Я напишу тебя!

Я сегодня рисовал море. Поставил перед собой репродукцию Айвазовского, взял в пальцы большую кисть и опрокинул на холст тысячу капель аквамарина. Широкий взмах, еще и еще! Все так просто. Я касаюсь воды широко открытой ладонью, а она самым нежным, что ни есть в мире обволакивает руку. О, боги! Это и есть движение мужчины: провалиться в податливую материю и получить возможность вернуться, чтобы снова войти. Она не сопротивляется ибо я уже добрался до нее, я имею право быть в ней. Холст на 3/4 мокро-синий, еще 2 удара кистью, и эти последние штрихи уже из детства: сильные руки отца хватают меня и бросают в воду- и бить по воде- это не значит плыть. А я разбиваю ее множеством ударов, чтобы быть на поверхности и все-таки иду ко дну. Я посвящаю эти взмахи тебе, о мой добрый отец! И все! А сейчас я опускаюсь ниже в цветовых тонах, на самое дно пучины- ведь для этого нужно подобрать свой особый цвет, не так ли? Эх, для вдохновения мне не мешало бы посмотреть в синие глаза отца после его выхода из глубины, но он... он никогда не нырял и не плавал под водой. В детстве я не обращал на это внимания- заподозрить своего мужественного отца в страхе я не мог. Чуть быстрее вожу кистью, чтобы потом перейти на прорисовку. Лишь потом, в юности я узнал тайну его нелюбви к подводному плаванию: мой папа закончил мореходку в Владивостоке и семь лет плавал в северо-западном тихоокеанском регионе. Камчатка, Курилы, порты Японии, Кореи. Семь лет в море и тотальная нелюбовь к нему на всю оставшуюся жизнь в центре Сибири, самой далекой от всех океанов точке! Папа, я рисую его, я пройдусь по холсту еще тысячами капель аквамарина, а потом краплака и умбры натуральной! Что случилось с тобой после семи лет бейдевиндов, волн-бурунов и невысыхающих морских брызг? Невысыхающие слезы о море, которое так жестоко обошлось со своим юнгой. Я вспоминаю его рассказ и это придает мне неимоверных сил для сотворения морской стихии здесь и сейчас, здесь и сейчас! Однажды в тропических водах, к югу от Кагошимы, катер, которым командовал мой отец попал в зону штиля. Солнце жгло неимоверно, но в трюме тоже было скучно и при мощнейшем альбедо- невыносимой солнечной радиации моря, вся команда сгрудилась на баке в поисках выхода из сложившейся ситуации. Было решено заняться морскими развлечениями свойственными данной тихоокеанской акватории- дайвингом(хотя в военно-морском флоте СССР, к которому относился катер, данное слово не употреблялось. Пусть вся команда и владела свободно английским, зимствованных слов почти не было- все таки язык курсирующих здесь же враждебных капиталистов) или глубоководным погружением. Первым пошел помощник капитана, после всплытия его полуизрасходованный баллон положили на палубу рядом с другим, целым. Следующим прыгнул мой отец. Он рассказывает, что его столь сильно увлекла игра морских рыб, что не заметил как преодолел пограничную точку погружения с данной Советской военно-морской моделью акваланга. Вдруг ему почудилось, что воздух, подаваемый сенсорным шлангом, перестал заполнять легкие. Этого не могло быть, ведь сотни раз до этого они с командой устраивали выходные погружения, поэтому отец лишь махнул, движущейся мистически медленно в глубоких водах, рукой и принялся по-прежнему игриво пугать своим телом стаи морских рыб. Очередная порция воздуха еще более прежней дохнула высокороцентным содержанием углекислого газа. Тогда, медленно и с замиранием в груди, развернувшись назад, он всмотрелся в буквы и цифры на баллоне. Он рассказывал мне, что это было самым медленным и пугающим чтением в его жизни: ВМФ АХ ПБУ 279 69... Нет! Он вгляделся еще раз в две последние цифры сквозь пучину. 50! Ведь это баллон нырявшего до этого помощника! С силой дернув ластами он начал свое всплытие. Сначала одна за одной возникли белые точки. Потом вдруг активно заработала память: он увидел себя ребенком в ванной и так отчетливо увидел все игрушки: рыбку, кораблик. Еще, говорит, посмотрел вниз и увидел как рыбы, которые раньше шарахались,теперь пошли ровным косяком за ним. Из последних сил дернув за канат, он почувствовал как легкие с нимоверной силой разрывает и ощутил на своих губах привкус крови. Еще видение: родная березовая роща и неимоверое желание вернуться домой! По всему телу прошли судороги и ударила беспощадная боль в глотке!..(эти описания знакомы каждому, нырявшему ниже предельной точки и выше своих возможностей)...  Его достали как мертвую рыбу и всей командой приводили в чувство, вернув с того света, точнее вытянув в последние секунды из беспробудного мрака. Но в тот свет, который он видел до погружения, он так и не вернулся: сначала ужасная депрессия: случайный взгляд на море приносил неимоверные страдания. Потом безрассудная боязнь всего, что связано с погружением: Жак Ив Кусто остался вне пределов понимания. Потом, решение списаться на берег и уехать навсегда от океана преследовало его с первой минуты прихода в чувство. И все! Он больше никогда не возвращался к нему и не любил говорить о своей прошлой, морской жизни, но однажды я случайно увидел слезы на его лице-  на радио играла песня "Калинова моста" о Тихом океане. Да, сказал он мне напоследок, эти рыбы, которые казались мне райскими творениями океана, они плыли за мной. Они плыли за мной, чувствуя умирающее тело, чтобы сожрать его после смерти всей стаей! Я скоро напишу тебя, Море. Ты слышишь меня?! Ты снова будешь любима возненавидившим тебя. Пусть только успокоится этот ужасный шторм в душе запертой в тело, в теле запертом в пучине! Но нет, вся сила страха к глубокой воде терзает мою руку и она выводит небо, с помощью слоев умбры становящимся темнее и темнее, и вот уже злой ветер засвистел, как неимоверное следствие темнеющего неба, и ударил по воде всей силой мегатонн контраста давления и красок, и вздернул водную гладь за шею, чтобы разорвать ее до того как натянется веревка воздушного столба. Он разрывает волны и несет пену в проваливающиеся воздушные коридоры, так что мне приходится выжать полтюбика титановых белил на создание слетающих с гребня волны пенистых прядей... О, это целый роман о любви и взаимоотношениях воды и воздуха. Но я не скажу тебе прощай, море! Я... напишу-у-у... тебя!