Этюд

Слепой скрипач играл в переходе. Звенела музыка, отражаясь от грязных стен, звенели мелкие рыжие монетки, звенел заливистый смех. Шаги, шуршание пакетов, цоканье каблуков, кашель. Пробежала собака, пробежал, тяжело дыша, какой-то человек. Наверху гудели машины; над ухом тонко, противно то ли жужжала, то ли звенела лампа.

— Спасибо! — и шелестят купюры. Хрустнул целлофан — цветы? А голос высокий, ломкий, словно ноябрьская корочка льда на грязных лужах, только чистый и светлый. Девушка, совсем молоденькая.
— Почему вы здесь? — шепчет. — Я искала вас, давно искала, и вот наконец нашла. Пойдемте.

Спишь, дурак. Такого не бывает, слышишь, не бывает. Не ходят ангелы по переходам и не зовут куда-то, видишь ли… Не видишь.
А почему бы и нет, собственно? Сон так сон, во сне можно и с ангелом на небеса, и с дьяволом в преисподнюю.

— Пойдемте.

Главное — не просыпайся.


Он не проснулся. Ровно год спустя — просто не проснулся.
Немолодая женщина с усталым ртом, белесыми, почти прозрачными ресницами и по-прежнему молодым, как в далекой юности, голосом сидела, сгорбившись, у письменного стола в его квартире.

Встала, подошла к окну. Постояла немного, вышла в прихожую, оделась.
Хлопнула дверь.

Простучала каблуками по мокрому асфальту.
Двадцать ступенек вниз. В преисподнюю?
На небеса.

Так тает облако в томном южном небе летним днем. Так исчезают белые крупинки сахара в чашке с горячим черным кофе. Так затихает последняя нота оборванной мелодии.

Так растворяются в грязной паутине переходов.