенно становившимся все более привычным. Рождалась ОБЫДЕННОСТЬ. И проникаясь ею, Существо начинало признавать этот мир.

Мир состоял из потоков света, сталкивающихся, переливающихся друг в друга, не дающих времени различить первоначальные оттенки, которые изменялись с калейдоскопической непредсказуемостью. Их игра завораживала взгляд Существа непривычным разнообразием, заставляя забыть о пережитом. Ему казалось, что душа, искореженная последними событиями, начинала отогреваться и оживать. Затеплилась робкая мысль, что, возможно, все образовалось.   

Начиная привыкать к разнообразию этого Мира, Существо уже осознанно приступило к его исследованию. Оно установило, что верхних границ нет, по крайней мере, для его взгляда, долго и безрезультатно пытавшегося дотянуться до них. Однако, ближе к середине купола, существовало зияющее отверстие ослепительное до боли, которое и являлось источником потоков света, рассеивающее их во все стороны. Существо заметило, что становилось все теплее и ощущение тепла исходило именно от этих лучей. Периодически подхватывающие его потоки воздуха  приносили с собой прохладу. И эта смена ощущений тепла и прохлады, неестественная для бывшей жизни Существа, явилась толчком к тому, чтобы появилось новое чувство. Имя ему было дано УДОВОЛЬСТВИЕ.

Нижняя граница была опорой, как для верхнего мира, так и для Существа. Разнообразие нижнего мира было настолько же велико, как и однообразность верхнего. Мир был пестр и разновелик.  Опустившись вниз, уставшее от всех перипетий, Существо ощутило БЛАЖЕНСТВО от возможности расслабиться, и покой обволок его, возвращая забытые ощущения.

Отдышавшись, Существо снова приступило к исследованию. Зеленая поросль Мира переплеталась с другими разноцветными растениями. Мягкие растения были невысоки и нежны, и стелились, когда потоки воздуха налетали на них неистово и напористо. Твердые растения возносились ввысь, не сгибались под порывами воздуха, но казались еще более неуверенными в себе, так как цеплялись изо всех сил (как нижними конечностями за твердь, так и верхними – за  воздух), пытаясь не лишиться устойчивости. 

Слепящий диск постепенно перемещался по верхнему своду, все больше и больше разогревая этот мир, и из-за его перемещений, тени, населявшие нижний мир, метались в поисках убежища.


Не END