Собачье сердце Глава III

Я думал о той злосчастной ночи, когда решил подшутить над Федором, спавшим, как обычно в дверях подъезда на карауле. Не учел только, что в подъезде горит лампочка. Федор проснулся от моего воя над ухом, но поймал только воздух, так как был немного пьян и потому храбр. Но с тех пор он присматривался к каждому, проходящему в подъезд, особенно после девяти вечера. Узнать меня он не мог, но вот вчера я опять попался. Возвращался домой, погнался за кошкой, споткнулся (никак не могу научиться нормально бегать на четвереньках) и растянулся у него под ногами. Федор вскочил, попытался в темноте стукнуть меня палкой (лампочку я предусмотрительно разбил перед выходом), но я уже мчал за угол, потом кубарем в кусты и с час не мог отдышаться. Почему-то очень страшно было. Там и отлежался – все-таки он меня зацепил по голове – но заснуть так и не смог, только под утро забылся, а потом Федор разбудил меня, встряхнув за шиворот. Я подозревал, что он видел меня и раньше, только не узнавал. А как поймать волколака, случайно забредшего к твоему дому? Да и зачем? А когда я его испугал, он решил, что я потенциально опасен. И стал охотиться. Да я ж его от смерти спас! В ту ночь, как я его разбудил, вампиры в квартире подо мной что-то отмечали и ненароком погрызли троих «прохожих» как сообщили в сводках, а на деле -- мирно спящих посреди ночи соседей. Дело-то замяли – заводила был из бывших оперов, укушенный во время проведения операции, вступились по старой дружбе. Да разве не ясно, что он первыми своих покусает – чтоб в ответку ничего не просили сделать.
-- Себе оставишь?
-- Да нужен он мне! Я как раз хотел это… ликвидировать. Мешается, бегает по ночам, да и указ вышел…
-- Понятно. Кличка?
-- Не знаю, не успел придумать.
-- Без имени нельзя. Думай сейчас. Можно как-нибудь… Шарик там или Пират.
-- Пусть будет Пират. Уж больно он хулиган.
-- Дальше. Возраст.
-- Двадцать три. – сказал я. – И зовут меня Андрей. Фамилия моя Дворецкий. По национальности я еврей. По вероисповеданию – атеист. Окончил школу с золотым пенделем, работал во славу государства на фармацевтической фабрике, принимал участие в опытах, насильно, между прочим, и вовсе я никакой не волколак. И даже хвоста нет.
-- А ну-ка обернись, там посмотрим, есть у тебя хвост или нет. – Тетка, видать была битая, подкованная. Оборачиваться я не стал. Я не знал, как это делают, иначе только бы вы меня и видели.
Тетка подписала акт приема, дала подписаться Федору, и сказала облегченно:
-- Все, Пират. Пошли.
-- Не Пират я. Андрей.
-- Теперь Пират. – И властной рукой она повлекла меня к правой двери. Я пригнулся и на четвереньках рванул в другую дверь, на которую уже давно смотрел. Тетка засмеялась:
-- Вот дурак! Ну смотри, сам побежал.
И только потом я понял, куда попал. Пробежал по небольшому коридору и остановился перед запертой на решетку дверью. За решеткой была уже знакомая приемная убойной. И еще одна дверь, приоткрытая, за которой виднелась часть стола, от которого веяло смертью. Я сглотнул и повернул обратно. Тетка стояла у двери, Федор ждал сзади.
-- З-зачем проход в убойную? – спросил я.
-- Всякие припадочные бывают. Да ты не бойся, это не больно. Дезинфекцию пройдешь, номерок выпишем и спать. А завтра отправим.
-- Куда?
-- На кудыкину гору.
Федор переминался с ноги на ногу.
-- А это… компенсацию за моральный и, между прочим, физический ущерб… Возместить бы…
-- Чего? – тетка посмотрела на него так, что он съежился.
-- Компенсацию! – Федор выпятил грудь, -- Я пострадавший!
-- Я вижу, какой ты пострадавший, нализался уже.
-- Он меня покусал.
-- Я бы тебя тоже покусала, от тебя такой душок!...
Федор повернулся и сказал:
-- Я жаловаться буду! И вообще, счас как заберу его и выпущу. Пусть кого-нибудь покусает!
-- Но-но! Заберет он. Все, сдал. А компенсация… тридцать!
-- Сорок пять, -- подумав, ответил Федор, видимо, прикидывая, сколько пузырей он может купить.
-- Ё моё. Тридцать пять.
-- Сорок пять. – твердо стоял на своем Федор.
-- Так… Сто… Двадцать… (Федор заметно оживился) Налог… Восемьдесят пополам. А ты как думал, мы тут духом святым питаемся? У меня, между прочим, двое детей и мух целая куча. Давай или соглашайся или отказную подписывай.
-- Не, отказную не буду. Давай уж.
Наконец, Федор благополучно получил свои сорок, довольный, что можно три дня не выходить из подъезда ни за выпивкой, ни за табаком, а тетка отперла правую дверь и провела меня в тесный кабинет. Там по всей стене на гвоздиках были развешаны металлические номерки. В углу стоял приоткрытый шкаф, в котором также на гвоздиках были развешаны ошейники. Она посмотрела по списку и сняла с гвоздика кругляш.
-- Так, номерок есть. Сейчас ошейник соорудим…
-- А без ошейника никак?
-- Никак. Везти же тебя как-то надо.
-- А честное слово?
-- Раньше надо было честным словом. Так, вот ошейник. – Она достала из шкафа и застегнула на моей шее мощный строгий ошейник. Мне стало дурно. Я подумал, откуда здесь такое обилие номеров и разномастных ошейников. Соседство убойной говорило в пользу моей гипотезы.
-- Да, собачки разные бывают. Вот это – был мастиф самого генерала. Сбесился, бедолага. А как его хоронили по-царски! – тетка поймала мой затравленный взгляд и уверила меня,-- Да ты не бойся, у нас как в больнице – все стерильно.
Далее меня отвели в отдельную камеру с ванной, где выдали чистые джинсы, немного мне большие, белую, пахнущую хлоркой, футболку и  кусок мыла. «Все мыло чтоб использовал, одноразовое» -- предупредила тетка. Я вымылся с большим удовольствием, оделся, постучал в стену. Тетка пришла, отвела меня в другую комнату с кроватью, сделала мне инъекцию и ушла. Через пять минут я с большим трудом сориентировался и рухнул на кровать.  Сон напал на меня из-за угла, подло и безоговорочно, не дав даже шанса поразмышлять, как же мне выбраться из этой тюрьмы.
Снились мне радужные собаки, задорно взлаивающие мне. Я смотрел на них жадно, будто вижу в последний раз. Потом пришла тетка и выключила свет. Собаки пропали из виду, но лаять не переставали. Потом в темноте появилась тетка с фонариком и выключила собак. Потом выключила темноту. И я проснулся.