Возлюби ближнего...

Со спортивным обозревателем Алексеем Орловым нас связывали добрые отношения. То и дело его кожаная куртка мелькала там, где разворачивались важные для нашей общины события. Он много раз писал о Диме, начиная с того момента, когда тот, будучи тринадцати лет отроду, выиграл чемпионат штата Нью-Джерси по кикбоксингу. Орлов – профессионал с большой буквы, интервью его всегда отличались свежестью и своеобразием. На страницах газеты «Новое русское слово» он регулярно освещал все текущие достижения моего брата и постоянно с нами контактировал, чтобы оставаться в курсе событий.
Я знал, что этот невысокого роста, энергичный, с проницательным взглядом за стеклами очков еврейский интеллигент испытывает к Диме профессиональный интерес. Мне нравилось, что он верит в потенциал молодого боксера. Ведь не секрет, что непосредственное общение журналистов, пишущих о спорте, с самими спортсменами часто оказывает на последних благотворное влияние. А я искренне считал и считаю Орлова лучшим русскоязычным спортивным обозревателем Америки.
На сей раз он пригласил Диму, папу и меня в офис «Нового русского слова». Бронзовая медаль на чемпионате страны по боксу среди юниоров – эта новая веха свидетельствовала о сугубой серьезности намерений. Впрочем, в серьезности Димы Орлов никогда и не сомневался. Особенно польстило то, что буквально через несколько дней после того, как брат отбыл на финальные соревнования, обозреватель позвонил нам домой и поинтересовался, как обстоят дела. Обычно, в течение двух лет, я звонил ему сам, но на этот раз он снял трубку первый. Было видно, что он искренне болеет за Диму.
Редакция популярной газеты занимала целый этаж огромного здания в Манхэттене. У Орлова имелся свой кабинет – с роскошным письменным столом из красного дерева. Проводя интервью, хозяин поочередно задавал вопросы всем троим своим гостям. Вопросы были самые разнообразные и касались всего на свете, не только бокса. Та легкость и одновременно тщательность, с какой он комментировал спортивные события, подвергая анализу личности спортсменов, роднила этого русского журналиста с его американскими коллегами. В то же время, в нем не было ни капли снобизма: абсолютно открытый, доброжелательный, он не только глубоко разбирался в предмете разговора, но и старался превратить сам процесс в обоюдное удовольствие.
Большой материал на полстраницы был опубликован через пару дней. Кроме того, вышло интервью Эдуарда Амчиславского в газете «Еврейский мир». Параллельно состоялась передача на RTN. На тот момент это был единственный в Нью-Йорке русский телеканал, там работал Наум Дымарский – один из лучших спортивных комментаторов бывшего Союза. Еще в детстве многие из моих друзей, страстные футбольные болельщики, справедливо считали его корифеем голубого экрана.
Итак, едва узнав о победе брата, я незамедлительно связался с Дымарским – прямо из госпиталя, где дежурил у маминой постели. Он пообещал сообщить об этом в новостях и спросил, нет ли кассеты дигитального формата с записью боя. В то время я еще смутно представлял себе значение слова «дигитальный» и потому замялся. Видимо, поняв это, тележурналист решил меня ободрить: «Ну, если нет, так ничего страшного!» И слово свое сдержал. Даже более того.
Спустя некоторое время с нами связался Ефим Гальперин. Когда-то, еще в Москве, он редактировал детскую юмористическую программу «Ералаш», а теперь, на RTN, вел программу «Кто мы?» – о людях нашей общины, ярко проявивших себя в той или иной сфере. Услыхав о Диме от своего коллеги Дымарского, Гальперин заинтересовался незаурядной еврейской судьбой и решил сделать передачу.
Как раз тогда – это был 1998 год – Дима стал регулярно посещать синагогу. Этому предшествовала одна встреча. Маминой соседкой по палате была религиозная еврейка. Она оказалась женой любавичского раввина, который аккуратно ее навещал, проявляя заботу и нежность. Брат мой, как я уже упоминал, когда-то пытался учиться в иешиве, но недолго. А тут, разговорившись с Димой, человек в хасидской черной шляпе начал задавать вопросы – мы, евреи, любим это делать! – и неожиданно для себя выяснил, что его собеседник увлекается боксом.
– Не еврейское это дело! – неодобрительно покачал головой раввин. – Нам, евреям, никогда не добиться успехов на этом поприще!
– Ну что ж, – невозмутимо ответил Дима, – а я
постараюсь добиться. И стану чемпионом мира.
В свое время великий любавичский ребе, ребе Шнеерсон, духовный лидер поколения, обронил на эту же самую тему такие мудрые слова: «Мы, евреи, с детства должны учить Тору, но если человек не был религиозным и занимался каким-то другим важным для себя делом, то не следует, когда он придет в синагогу, убеждать его, чтобы он разом оставил прежнее занятие и засел исключительно за изучение Торы. Человек должен достичь максимальных высот в том, чем он занимался долгое время, и не надо его резко ломать, не надо перекраивать».
Разумеется, ни я, ни Дима тогда этого еще не знали, но, по-видимому, интуитивно чувствовали. Да и передачу о любавичском ребе, сделанную на том же самом канале RTN журналистом Львом Кацином, смотрели затаив дыхание.
Дома Дима поведал о разговоре в госпитальной палате. Кастовая зашоренность, философия изоляционизма возмущали его, он был до глубины души расстроен проявленным непониманием. Когда они встретился с тем же раввином снова, тот извинился и сказал:
– Я вижу, ты сильный человек. В прошлый раз я был неправ. Ты станешь чемпионом мира, я буду за тебя молиться.
После этого они подружились. Раввин обещал прислать к нам своего сына – чтобы тот прибил мезузы к дверным косякам. Кроме того, через него мы познакомились с Сашей Токером – новоиспеченным иммигрантом и нашим земляком. Саша обратился к религии отцов еще в Одессе, где ныне уже функционировал любавичский центр, помогавший евреям заново обрести свои духовные корни. В 1991 году, когда мы покидали наш город, там была одна только старенькая синагога, неподалеку от пересыпного моста. Помню, как летом, накануне отъезда, я пришел туда с Димой Килимником, моим лучшим другом. Внутрь нас не пустили: ветхое здание было в аварийном состоянии. Запомнилась парочка американских журналистов, снимавших, по-моему, какой-то документальный фильм...
Именно Саша Токер и привел нас в любавичскую синагогу на Флэтбуш – которая, словно по счастливой случайности, находилась всего в трех кварталах от нашего дома. Поначалу и Дима, и я чувствовали себя там несколько напряженно: непривычная атмосфера, незнакомый язык, на котором совершалась литургия. Я был вообще довольно далек от религии, хотя при этом в Б-га верил. Диме, наверное, было немного легче: все-таки в иешиве он успел схватить какие-то азы.
Раввин Залман Либеров – неутомимый руководитель “Chabbad House of Flatbush” – нас покорил сразу же. Он чем-то походил на ленинградского барда Александра Розенбаума: такие же рыжие усы, золотистого оттенка волосы и борода. С первой же встречи мы не почувствовали на себе никакого давления: главный принцип, которого он придерживался, состоял в непреложном уважении к личности собеседника. Наскоро выпекать из нас ортодоксов он не собирался. Процесс этот занимает немало времени, утверждал ребе Залман: просто постепенно начинаешь соблюдать все больше и больше заповедей.
Хасиды считают, что если человек, выросший в нерелигиозной среде, обращается к религии, значит Б-г его выделил из числа смертных: поскольку это достаточно сильный шаг. Да и сам Залман Либеров, в речах, произносимых во время субботней службы, неоднократно проводил эту мысль: «Люди, родившиеся в нерелигиозных семьях, не соблюдают религиозных установлений по инерции, для них это норма жизни, стиль. Но тот, кто прежде не соблюдал и вдруг, в один прекрасный день, начинает их соблюдать, совершает над собой усилие, – а это большая мицва : этим они ускоряют приход Машиаха».
В тяжкий для нас период испытаний, когда мы с братом были глубоко подавлены болезнью мамы, Залман Либеров, синагога на Флэтбуш, да и вся еврейская среда в целом, очень помогли нам выжить, не лишиться духовного стержня. Дима начал посещать уроки Торы, которые проводил на Ocean Avenue ребе Залман. Ему это нравилось. Мы стали зажигать свечи на шабат, покупали теперь только кошерные продукты, старались не пропускать ни одной пятничной молитвы.
В синагоге царил дух какой-то особенной, одухотворенной дисциплины, проистекавшей из ответственности не столько перед лицами смертных, сколько перед Ликом Незримого... Люди сюда заглядывали совершенно разные, принадлежали они к разным социальным слоям и к разным субэтническим ветвям нашего многострадального, рассеянного по всему свету народа. Здесь бывал и наш сосед Бен – преуспевающий адвокат, и доктор Цацкис, и еще один врач, приходивший пешком аж с Брайтона – путь не близкий. Программисты и грузчики молились плечом к плечу. Вера уравнивала все социальные страты, а годовой доход никак не влиял на искренность молитвы. Габаем синагоги, помощником ребе Залмана, был назначен пекарь по имени Хаим. Другой Хаим, его тезка, зарабатывал на жизнь перевозками мебели. Нередкими гостями здесь были пенсионеры и ветераны войны из бывшего СССР, попадались даже бывшие уголовники, вставшие на путь служения Г-споду.    
Именно там мы с Димой обрели нашего лучшего друга – Мойшу Перкервальда. Он хорошо разбирался во всех нюансах иудаизма, великолепно был знаком с первоисточниками – нашими священными текстами: поскольку окончил иешиву в Израиле, а также некоторое время посещал иешиву в Монсе. Родом он был из Бобруйск, но ни его поведение, ни та широта знаний, которую он выказывал, не заставляли заподозрить в нем некую провинциальную ограниченность.
Когда Гальперин снимал свою передачу, начал он, разумеется, со Старрет Сити – взял интервью у Джимми, поговорил еще  кое-с-кем. Но уже следующий кусок он отснял в синагоге на Флэтбуш – беседуя о Диме с раввином Либеровым. Ракурс несколько неожиданный, но при этом оправданный на все 100%. Я участвовать в передаче постеснялся. Режиссер знал, что наша мама тяжело больна, и предложил взять у нее интервью. Я сказал: не надо, потому что эта жестокая, коварная болезнь не оставляет от женской красоты и следа. До сих пор не уверен, правильно ли я поступил...
В этой главе мне хотелось, пусть и бегло отчасти, очертить круг тех незаурядных личностей, чье присутствие и участие, с одной стороны, смягчило удар судьбы, с другой же, помогло моему брату обрести веру – веру не только в Б-га, но и веру в себя, в людей, в еврейскую и общечеловеческую солидарность. И профессионализм спортивных журналистов и репортеров стоял в этом смысле в одном ряду с той удивительной миссией, кипучей духовной работой, которую осуществлял ребе Залман в синагоге на Флэтбуш.



http://www.youtube.com/watch?v=MsRxc3XWIKc

http://www.youtube.com/watch?v=iO1oXALIrhM

http://www.youtube.com/watch?v=F2fTBX40wiw