Чёрный Козёл России

    В России отметили очередной день памяти Влада Высоцкого. Я говорю: отметили, а не отпраздновали.  Дали десяток концертов, откликнулись газеты и газетенки, некоторые из них – скандалами но непривычно мелкими скандалами. Вышло к юбилею несколько книг и книжонок. Вот, пожалуй, и все.  Мы здесь, в так любимом поэтом Париже, собрались на Эйфелевой башне, на ритуальный «Плевок Высоцкого»…
Я сам завел с француженкою шашни,
Мои друзья теперь – и Пьер, и Жан.
Уже плевал я с Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан!

… Но как-то так вяло плюнули, что один из нас, а именно художник Жан, опачкал себе лацкан пиджака. Под общий, разумеется, смех. Жан при этом  жутко рассердился.
    В чем, собственно, дело?  Умалился талант первостатейного русского поэта? Некому стало спеть его? Некому подражать ему? А народное-то почитание в какие такие  вошло берега? В одно из тогдашних моих посещений Москвы  /Влад был еще жив/ я чуть было не оглох от бесчисленных магнитофонов, которые всякий русский старательно выставлял в свою квартирную форточку, как самое дорогое и наяривал (так по-русски, кажется ?)  на всю катушку песни в исполнении Влада. Респектабельным, как я специально узнавал, считалось иметь все сразу: магнитофон в личной собственности и Влада в той же собственности. Влад надрывался в каждом такси, я не говорю уже о ресторанах.  Тайно, сопровождаемый слушателем Высшей  /SUPERIEUR/ партийной школы, я прибыл в ваш город Пермь  /явно я прибыть не мог, ваш город был тогда закрыт для обозрения иностранцев  вроде меня с легкими  соображениями в голове/, ибо здесь местные герои-краеведы, обилием которых всегда ваш город прославлялся, открыли на городском кладбище могилу неизвестного французского завоевателя времен Buonaparte,  и я решил, что это суть мой родной прадед, которого завалило снегом где-то в России. Решение  тайно «сгонять» за тысячу верст  в закрытый город и навестить деда-бонапартиста пришло внезапно на кухне общежития супершколы под «Московскую» водку /сучьёк/ и тут же было реализовано. Прадедушка оказался чужой и вообще не военный дедушка, а, наоборот, гувернер, но пили мы на могиле, как за родного.
Так вот. Даже на той могиле лежал магнитофон, кажется, арзамасского производства (также огороженный город!)  и  под древними тополями разносилось:

А в общем, Ваня, мы  с тобой в Париже
Нужны – как в русской бане лыжи!

Сегодня, по сведениям вполне открытым, никто в Москве и на других погостах не выставляет в форточки магнитофоны с Владом, а ведь народный энтузиазм должен со временем только настаиваться и крепчать.
М-да… Думаю, чтобы верно определить, почему моего друга мало слушают сегодня, надо догадаться, почему когда-то его слушали чрезвычайно много (abondant – обильный)   и  буквально все, от академика до истопника.
Не буду интриговать вас, месье. Возьмем пример с краю. В знаменитой «Баньке по-белому» все как раз и изложено. Жил да был гражданин Совок в полной и безыскусственной вере. А его с его верой ни с того ни с сего ввергли «из Сибири в Сибирь», где и осознал он «свою несусветную глупость», в том числе  изображение-тату генералиссимуса на левой доле своей груди. И вот он, гражданин Совок,  вольготно расположился на полке русской баньки по-белому, поддает пару, слегка угорел и смывает застарелую глупость свою водою пополам со слезами и вспоминает, разнежась, сколько кубометров дров заготовил  (повалил) в болотах, и сколько там употребил внутрь спирта-сырца.
 Собственно, на эту тему за десятилетие, протекшее со времени оглашения Хрущевым своего доклада на ХХ съезде партии большевиков, за эти десять лет на эту самую тему ужасов и разочарований  было написано много-полно. И насчет дров в топях и насчет проложенных  дорог тоже. Но все это преподносилось всерьез, без прибауток. Даже прямой предтеча Влада Галич  пел так, что волосяной покров у нормального демократа вставал дыбом. Упоминалось и о потреблении спирта, но – аккуратно, в рамках приличия.
Влад же впервые запел сипло,  с надрывом, шутейно,  обильно и непристойно. Запел связывая  толстые обстоятельства  с усиленным употреблением горячительных напитков,  прямо указывая, что лучше уж ни в чем не разбираться, а просто залить вином глаза да и полно. Расслабиться всем организмом:
Так зачем мне стараться?
Так зачем мне стремиться?
Чтоб во всем разобраться –
Нужно сильно напиться!

 У вас ведь русских в ту пору было как? То Пушкин, то Толстой, то Лермонтов, то Некрасов, то райком, то горком, то Вождь. Пели и героическое,  и народное, и даже лирическое про «Стеной стоит пшеница золотая…»  и романтическое  «Едем мы, друзья, в дальние края»   etg. Но так желалось разгуляться, развеяться,  оттянуться!  И тут является Влад и ударяет по струнам...
Пел же  Влад  самозабвенно. Бывало   пугал: глаза закатит, на губах пена сиреневая и сам  весь сиреневый и колотит его мелким стуком. «Влад, Влад, опомнись, вот таблетка… un comprime!  Какое там! Пророк он и есть пророк. Блажной, так по-моему, называли подобных субъектов на святой  Руси. Я даже подпевал свое другой раз, как слушать надоест,  за стаканом «БОРДО» посвящённое ему:

Любимец публики, герой гитары,
Такой, как надо:  не молодой не старый!
Открой нам дали, Владик, запредельные,
Утри нам сопли, Владик, оттепельные!
Был Влад истинным певцом российской героической (heros)  расслабухи, народного движения релаксации. Расслабуха эта была  русским абсолютно необходима. И при том она была нужна всем до единого от старого до малого.  Надо было выбить страх и  вечное напряжение, которое задавило и простой народ и администраторов, и  гениев и дураков (bete). Вот и шли совки на звук свирели  своего  Пана и пили  и гуляли так, как никогда не гулял еще в своей истории русский мужик. О рядовых совках сказано. Но и ответственные совки не отставали. Да, они притормаживали книжки Влада, официальные его выступления, но сколько он вынес  властных пьяных  поцелуев, не приведи  Dieu!

Прошла пора вступлений и прелюдий,-
Все хорошо – не вру, без дураков:
Меня к себе зовут большие люди –
Чтоб я им пел «Охоту на волков»…
Себя Влад не жалел:
Мы пили все, включая политуру,-
И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.
Мы спиртом обманули пулю-дуру-
Так, что ли, умных нам не обмануть?!

И помер  Влад.  И снесли  бренный прах российского Пана под стоны тысячной толпы в тесноту Ваганьково. Но скоро оправились. И загудели под его шальные напевы с удвоенной силой. И так надрывались, отдыхая, до самой перестройки, то  есть до девяностых  предательских благословенных годов. Бодрились, заметив, что что-то не так идет,  как бы не в пользу народную, твердили владовское упрямо:

…Мы спиртом обманули пулю-дуру –
Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Увы! Есть в русском словаре выражение: не тут-то было! Сказано также: раз выпил – десять дней дурак. А тут сколько было выпито винца с хлебцем? Ведра. Бочки. Цистерны. А между тем из рядов пьющих на убой незаметно выделилось некое ЧМО. И это хитрое ЧМО не столько расслаблялось, сколько соображало. И в нужное время  всплыло. Высоцкий гениально создал из рифм и ритмов образ дебила. Такого, над которым совок мог с умилением  потешаться, ибо сам-то совок дебилом себя при этом не ощущал. Но даже  как бы умницей. И пока он так полагал в простоте душевной, ЧМО его вчистую обуло ( то есть подковало на четыре ноги).  «А правда, где она сейчас – его любимая аудитория: «физики», так любившие «лириков»?.. Одни ушли в бизнес, другие эмигрировали, третьи бегают между двумя-тремя работами – до песен ли тут?»- замечает О.Хлебников в «Новой газете». ЧМО же вышло в хозяева жизни. И, следует сказать, любит Влада своей, чмовской любовью. Ведь он так помог ЧМО в трудную минуту обратать раскатившуюся в разудалом гулянии русскую  жизнь! Жалко что ли памятничек поставить, мероприятие загнуть, преданных  блаженному Барду людишек с  их песнями послушать:

 Идет охота на волков, идет охота-а-а!...

 Однако, отношение ЧМО к Владу двойственно. С одной стороны , - памятники, с другой – явная сдержанность. Народных гуляний во всяком случае не организуется. С одной стороны,  Влад заслужил от ЧМО всяческую благодарность. С другой, был поэт все-таки весьма невоздержан на язык:

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Насчет сонной державы как-то даже оскорбительно слышать в эпоху успешного строительства Пятой империи.
 *    *    *
Куда козел – туда и бараны.
 Я пришел к нему на Ваганьковское после очередного штурма захоронения певца остатками сонмищ его неофитов. Кругом были следы разнообразной человеческой жизнедеятельности.  Устроившись на каком-то холмике неподалеку, я положил прямо на землю газетку, как это любил делать сам Влад, остограмился и закурил и вопросил лежавшего в земле, согласен ли он на почетное звание козла? Того самого, что вел когда-то и привел  полчища баранов на бойню? Точнее, в раскол из крепких жердей, где всех, и тонкорунных и курдючных, наголо остригли и  подбривают регулярно поныне. Пьяных, очумевших от свободы и от его, Влада, песен? И  услышал в  ответ:

Придет и мой черед вослед:
Мне дуют в спину, гонят к краю.
В душе – предчувствие как бред,
Что надломлю себе хребет –
И тоже голову сломаю.

Гений и за гробом прав. Если уж он и  был козлом, а я думаю, это так, то козлом, месье, не простым. А жертвенным. Влад принес себя в жертву российской расслабухе. Отдался России на распыл жертвенным Черным Козлом.
…Ну, а что неофиты и последователи, они же ученики? А ничего -  поют.   Я одного такого последователя с какой-то кавказской, между прочим, или татарской фамилией недавно слышал у нас в Париже, куда он приезжал чесать русскую публику, которой в Париже гораздо прибавилось со времен Влада. Ну что сказать? Во-первых, остряк. То власть куснет, то общество щипнет, а то и Бога локтем заденет.  Начитан, а сказать лучше, – натыкан. То Пушкина вставит в свои речитативы, то Влада. Но если герой Влада в маске (в роже, как говорят у русских), то герой мусульманина  приклеил на лицо гримасу. Ломает Ваньку под идиота-интеллектуала. И получается некий дешевый умник. Прыг туда, скок сюда. Шустрик да и полно. Шустрик (то есть блох), вычесанный из шкуры Черного Козла.
Агине Норде. Париж,
25 января  2009 года