Опять нагая мать

   В тридцать семь лет фельдшер Хвощёвской ветлечебницы Андрей Ряхлов  повесткой призван в армию – вот и его время пришло Родину защищать.
Автомата в руках держать почти не пришлось, лишь во время учебных тренировок медперсонала, когда наступало затишье. Только вот таких затиший было очень мало. Дело фельдшера – перевязки, помощь хирургам во время операций, проверка санитарного состояния в расположении, с поля боя не раз раненых приходилось вытаскивать. Почти стокилограммовому фельдшеру это труда не составляло, он на фронтовом пайке даже не похудел.
   Сколько ни воевал, то отступая при хорошей погоде вместе со своим стрелковым полком, то наступая, наоборот, по глубокому снегу или по непролазной грязи, ни разу земляка не встретил. А вот только началась хорошая погода, берёзы листочками покрылись, соловьи от тишины заливаются, как прекратилось так удачно длившееся наступление. И откуда появился один-единственный раненый?
   - Снайпер с берёзы стрелял, но, к моему счастью, промахнулся, пуля навылет через всю руку почти у плеча прошла, метил немец видно в голову.
   - Ещё немого потерпи, голубчик, - приговаривал, перевязывая очищенную сквозную рану левой руки, фельдшер Ряхлов.- Сухожилие вот перебито, по всей видимости пальцы руки двигаться вообще не будут, замерев в одном положении. Автомат что ли в это время держал?
   - Да, автомат.
   - Не переживай, сама рука двигаться будет, кисть тоже, но это точнее в госпитале тебе скажут. И радуйся, солдат, с таким ранением непременно домой отправят. А мне надо на тебя сейчас медицинскую сопроводиловку в госпиталь составить. Давай сообщай всё про себя, откуда, говоришь, будешь?
   - Из Богородского района призывался, из деревни Шарголи, да я и не воевал почти совсем ничего, вот ведь как не повезло.
   - Ба, земляк! И фамилия что-то твоя мне знакома. Пиридонов.
   - Валентин Пиридонов.
   - А я Андрей Иванович Ряхлов, все в хвощёвской округе меня Мать нагая кличут. Может, слышал? Давай-ка я, земляк, тебя ещё раз, получше, перевяжу, кто знает, сколько ещё времени до госпиталя дорога займёт.
   - Где ты там, Нагая мать, тебя командир полка срочно ищет, - прервал разговор только что встретившихся при таких обстоятельствах земляков вестовой из штаба. – Фельдшер, ты поторапливайся, тебя, чай, не ротный, а полковой кличет.
   - Бегу, бегу.
   Прихватив санитарную и противогазную сумки, ефрейтор Ряхлов с опушки леса, где располагалась санитарная палатка, побежал вглубь леса. А вот и землянка комполка. Доложился о прибытии.
   - Ты, молодец, роды принимать можешь?
   - Никак нет, я же ветврачом на гражданке был.
   - В медицине разбираешься, значит, сможешь, - самоуверенно заключил командир.- Направляю тебя в соседний полк, там у моего друга полковника Седова ППЖ рожает.
   - Да я же по животным специалист!
   - Приказ слышал? Выполняй. Кругом!
   В соседний полк и дорогу не надо спрашивать. В том же лесу, на следующей, километра через два, опушке. Немцы – через незасеянное второй год поле. У блиндажа полковника Седова ефрейтора встретил молоденький лейтенант, по совершенно новой форме сразу видно, что только что из училища.
   - А ты что роды боишься принимать,- не поздоровавшись и не отдав чести, спросил грузный, в измазанной форме, даже пилотка какая-то ржавая, ефрейтор.- Училище же кончил.
   - Так курсы же ускоренные. И с нашим полковником Седовым не спорь. Что не так, он и расстрелять может. Он же недавно начальником штаба корпуса был, генерал-лейтенантом. За какие-то грехи, но не по военному делу, его понизили и в должности, и в звании. С собой к нам из штаба корпуса радистку Зою привёз, домой не отпустил, сказал, чтоб рожала тут, в полевых условиях.
А тут и сам полковник Седов лёгок на помине.
   - Это ты, значит, знаменитый Мать нагая, говорят, что и хирурга, хотя и фельдшер, заменить можешь! Ну, с прибытием. Твой полкан сказал, что ты всё умеешь.
   - Так я же, товарищ полковник, всё-то умею по животным.
   - Принимай роды, мне больше за оставшееся до них время все равно ни кого из медиков не найти. Не получится – застрелю, и лейтенантика этого говённого застрелю! Кстати, куда он сбежал?
   - Тут я, товарищ полковник.
   - Ассистентом у ефрейтора будешь, заодно и поучишься, - приказал, вынимая из кобуры пистолет (вестовой и адъютант тут же отбежали в сторону, в случае чего – они ничего не видели), полковник.
   - Попробуем, товарищ полковник, ведь если разобраться, то это строение и у бабы, и у коровы, и у кобылы одинаково. С животными я ещё ни разу не оплошал,- осмелел, поняв, что ни куда не деться и роды принимать придётся даже под дулом пистолета, что будет только нервировать обстановку, фельдшер Ряхлов.- Буду осторожно, только мне спирту надо.
   - Да у меня его хоть залейся, хоть запейся, неделю пьянствовать будешь, если ребёнок живым родится!
   - Мне пока стакан для храбрости, да для дела, да ещё прикажите лейтенанту, чтобы принес горячей воды руки помыть. Да ещё один тазик запасной.
Лейтенант дрожащими руками стал поливать ефрейтору тёплую воду на руки.
   - Ты уж, Андрей Иванович, не подведи. Иначе нам обоим конец. А вот и роженица снова кричит, пойдем в блиндаж, наверное, пора.
   Когда полковник Седов услышал из блиндажа крик младенца, то ворвался за полог, превратившийся во временный роддом, обрадовался сыну и налил из большой бутыли с полки в два стана до краёв спирту - себе и ефрейтору, которому лейтенант всё ещё утирал пот со лба.
   Из медсанчасти пришло женское пополнение из нескольких сестричек с бинтами, полотенцами, флягой воды и ещё чем-то необходимым.
   Фельдшера пригласили в штабную землянку. Спирт, едва размешанный водой, «за не бракодела» пили все офицеры штаба, потом к ним присоединились все ротные.
Подливая собственноручно очередной стакан спиртного уже изрядно закосевшему ефрейтору, полковник не скупился на похвалу:
   - А ты, ефрейтор Ряхлов, как тебя, Мать нагая, молодец. Представляю тебя к ордену Красной Звезды!
   На минуту все замолчали. Ротные знали, как иной раз трудно ходовую медаль «За отвагу» пробить, а тут орден, да ещё при всех, громогласно, обещан.
Полковник правильно понял это молчание.
   - Ты, Андрей Иваныч, поди приляг где до завтра, утром ко мне приедут старшие офицеры из дивизии и корпуса, о делах наших военных поговорим, тебя моим генералам-товарищам представлю – пусть знают, какие у нас военфельшера, - и уже обращаясь к подчиненным офицерам.- А вам надо весь полк к осмотру приготовить, у меня сперва дело, совещание, а обмывать наследника будем потом. Может, ещё женюсь на Зойке: из дома уже третий месяц писем нет, не случилось ли что. Не немецкому же коменданту городка запрос о моих родных посылать.
   Генералов к обеду действительно приехало много. Воспользовавшись затишьем, они в открытую ходили по расположению полка, внимательно всё осматривая, выборочно беседуя с младшими командирами. Потом последовало приглашение на обед за только что сколоченным длинным столом под мягко шелестящими берёзами. Подозвали к генеральскому столу ефрейтора Ряхлова, представили его грузному генерал-полковнику, который его похлопал по плечу, поднёс рюмку коньяку.
   - Тут тебе Коля Седов орден Красной Звезды обещал – будет, сегодня вечером или завтра утром подпишу бумаги, в том числе и представление на тебя. Ну,  бывай здоров!
   После этих слов адъютант генерал-полковника отвёл фельдшера подальше от звёздного бивака, туда, где расположились адъютанты других генералов и несколько водителей.
   После отъезда гостей пьянка продолжалась до самого вечера.
Третий день пребывания не в своей части вообще выпал из памяти фельдшера.
На четвёртый день, проснувшись в чьей-то неухоженной землянке, Мать нагая долго соображал, что ему делать дальше. Заглянул вестовой полковника.
   - Ну, наконец-то ты проснулся. Давай умывайся, приводи себя в порядок, я тебе поесть принесу и фляжку водки на дорогу и похмелку – и быстрее возвращайся в родной полк. Через час наступление как раз на нашем отрезке начнётся: по секрету скажу – нашему полковнику обещано повышение, если прорыв будет удачен, так что бой тут будет превеликий.
   Через несколько минут вестовой принёс котелок с кашей, обещанную фляжку и показал обратную дорогу.
   - Да ты и сам её не забыл за четыре дня. Только иди прямо по колее, влево ни в коем случае не сворачивай, мало ли что, наступление начинается всё же, шальная пуля, то или другое...  Ну, прощай, береги себя.
   Берёзы мелькали одна за другой. Вроде два километра идти, а тяжело после трёхдневной пьянки. Ефрейтор присел у берёзы отдохнуть, открыл заветную фляжку, выпил сперва из колпачка, потом прямо из горлышка, прилёг чуть-чуть отдохнуть. Да так крепко заснул, что не слышал ни автоматных очередей, ни гула самолётов, только когда неподалеку прошли танки, окончательно проснулся.
   В расположение своего полка пришёл поздно вечером, опухший, заросший щетиной, грязный. У блиндажа полковника и штабной землянки народу мало.
   - Все давно в наступлении, а ты где, Мать нагая, пропадал! Тебя, суку, уже в дезертиры записали!- наорал на него начальник медсанчасти. Снимай ремень, ты арестован. Завтра разберемся, что с тобой, такая мать, делать: или расстрелять на месте, или к особисту на допрос, а потом опять таки или расстрел или штрафбат.
   А утром привели к полковнику. Ефрейтор стоял, не шелохнувшись. От блиндажей уходили гружёные штабным имуществом машины: наступление оказалось удачным.
   - Что стоишь, с ближайшей машиной дуй на передовую, там, наверное, раненых не счесть! В штрафбат бы тебя. Но вот только что документы из штаба корпуса пришли: орденом Красной Звезды тебя наградили, да и генерал-майор Седов только что позвонил, ещё раз спасибо велел тебе передать. Кругом, марш!
   В начале пятидесятых годов внук ветфельдшера Андрея Ивановича Егорка потерял орден, играя им на пыльной деревенской дороге. Хорошо, что удостоверение сохранилось.