Стыдливая мимоза

Игорь Мерлинов

«Стыдливая мимоза»


***

Эта встреча произошла в одной маленькой стране, окружённой с севера глубоким и неспокойным океаном. Ультрамариновые лёгкие океана выдыхали
пенные волны вдоль пещер и острых скал, подпрыгивая над коралловыми рифами. Иногда гребни волн заходили в глубину мангровых лагун, тревожа цапель и стервятников. Золотистые пляжи были скрыты в тени миндалевых деревьев и морского винограда. Так и казалось, что среди зарослей можно было увидеть гибкое тело местного касика. Мальчишки, словно юркие гекконы, ныряли со скал и делали сальто на песке. Девочки, встав на колени, крутили обручи. Женщины выходили из парикмахерских салонов в чёрных шапочках в сеточку, сохраняя причёску от утренней влаги. Обвивала страну доходящая местами до десяти сотен метров в высоту горная гряда, названная в честь какого-то графа.

***

Моросил утренний дождик. Дни стали самыми короткими в году. Посасывая кусочек разломленного стебля, чтобы превозмочь тошноту, Эстефания медленно брела по тропе вдоль цветущего белыми снопами поля сахарного тростника. Цветение колыхалось будто песня ушедших поколений. Она пересекла вброд быструю речку, окружённую эвкалиптовыми зарослями, и вышла к деревушке, утыканной по сторонам от дороги кислыми апельсиновыми деревьями, выкрашенными известью и украшенными лентами и банками. В канун праздника мясники вывесили на главной улице свиные туши. В Надежде, где жила Эстефания, о ней говорили разное, будто она встречалась с одним погонщиком с соседнего ранчо, потом ещё с кем-то, при этом уезжая по воскресеньям к немецкому механику из северного авиаполка. Мать Эстефании уже несколько лет жила в этой самой деревушке, носившей разбойничье название, с тех пор, когда её муж ушёл из жизни. Мать посоветовала Эстефании поговорить с местным растафарианцем; может быть, ему удастся пролить свет на положение дочери.

В тени мелии, с колтуном седых волос, в коричевом пиджаке, опираясь на меленький чемоданчик, сидел растафарианец.

- Скажи, раста, кто отец моего ребёнка, Хуан или Питер?
- Ты задаёшь мне неправильный вопрос. Мой тебе совет – научись задавать правильные вопросы и ты научишься находить правильные ответы. Если ты будешь задавать ложные вопросы, то оба ответа будут неверны, не так ли?
- Значит, отец и ни Питер, и ни Хуан!?
- Таков мой первый урок.
- Скажи, раста, что меня ждёт в будущем?
- Ты помнишь тот день, когда умер твой отец?
- Нет, я была в отъезде, и этот день как-то стёрся в моей памяти.
- Сегодня утром, пересекая поле сахарного тростника, знала ли ты, какой неожиданный ответ ты услышишь от меня?
- Нет, я думала о том, Хуан ли это, или Питер.
- Так вот, я не предсказываю, в особенности – будущее. Если мне везёт, я иногда могу отчётливо увидеть своё прошлое, а иногда, когда я особенно удачлив, я вижу то, что со мной происходит сегодня. Научись предсказывать настоящее – вот мой тебе второй урок.
- Скажи, раста, ты веришь в пророчество?
- Конечно, особенно в те дни, когда я особенно удачлив.
- Скажи мне, наконец, бог есть или нет?
- Бог милосерден. Только помни, что ты задаёшь неправильный вопрос.

Через несколько дней Эстефания родила сына, которому дали имя Кристофер, в честь основателя Надежды.

***
С Леонардо я познакомился совершенно случайно за стойкой одного заведения, когда Леонардо, в белоснежной рубашке с запонками, предложил мне виски в честь его отъезда в столицу к сыну. Чернокожий джентельмен, каких можно было встретить только в Джорджии, он был открыт и щедр, и великолепно улыбался. Мы разговорились, и через час выяснилось, что он, похоже, в услужении одного федерального ведомства, и в столицу его зовут, помимо прочего, дела вооружённого корпуса поддержки при президенте республики. «Времена могут измениться,» - сказал мне Леонардо, протягивая номер своего Блэкберри.

Часом позже появилась Эстефания. Она почти не изменилась с тех пор, когда я её встретил впервые. Она меня узнала и подошла спросить как дела. Из вежливости я представился ей ещё раз и, поправляя розовый цветок кайены в её волосах, напел:

Если в один из этих дней
Любви гардении завянут
Лишь потому, что догадались,
Что любовь твоя угасла,
Любви другой благодаря.
Dos gardenias...para ti...

Протянув ей купюру в двести песо, я рассказал ей услышенное от Леонардо, и, разглаживая бабочку на банкноте, предложил ей на следующее утро, после завтрака, дать ход всему сказанному моим разговорчивым мавром.


***

Я путешествовал под алиби орнитолога одного университета, и на моей камере в том числе были запечатлены черноголовые ткачи и лысухи, камышницы и пальмовки, и всякие другие воробьиные среди разноцветных зарослей какао и карамболы, бигнонии и лавра, акаций и красного дерева, многими видами которого славилась эта страна.

Джули обычно можно было встретить после полудня на тихой улочке, упирающейся в море, со своей старшей сестрой Нюркой, или с подругой. Сегодня же, накануне большого праздника, почти все уже уехали в горы, и вместо святой троицы я застал только Джули. Она была прекрасная наездница, футов пять ростом, и весила фунтов так восемьдесят. Тёмные волнистые волосы доходили до лопаток. Джули присела мне на колени, подправляя карандашом брови над карими глазами, обрамлёнными тенями в лимонно-зелёные тона джунглей.

«Мне щекотно»,- шептала Джули, закрывая глаза и прижимая ладони к груди.
«Ты моя стыдливая мимоза»,- отвечал я ей, поддерживая левой рукой обе её лодыжки, а лёгкие чресла десницей.

Когда Джули ушла, я уведел оставленную ею возле трюмо закладку из популярной версии. На закладке под заголовком «Мы по-настоящему свободны» было написано: «...Me ha inviado a anunciar libertad a los presos…» «Конечно, конечно, - подумалось мне, вспоминая ушедший вечер с Эстефанией, - «...и послал меня исцелять сокрушённых сердцем...»

2009 г.