Андрей Глава 1

Поезд то мчался, то замедлял ход, останавливался на станциях и полустаночках, кого-то впуская и выпуская из себя. За окном проносились безмолвные степи с далекими холодными сопками, и все с большим нетерпением взгляд пытался найти белый ствол с черными отметинами такой родной, незабываемой русской березки. Это было возвращение домой.

Ей было семнадцать. В ее жизни только что произошли очень важные события. Она окончила школу, отзвучал последний звонок, и смолкли звуки вальса на выпускном вечере вместе с первыми признаниями в любви. Как-то вдруг, неожиданно, несмотря на десятилетнее ожидание этого, ее такая размеренная и понятная до сих пор жизнь перестала существовать. И каждый перестук вагонных колес как будто повторял, что все знакомое и ясное оставалось позади, а впереди было нечто неведомое и оттого немного пугающее своей неопределенностью, но вместе с тем и радостно-волнующее ожиданием, предчувствием Любви. Она ехала навстречу своей Судьбе.

Но мысли ее были заняты не этим. Почти вся школьная жизнь прошла в другой стране, в переездах с места на место в зависимости от папиных назначений. Десять лет знакомств, привыканий к учителям, ученикам восьми разных школ. И лишь последние два года, несмотря на постоянную смену уезжающих и вновь приезжающих в класс, ей не нужно было испытывать волнение новичка.

В девятом к ним пришло много новеньких. Для начала в классе устроили субботник. Подросшие и загоревшие за лето, с метлами, лопатами и тележками, ребята весело сметали первые опавшие желто-красные листья, знакомились, дурачились, бегали друг за другом со звонкими криками. Когда учительница начала им что-то объяснять, они собрались стайкой вокруг нее, переглядываясь и перешептываясь, не успев еще поделиться своими летними впечатлениями от поездок «в Союз», как это тогда называли.

И она стояла в этой стайке, улыбаясь и болтая потихоньку с кем-то, как вдруг какая-то странная пустота застыла вокруг. Оглянулась в недоумении и обнаружила, что все с любопытством смотрят на нее и какого-то новенького. Она тоже взглянула в его сторону.

Он стоял, оперевшись щекой  о метлу и не отрываясь, как загипнотизированный, смотрел прямо на нее, ничего и никого не слыша и не замечая.  Удивленная, она взглядом потребовала от него объяснения. Очнувшись от этого требования, он, как после долгого сна, повел глазами вокруг и только сейчас услышал воцарившуюся вокруг тишину, увидел смотрящих на него учительницу и одноклассников. Он смутился, но тут же, как будто бросая вызов всем, вновь прямо и открыто на нее посмотрел.
Это было его первое признание в любви.

Все эти годы его взгляд преследовал ее, вызывая поначалу недоумение, досаду, жалость и наконец – уважение. Самое удивительное, что в классе чувство его тоже вызвало уважение. Попытались, конечно, как всех влюбленных, дразнить его, но неожиданно, вместо отнекиваний,  он подтвердил, что любит ее.  Никто не ожидал этого. И это было таким проявлением силы, что многие,  видимо, попытавшись представить себя в подобной ситуации, поняли, что не смогли бы так.
В одних это вызвало почтительное отношение, в других – зависть.
Первое – к нему: за спокойное и уверенное признание, второе – к ней: за то, что ее так любят. И оттого отношения ее с одноклассниками приобрели более выраженные формы: хорошие стали еще теплее, а натянутые – обострились. И обострение их в последний год дошло до такого предела, что впервые она прочувствовала на себе уродливые проявления подлости и лицемерия.

Зайдя однажды к однокласснице за книгой, девушка удивилась, откуда в той столько участия и вопросов по поводу их с Андреем отношений. Стараясь не отвечать и в то же время не имея возможности молчать совсем,  она вынуждена была что-то сказать. Каково же было ее изумление и негодование, когда  впоследствии выяснилось, что весь разговор был записан по просьбе учительницы и ею же передан матери Андрея, принимавшей во всей этой истории такое же деятельное участие!

Это было ударом, после которого она долго не могла прийти в себя. Ей, искренней и чистой душой, даже в мыслях не представлялось возможным поступить так с другими. Прежде всего потому, что она перестала бы быть самой собой.
Конечно, она понимала, что в мире, помимо добра и любви, царят зло, лицемерие, ненависть. Но, пожалуй, многие люди, зная это, в душе надеются, что все плохое – чужая зависть,  предательства, подлость – уж их-то  не тронут, обойдут стороной.
Увы, ее не обошло, не миновало.
И это было лишь началом всей некрасивой истории, продолжавшейся полгода, а результатом стал их разрыв с Андреем.
Три завидующие девицы пытались сначала унижать парня, называя его тряпкой, обманутым и жалким; затем – изменили тактику и, выказывая «уважение и участие» ему и одновременно поливая грязью ее, в качестве доказательства  подсунули ту злосчастную кассету. Она так и не узнала, что удалось им смонтировать, но совесть ее была чиста – ведь ничего плохого или того, чего он не знал бы, девушка не говорила. Однако новые «преданные подруги», старавшиеся раздавить ее своими колкостями и взглядами, преподнесли все так, как будто она предала Андрея.

Тяжелое для нее время. И хотя она всегда относилась к нему лишь по-дружески, всячески отклоняя его, надо признать, все же приятные ей признания и попытки сближения, теперь, потеряв их, вдруг поняла, насколько значимо все это было. Не стало тех его взглядов, прогулок, встреч и стихов, написанных им. Болезненным эхом отдавался в душе его искусственный смех с этими тремя, и испытующий, исподлобья взгляд прокалывал своим холодом.

Он не был единственным влюбленным в нее. Но он был тем, чью любовь она не смогла не заметить.
И вот теперь они ехали в одном поезде, в разных вагонах и в разные города. Они почти не видели друг друга, но знали и чувствовали, что каждый думает о другом и о предстоящей разлуке.
Поезд приближался к ее станции. «Вот и все, тук-тук-тук, вот и все, тук-тук-тук…» Слова и сердце, и колеса отстукивали последние минуты перед расставанием.
Состав остановился.
Легкая и невесомая, с какими-то вещами в руках, она соскользнула со ступенек на платформу. Их кто-то встречал: родственники, знакомые и даже незнакомые.
Но она никого не видела и не замечала.
Встречавшая ее подруга тут же поняла – остановилась на платформе. Подбежали прощаться одноклассники, теперь уже бывшие. Поцелуи, слова, обещания писать…

Объявили отправление поезда.
Она не хотела видеть, как он исчезнет.
Повернулась и пошла, ничего больше не желая и не ожидая.
Странно громко среди всего этого грохота и сутолоки, пробежав током по нервам, прозвучал голос Андрея, зовущий ее. Резко обернувшись, она неожиданно для себя оказалась в его объятиях. Он сильно прижал ее к себе, боясь выпустить, говорил что-то бессвязное, одновременно осыпая поцелуями.
И вновь ее поразила воцарившаяся вокруг тишина.

Все уже зашли в поезд – для них это была промежуточная станция. Ее бывшие одноклассники и их родители молча смотрели на них из открытых окон. Его мать, пытавшаяся всю дорогу не допустить их встречи в вагоне, теперь каким-то испуганно-истошным голосом звала Андрея.

Поезд тронулся. Но он не хотел ни замечать, ни понимать это.
Впервые он так открыто, при всех обнимал и целовал ее. Впервые она это принимала.

Четыре года спустя они вновь встретились, теперь уже в его городе. Прежде чем пригласить его к телефону, мать Андрея долго и дотошно допытывалась, не Она ли это. Потом  начала объяснять, что он наконец-то женился и что она боится появления той, его первой любви.

Да, он был женат. И у нее были муж и ребенок. Но для него это мало что изменило.
Андрей смотрел на нее все тем же взглядом, в котором без слов видны были и его любовь, и его страстное желание. В какой-то момент он не выдержал и с жадностью, напугавшей ее, буквально набросился, вновь, как тогда, на платформе, осыпая ее поцелуями.

Но тот раз так и остался единственным, когда она не оттолкнула его.

Глава 2   http://www.proza.ru/2009/01/28/138