Скарлетт. Александра Риплей. Глава 82-84
Дублин оказался огромным, поистине европейским городом. Просторная площадь перед вокзалом напоминала собой кипучий муравейник.
Шарлотта, как и обещала, встретила Скарлетт, и в наемной карете они отправились в отель. Скарлетт, не отрываясь, смотрела в окно. Какие шикарные магазины, какие блестящие экипажи, сколько нарядно одетых людей!
- Шарлотта, мне не терпится пройтись по магазинам.
- Всему свое время, дорогая. Сегодня к нам приедет миссис Симс с платьями. Предстоит большая примерка, и наверняка кое-что ей придется подогнать. Если вам угодно, мы будем ходить по магазинам каждый день после позирования.
- Позирования?
- Да. Я договорилась с мсье Эрве, он замечательный художник и будет писать ваш портрет.
- У меня уже был один портрет когда-то, и, помнится, никто не был в восторге от него… - пробормотала Скарлетт недовольно.
Ретт смеялся тогда над ней, говорил, что у его жены мания величия, и заказать такое огромное полотно мог только человек с ужасным вкусом.
- От этого портрета будут в восторге все, - заверила Шарлотта. И про себя подумала, что эта часть ее плана послужит популярности миссис О’Хара. Публика будет говорить о художнике, о его работе и, конечно же, о самой Скарлетт.
Миссис Симс привезла с собой пару дюжин коробок с платьями. Здесь было все: утренние наряды, платья для приватных приемов, для частных визитов, для прогулок, и не меньше десятка потрясающих вечерних туалетов. Как ни спорила Скарлетт, она вынуждены была согласиться – вечерние платья ей придется носить с корсетом.
- Не будьте упрямой, миссис О’Хара, - безапелляционно заявила миссис Симс. – Без корсета эти платья смотреться не будут, да они просто упадут с вас! Я приказала изготовить самые мягкие корсеты – они совсем не стесняют движений. Я пошла у вас на поводу, согласившись, что повседневную одежду вы будете носить без корсета – но эти декольтированные наряды я вам не уступлю. Бальное платье не может быть бесформенным!
Скарлетт признала правоту портнихи, едва взглянув на себя в зеркало. Глубокое декольте белого атласного платья обнажало плечи и грудь, прошитые серебром линии на лифе подчеркивали стройность фигуры, полукруглые воланы из тончайших шелковистых кружев ниспадали до самого пола, открывая лишь кончики легких белых туфелек.
«Я сама на себя не похожа», - удивилась Скарлетт. Внезапно ей показалось, что прежней Скарлетт О’Хара, беззаботной девушки из графства Клейтон, молодой женщины, завоевывающей место под солнцем в жестоком послевоенном мире Америки, брошенной жены, которая, стиснув зубы, строила свой собственный мир в Ирландии, больше нет. Незнакомка в зеркале выглядела загадочной и волнующей. В ней не осталось ничего от юной задорной кокетки, какой Скарлетт была когда-то. Гордая посадка головы, чуть приподнятые в улыбке уголки губ и глаза – удивительные зеленые глаза, полные глубины и таинственного блеска.
- В этом платье вы будете позировать господину Эрве, – вынесла вердикт Шарлотта Монтагю, и мысленно добавила: «Я сделала правильную ставку – эта женщина покорит всю Ирландию, а если захочет – то и весь мир».
Подготовка к сеансу позирования заняла не меньше двух часов, и подобная процедура повторялась ежедневно. Вначале приходила Серафина, которая занималась прической. Безостановочно болтая по-итальянски с миссис Монтагю, она порхала вокруг головы Скарлетт, превращая ее волосы во что-то необыкновенно легкое и воздушное. Звуки мелодичной итальянской речи были приятны для слуха, но Скарлетт выводило из себя, что она ни слова не понимает. Время от времени, не выдержав, она спрашивала Шарлотту, о чем они беседуют.
- А, всякий вздор, в основном сплетни! Не обращайте внимания, Скарлетт.
Затем приходила одна из помощниц миссис Симс и помогала надеть платье. Это было целым ритуалом. Вначале прическу прикрывали тончайшим платком, затем осторожно надевали платье, застегивали крючки на спине и, наконец, натягивали на руки Скарлетт длинные, до локтей, перчатки.
Скарлетт занимала место для позирования, Серафина несколькими движениями поправляла прическу, модистка в последний раз проверяла, безупречно ли лежат складки и воланы – и в десять часов утра в номере появлялся пунктуальный мсье Эрве.
При первой встрече со Скарлетт он рассыпался в комплиментах, смешивая английские и французские слова. Маленький, круглый, он буквально катался вокруг своей модели, поворачивая ее к свету то одним боком, то другим. Наконец, ему показалось, что он нашел нужный ракурс. Прищелкнув пальцами, он воскликнул: «Fantastique!» и приступил к работе.
После полуторачасового стояния в одной позе Скарлетт, переодевшись и съев ленч в ресторане отеля, отправлялась в сопровождении Шарлоты на прогулку по городу. Прогулки эти в основном представляли собой хождение по магазинам. Исторические и архитектурные достопримечательности Скарлетт не очень волновали. Про старинный Дублинский замок она лишь заметила: «Громадное сооружение». Зато ей полюбилось кататься на империале конки – с крыши вагончика было интересно наблюдать оживленные улицы. Шарлотте больше нравилось ездить в кэбах, она считала конку средством передвижения для простолюдинов. К тому же в наемном экипаже она могла подвезти Скарлетт именно к тем магазинам, с хозяевами которых у нее был заключен договор о комиссионных. Таких заведений было не меньше двух дюжин, и Шарлотта предвкушала, какие деньги получит после того как хозяйка Баллихары сделает там покупки. А то, что она купит очень много не вызывало сомнения. Дорвавшись до роскошных прилавков, Скарлетт швыряла деньги, почти не считая их. Она покупала инкрустированные серебром и золотом туалетные принадлежности, несессеры, изящные бальные сумочки, веера, перчатки… Она покупала платья, игрушки и книжки для Кэт, выбирала подарки для Колума и миссис Фиц… Вскоре номер ее ломился от картонок и коробок, а она все никак не могла остановиться.
Однажды, выйдя из очередного магазина, взгляд Скарлетт упал на рекламную тумбу. «Гастроли лондонской оперной труппы, - гласила афиша. – Джузеппе Верди, «Травиата», по мотивам романа А.Дюма «Дама с камелиями».
- Мы можем попасть на этот спектакль? – тут же спросила она Шарлотту. – Завтра последний день гастролей.
- Места в ложах и партере раскупаются заранее, не думаю, что вам будет приятно сидеть на галерке…
- Я должна послушать эту оперу. Где находится театр?
- В пяти кварталах от нашего отеля. Скарлетт, мне не хочется, чтобы вы раньше времени появлялись на публике. Вы еще не готовы… Вот после представления вице-королю это станет настоящим триумфом…
- Плевать мне на триумф! Я хочу посмотреть этот спектакль. Если вы отказываетесь идти со мной – я пойду одна и буду сидеть на последнем ряду галерки.
- Хорошо, - нехотя согласилась Монтагю. - Я постараюсь что-нибудь сделать.
Обширные связи в высшем свете помогли Шарлотте и на этот раз. Ей уступила свою ложу одна дама, муж которой из-за простуды не мог пойти на спектакль.
Опера потрясла Скарлетт. Впервые испытала она столь сильное и глубокое впечатление от музыки. Может, виной тому был огромный зал с прекрасной акустикой, великолепный оркестр и талант певцов, а быть может, душа ее созрела для понимания красоты услышанного.
Опера шла на итальянском, но ей было все равно, что она не разбирает ни слова – она прекрасно помнила сюжет романа. Впервые взяв его в руки и прочтя несколько страниц, Скарлетт вначале отбросила книгу с отвращением: история проститутки! Как это похоже на Ретта – читать такие вещи! Но она помнила, что и Розмари читала роман, и мисс Элеонора, и, должно быть, Колум – а он священник. Она вновь взялась за книгу, и увлеклась так, что не выпускала ее из рук, пока не перевернула последнюю страницу. Скарлетт было до слез жаль Маргариту и ее возлюбленного. Однако прагматичный ум подсказывал ей, что несчастная куртизанка сама во всем виновата. Зачем купаться в роскоши, когда не имеешь средств? К чему чрезмерная расточительность? Уж если идешь на такое, продаешь свою честь – так прояви осмотрительность, откладывай деньги на черный день, или пусти их в дело. Скарлетт не очень представляла себе, какое дело могло быть прибыльным в Париже, это ведь не Атланта, где она знала все и вся, но, в конце концов, эта женщина могла ссужать деньги в рост или поступить, как Красотка Уотлинг, - терять-то ей уже все равно было нечего. К тому же, будь Скарлетт на ее месте, она бы не поддалась на уговоры отца Армана, она бы глаза ему выцарапала, но сказала: «Не откажусь от своей любви, и делайте со мной, что хотите!»
Но сейчас, сидя в ложе оперного театра и слушая божественную музыку Верди, Скарлетт открылось что-то новое. Она не обращала внимания на то, что Маргарита с выпирающими из декольте пышными плечами и бюстом не похожа на чахоточную красавицу; и на то, что певец, исполняющий роль Армана староват изображать молодого повесу. Ее захватили их голоса, музыка, которая рассказывала о бескорыстной беззаветной любви больше, чем любые слова.
Ночью, в номере отеля, все еще во власти волшебной музыки, Скарлетт вновь переживала трагическую историю чужой любви. Ей показалось, что она поняла, наконец, в чем сила этого произведения. Ради счастья любимого человека можно пойти на любые жертвы, можно поступиться собственным счастьем… Разве она не поступала так же? Разве не готова была она стать любовницей Ретта, разве не продала себя Фрэнку Кеннеди – а как еще можно было назвать это? Она вышла замуж без любви, лишь для того, чтобы спасти Тару и Эшли. Ради Эшли, разочарованного, подавленного, неприспособленного к борьбе она была готова на все… И Маргарита Готье тоже пожертвовала собой… И не любовь к роскоши или уговоры старого податного инспектора были тому причиной… Она понимала, что навлечет позор на молодого человека и его семью, испортит ему карьеру и, быть может, всю жизнь. Маргарита хотела, чтобы он был счастлив, и готова была пожертвовать собственным счастьем ради него.
Предсмертная ария героини все звучала в ушах у Скарлетт.
«Будь счастлив, - думала она, но не лицо молодого французского адвоката представлялось ей, перед ее мысленным взором стояло грустное, усталое лицо Ретта. - Будь счастлив без меня, будь спокоен, если спокойствие принесет тебе счастье. Я люблю тебя так сильно, что твое счастье важнее для меня, чем мое собственное. И пусть я страдаю без тебя, пусть сердце мое изнывает от тоски по тебе – я желаю тебе счастья, Ретт».
На десятый день художник закончил работу с моделью. Скарлетт выразила желание посмотреть на полотно, но господин Эрве сказал, что портрет еще не готов:
- Эта картина сделает меня знаменитым, и вас также, мадам, - галантно поклонился он и выкатился из номера в сопровождении своего подмастерья, тащившего холст и краски.
- Ну что ж, дорогая, - проговорила Шарлотта, когда Скарлетт, переодевшись, уселась возле чайного столика. – До середины февраля мы с вами свободны, как раз к этому времени будет готов портрет. Вы можете спокойно ехать домой и заниматься чем пожелаете. Наверное, крошка Кэт соскучилась без вас?
- Я сама страдаю от разлуки с ней.
- Если хотите добиться цели, которую мы поставили, вам придется иногда оставлять дочь. Во всяком случае, сейчас у вас есть почти месяц, чтобы вдоволь наиграться со своей малышкой.
Трудно было понять, чему Кэти обрадовалась больше – возвращению матери или куче подарков, которые заполнили детскую. Уже через полчаса девочка, казалось, совсем забыла про Скарлетт и сосредоточенно занималась расстановкой мебели в двухэтажном игрушечном домике. Полюбовавшись на то, как дочка с восторгом достает из ящика очередной стульчик или комод, а затем, серьезно сдвинув брови и надув пухлую губку, ищет ему место в одной из двух игрушечных комнат, Скарлетт решила не мешать ей. До ужина она как раз успеет сходить к Колуму и вручить ему подарки – кашемировый шарф и черную фетровую шляпу взамен старого потертого котелка. И еще ей не терпелось рассказать о поездке в Дублин.
Кузен был в своем домике не один. Его гостя, хорошо одетого господина средних лет, Скарлетт видела впервые. Мужчина не походил на фермера или мелкого торговца из округи. По тому, как он встал поприветствовать ее, по всем его манерам Скарлетт признала в нем человека из порядочного общества.
- Позволь представить тебе моего друга из Нью-Йорка, Джона Девоя, – сказал Колум, подводя к нему Скарлетт.
Посидев несколько минут и поняв, что помешала какой-то важной беседе, она решила удалиться.
Колум проводил ее до двери.
- Спасибо за подарок, Скарлетт, я зайду к тебе завтра.
«Какой неприятный тип этот Девой, - думала она, направляясь к дому. - Мог хотя бы из вежливости показать, что рад встретить соотечественницу в такой глуши, как Баллихара. Впрочем, он из Нью-Йорка, а северяне никогда не отличались хорошим воспитанием. Похоже, они спорили о чем-то с Колумом перед моим приходом. А! Он, наверное, из американских фениев, занимавшихся поставкой оружия! Должно быть, он недоволен тем, что Колум отказался от идеи вооруженной борьбы».
Скарлетт была уверена, что тогда, после ссоры, Колум был искренен, пообещав не участвовать в терактах и вооруженном восстании. На самом деле все было наоборот. Джон Девой, один из лидеров американской верхушки фениев, приехал в Ирландию специально, чтобы встретиться с Парнеллом. Речи парламентария, его аргументы, произвели на Девоя сильное впечатление, и он подумывал о сотрудничестве с англичанином на благо ирландского народа.
- Если ты, и вслед за тобой американская секция, выйдете из движения – нашему делу будет нанесен смертельный удар, - пытался убедить Девоя Колум. – Вы, будто глупые женщины, поддались на его сладкие речи. Что Парнелл делает для Ирландии? Что он может сделать? Выступает в Лондоне в парламенте, потом его имя попадает в заголовки всех крупнейших газет, слава о нем докатилась даже до Америки. И что ирландскому народу до тех газет?
- Но если будет принят закон о гомруле… - пытался возразить Девой.
- Никогда ни королева, ни парламент не дадут Ирландии самоуправления. Мы для них колония, такая же отсталая колония, как Индия, или Сиам, или Афганистан. Мы для них – ничто, жалкие туземцы! И в то время как сытые господа в английском парламенте будут обсуждать, какую косточку кинуть ирландским туземцам, и кидать ли вообще, мой народ будет голодать под каблуком у англичан.
- Ты прекрасно знаешь, что именно сейчас объективных причин для восстания нет.
- Да, согласен, три урожайных года принесли ирландцам относительное благополучие, но это не повод разрушить организацию, которую мы построили с таким трудом. Если не будет единомыслия среди нас, руководителей – наше дело пропадет.
Колум взволнованно мерил шагами комнату, Девой не отрывал от него глаз.
- Как ты не понимаешь, Джон? Парнелл – демагог, ему нужна только популярность, слава и власть, которую он намеревается получить в Ирландии.
- А ты, Колум? – пристально взглянул Девой. – Тебе не нужна ни популярность, ни слава? Сдается мне, ты просто завидуешь Парнеллу.
- Нет! - горячо воскликнул Колум. – Я опасаюсь, что, развалив верхушку движения, мы не сможем контролировать стихийные восстания. Народу Ирландии не нужна болтовня, он борется за свою свободу, и будет продолжать бороться, пока мы спорим какие методы борьбы результативнее – вооруженные или парламентские…
- А что важнее для тебя, Колум, сама борьба или результат, к которому она приведет? Подумай об этом. Лично я буду голосовать против вооруженного восстания в ближайшее время. Думаю, кое-кто из наших товарищей тоже поддержит Парнелла.
Девой надел пальто и шляпу и направился к выходу.
- Это предательство, - прошептал ему в спину Колум.
Оставшись в одиночестве, он присел возле камина. Раскаленные до ярко-оранжевого цвета кирпичики торфа горели бесшумно и жарко. Уставившись на огонь, Колум вновь и вновь прокручивал в голове тяжелый разговор с товарищем по борьбе. Бывшим товарищем… Неужели Девой прав? Неужели им, Колумом, движет не мысль о счастье своего народа, а желание прославиться в кровавой борьбе, и, победив, получить в свои руки власть?
Глава 83
Конец января и первую половину февраля Скарлетт провела в Баллихаре. Она была бы рада не отходить от дочки ни на минуту, но независимая Кэт часто заявляла: «Я буду играть одна. Не мешай мне». Скарлетт ничего не оставалось, как, вздохнув, покинуть детскую. Но она успела прочитать дочке все книжки, которые привезла из Дублина, построила вместе с ней замок из деревянных кубиков, и вдоволь налюбовалась, как в погожие дни Кэти катается на пони. Девочка немного охладела к своей лошадке, и Скарлетт радовало это. Она строго-настрого приказала конюху не выпускать повод из рук и следить, чтобы на дорожке, по которой ездит дочка, не было никаких препятствий, даже метелки, даже лопаты.
Сама Скарлетт тоже иногда совершала конные прогулки, ей хотелось опробовать всех лошадей в своей конюшне. В одну из таких поездок она доскакала до Дансана, навестила вновь беременную Кэтлин. Она заехала и в Морландхолл, однако Барта не застала.
Колум был недоволен, что Скарлетт надолго уедет в Дублин, но вслух об этом не говорил. Он обещал, что присмотрит за делами в Баллихаре в ее отсутствие. За пару дней до отъезда Скарлетт зашла в бар Кеннеди, и угостила за свой счет всех присутствующих. Она сама уселась с фермерами и, потягивая портер, со знанием дела и удовольствием беседовала с ними о видах на урожай.
«Как хорошо, когда вокруг столько людей, любящих землю не меньше чем я, - думала она. – И как прекрасно, что я в любой момент могу скинуть свои ирландские юбки и опять стать леди».
Возвратившись домой, она приказала Саре, служанке, которую переманила от миссис Хэррингтон, собираться. Они едут в Дублин на шесть недель.
Вестибюль «Шелбурн-отеля» отличался строго выверенной роскошью обстановки. Под сводами холла стоял легкий гул голосов. Вымуштрованная обслуга ловко сновала среди публики. Едва Скарлетт вошла, как перед ней возник управляющий – казалось, он вырос прямо из-под земли.
- Миссис О’Хара, если не ошибаюсь?
- Да, - стараясь не показать удивления, кивнула она.
- Я сразу узнал вас по описанию миссис Монтагю.
«Невероятно красива, изумрудные глаза, держится, как королева», - такова была характеристика Шарлотты.
- Мы рады, что вы выбрали наш отель, миссис О’Хара. Вас ждет один из лучших номеров. Кроме того, миссис Монтагю зарезервировала за вами персональную гостиную на первом этаже.
Скарлетт так рада была Шарлотте, ожидающей ее в номере, что хотела заключить ее в объятия, но миссис Монтагю не была сторонницей явных проявлений чувств. Взяв Скарлетт за руки, она подставила щеку для поцелуя.
- Что это за гостиная внизу? – сразу поинтересовалась Скарлетт, оглядывая просторный отлично обставленный номер. - Здесь достаточно места, чтобы принять гостей.
- Совершенно необязательно пускать посторонних людей на свое личное пространство, Скарлетт. К тому же, иметь отдельную персональную гостиную в отеле считается хорошим тоном. Пойдемте, я покажу вам ее. Я специально выбрала комнату в зеленых тонах. Мебель темная, почти черного цвета. Цветы, украшающие гостиную, будут только розовые. Вы, принимая там гостей, должны одеваться в такой же цветовой гамме. Никаких голубых, синих, лиловых тонов. Красный – возможно, но лучше коричневый с розовым, зеленый с розовым, просто розовый… У вас в гардеробе немало таких платьев.
Скарлетт слушала и кивала. Какая умница Шарлотта, как она умеет продумать каждую мелочь! И как хорошо, что толстая Элис позвала тогда Скарлетт к себе в гости – она подарила ей подругу.
Картина стояла на мольберте в углу гостиной. Женщина в белом платье, казалось, вот-вот сойдет с полотна и ступит на навощенный паркет. Не предупрежденная Шарлоттой, Скарлетт в изумлении замерла перед портретом. Неужели это она? Эта поразительно красивая женщина с царственной осанкой, без тени сомнения в глазах?
Шарлотта была довольна произведенным эффектом.
- Ну что, дорогая, я не ошиблась с выбором художника?
- Вы никогда не ошибаетесь, Шарлотта, - горячо ответила Скарлетт. – Мне кажется, я начинаю доверять вам больше, чем самой себе.
Шарлотта скупо улыбнулась.
- Чай мы будем пить в вашем номере, а обедать в ресторане. Пойдемте, Скарлетт, нам надо о многом поговорить.
Наутро в отель было доставлено приглашение в конверте с печатью гофмейстера вице-королевского двора.
- Послезавтра, первая гостиная, - с удовлетворенной улыбкой прочитала Шарлотта, вскрыв конверт. – Итак, Скарлетт, нам надо готовиться к официальному представлению ко двору.
В комнате с высоким потолком перед массивными золочеными дверями прохаживались несколько девушек и женщин в белых платьях. Время от времени двери тронного зала открывались, выкрикивали чье-то имя, и одна из женщин покидала комнату.
От длительного ожидания Скарлетт начала бить дрожь. Что она, девушка из американской провинции, делает здесь, в замке вице-короля Ирландии?
- Леди Элизабет Уальд, - торжественно произнес церемониймейстер.
«Здесь одни баронессы да графини, сплошь достопочтенные, - думала Скарлетт, сжав зубы и стараясь держать голову высоко. – Меня наверняка вызовут последней. И зачем я ввязалась в эту авантюру? Разве примут меня в свой круг люди, приближенные к королевскому двору?»
- Госпожа О’Хара, владелица Баллихары, – выкрикнул мужской голос.
Скарлетт скосила глаза на слишком длинный подол своего белого платья. Ей надо идти осторожно, чтобы не наступить на него. Повторяя про себя то, чему учила Шарлотта, она двинулась к дверям.
«Остановиться. Подождать, пока один из слуг возьмет шлейф с моей левой руки и расправит его. Церемониймейстер при дворе его величества открывает двери, произносит мое имя…»
Перед тем, как вступить в тронный зал, Скарлетт покосилась на церемониймейстера – высокого молодого красавца в расшитом золотом костюме – и неожиданно для самой себя заговорщицки подмигнула ему.
«Надеюсь, папа и мама смотрят сейчас с небес на меня и радуются, - думала она, идя по нескончаемой красной дорожке тронного зала и стараясь рассмотреть все вокруг, не поворачивая головы. – Какая роскошная рыжая борода у вице-короля! Он выглядит совсем как ирландец. С милой улыбкой подставляю ему щечку для поцелуя, отвечаю: «Да, ваше величество», никаких хихиканий и лишних слов… Теперь супруга вице-короля, особа некоролевской крови. До чего же она худа – кожа да кости! Улыбка… «Да, ваше величество»… Отступаю на три шага осторожно, чтобы не наступить на шлейф… Протягиваю левую руку, слуга кладет на нее шлейф… Разворачиваюсь и не торопясь, спокойным шагом двигаюсь к другим дверям».
- Уф, - выдохнула Скарлетт, когда золоченые двери закрылись за ней.
У нее подгибались колени, но гордая улыбка сияла на лице – она с честью выдержала это испытание!
На следующее утро Шарлотта Монтагю вошла в спальню Скарлетт, торжествующе улыбаясь. В руках у нее было несколько карточек из белой плотной бумаги с золотым обрезом.
- Поздравляю, дорогая, как я и ожидала, вы приглашены на все балы сезона в Дублинском замке. Бал в честь дня рождения жены вице-короля имеет особую важность, он состоится завтра. Бал в честь дня святого Патрика, бал в честь именин королевы Великобритании и, наконец, танцы для узкого круга в тронном зале. Это особый знак признания – половина ирландских дворян ни разу в жизни не удостаивались такой чести.
- Потрясающе! – воскликнула Скарлетт, рассмеявшись. – По такому случаю я готова потратить на наряды все деньги, вырученные от продажи урожая прошлого года.
- Боюсь, у вас просто не будет на это времени. Я уверена, что последуют приглашения на другие балы, и уже сегодня полдюжины знатных господ горят желанием познакомиться с вами. Кстати, среди них главный церемониймейстер королевского двора. Несколько высокородных дам тоже прислали записки. Вы примете их в своей гостиной. Я распорядилась, чтобы туда подавали чай и кофе.
- Надеюсь, вы будете рядом со мной, Шарлотта? Когда вчера вы остались в приемной дворца, я чуть с ума не сошла – так волновалась.
- Конечно, я буду встречать гостей вместе с вами, - заверила ее старшая подруга.
Шарлотта пока не собиралась отпускать Скарлетт в открытое плавание в одиночку. Эта потрясающе красивая американская вдова – ее открытие, и добиваясь знакомства со Скарлетт, все будут обращаться прежде всего к ней, Шарлотте. Если повести себя правильно, за услугу знакомства можно получить небольшой подарок. Кроме того, наверняка владельцы еще нескольких роскошных магазинов будут рады заполучить такую известную покупательницу. Шарлотта предполагала, что все эти услуги принесут ей к концу сезона столь большие дивиденды, что она, наконец, сможет осуществить свою мечту о покойной безбедной старости.
- Сара, - приказала Шарлотта, – помоги одеться своей госпоже, а потом моя Эванс причешет ее.
Госпожа О’Хара из Баллихары стала открытием сезона. Уже после первого бала в Дублинском замке, где вице-король дважды танцевал с ней, газеты отметили, что на светском небосклоне Ирландии зажглась новая звезда.
Приглашения посыпались дождем, Шарлотте даже пришлось сортировать их, чтобы выбрать, куда следует пойти, а куда не обязательно, но вежливый отказ каждый раз писала Скарлетт собственной рукой под диктовку подруги. Гостиную в отеле «Шелбурн» осаждали тучи поклонников, воздыхателями ежедневно присылались новые и новые букеты и корзины с цветами, в некоторых из них лежали футляры с драгоценностями. Мужчины, мечтающие добиться благосклонности красивой американской вдовы, были щедрыми – в футлярах лежали броши, браслеты, серьги…
Посмотрев на подарок и вздохнув, Скарлетт тут же распоряжалась отослать его назад.
- Совершенно необязательно это делать, - качала головой Шарлотта.
- Не знаю, как принято у вас, но у нас, в графстве Клейтон, штат Джорджия, ни одна порядочная женщина не примет ничего, кроме цветов и конфет от мужчины, пока он не станет ее мужем, - резко ответила Скарлетт и прикусила язык.
Сколько раз она нарушала это правило… Ретт дарил ей шляпки, шали, отрезы на платье, и она принимала подарки с радостью, наплевав на приличия и пересуды знакомых. Но… но тогда ведь была война, и каждый лоскуток был на вес золота – разве могла она отказаться! И в конце концов, Ретт ведь женился на ней, хоть и значительно позже.
- Я не какая-нибудь продажная женщина, вроде Маргариты Готье, - подняв подбородок, завершила Скарлетт. – Я приму подарок только от того мужчины, которого полюблю. А что касается драгоценностей – многие из них мне нравятся, и я не прочь приобрести подобные вещицы. Вы знаете имена этих ювелиров, Шарлотта?
- Это лучшие ювелиры Дублина, - кивнула Монтагю. – Они будут счастливы прийти к вам сюда, в отель, и предложить свои самые красивые изделия, - «И мои комиссионные будут просто баснословными» – мысленно добавила она.
Скарлетт не переставала удивлять Шарлотту. Прямо на ее глазах совершалась метаморфоза – из американской провинциалки миссис О’Хара превращалась в светскую львицу, удивительную, загадочную женщину. Казалось, она покоряла одним лишь спокойным взглядом своих зеленых глаз: мужчины, женщины, юные девушки были в восторге от нее, все хотели заслужить ее поощрительную улыбку, добиться ее внимания и дружбы. Матери девиц на выданье не без основания считали, что знакомство с миссис О’Хара и присутствие на ее милых приемах повысят шансы дочерей привлечь внимание какого-нибудь состоятельного жениха – ведь так много молодых людей из самых лучших домов Ирландии крутились возле Скарлетт. Но она, даря свою дружбу всем, не поощряла ни одного из них.
Скарлетт сама чувствовала, что в ней происходят подспудные перемены, но не понимала причину их. Ежедневно до прихода первых визитеров она подолгу стояла перед своим портретом, который неизменно вызывал восхищение у всех, кто его видел. Вначале женщина на портрете казалась незнакомкой, но постепенно в ней крепло чувство, что художник верно подметил ее внутреннюю суть: за загадочным блеском глаз скрывается жажда жизни и смелость брать от нее все, брать, не оглядываясь на окружающих. Эта женщина способна достичь многого, и ей не надо больше бороться – она добьется, чего захочет, без каких-либо усилий.
Глава 84
Уже к середине шестинедельного сезона популярность миссис О’Хара превзошла самые смелые ожидания Шарлоты Монтагю. «Айриш таймс» в колонке светских новостей ежедневно описывала каждый наряд американской красавицы, каждого нового поклонника в ее кругу. Не забывали отмечать вкус и такт, присущий этой замечательной женщине.
- Как жаль, Шарлотта, что вас не будет на этом танцевальном вечере, - сокрушалась Скарлетт, собираясь на бал, который вице-король давал в тронном зале своего дворца.
- Я уже говорила вам, что эта вечеринка только для избранных, на ней не бывает больше двухсот человек, а я не имею даже титула, и если сказать честно, меня уже не привлекают вечера танцев, я стара для таких развлечений.
- Но там будет такая блестящая публика, все самые известные фамилии… И я среди них – до сих пор не могу поверить!
- Это золотисто-кремовое платье вам к лицу, - сменила тему Шарлотта. - Так же как бриллиантовый гарнитур с изумрудами, который мы заказали под ваш кулон. Потрясающий камень, но в кольце он смотрелся кошмарно.
Перед тем, как войти в золоченые двери тронного зала Скарлетт немного помедлила.
- Знаете, Джеффри, я опять волнуюсь… - сказала она церемониймейстеру. – Наверное, я всегда буду чувствовать себя, как Золушка, впервые попавшая на бал.
- Вы не Золушка, Скарлетт, вы – фея, добрая волшебница, которая дарит радость всем, на кого посмотрит. Я нахожусь под влиянием ваших чар с того раза, как вы впервые подмигнули мне.
Скарлетт весело рассмеялась и вошла в зал, ожидая, что этот вечер доставит ей немало удовольствия.
Она кивала и улыбалась, отвечала на поклоны и приветствия. Шарлотта была права, здесь только избранные. Впрочем, Скарлетт уже знакома с каждым вторым из присутствующих. Ей до сих пор не верилось, что она запросто разговаривает с английскими лордами и леди. Потребуется немало времени, чтобы привыкнуть к мысли, что это не сон.
Тронный зал дублинского дворца поражал обилием золота. Золоченые двери, колонны, лепнина под потолком, золоченый трон на возвышении, множество светильников и огромная люстра, свисающая с расписанного мифологическими сюжетами потолка. Все это буквально слепило глаза, так же как одежда гостей бала. Ни одного темного пятна – белые, кремовые, розовые и нежно-голубые наряды на дамах, чьи шеи, уши и руки унизаны изысканными драгоценностями. Белые мундиры вице-короля, придворных и офицеров украшали золотые эполеты, золотые аксельбанты, золотые пуговицы, галуны, ордена, усыпанные драгоценными камнями. Среди приглашенных не было ни одного мужчины во фраке. Не носящие мундиров оделись в придворное платье, которое казалось Скарлетт смешным и старомодным: расшитые золотом белые камзолы, белые атласные панталоны до колен, белые чулки и черные атласные туфли с большими золотыми пряжками.
Она помнила, что прежде всего должна поприветствовать вице-короля и его супругу, поэтому направилась в конец зала, где целая толпа ожидала своей очереди оказать почтение членам семьи королевы Великобритании. Присев в реверансе, получив одобрительную улыбку от вице-короля и милостивый комплимент по поводу своего наряда от вице-королевы, Скарлетт медленно пошла по периметру зала, ища глазами знакомых.
Почти сразу перед ней оказался Чарльз Рэгленд в сверкающем золотом парадном офицерском мундире. Она познакомилась с ним на одном из первых вечеров в Дублине, и с тех пор молодой человек возглавлял круг ее поклонников. Он ежедневно навещал Скарлетт в ее гостиной и не скрывал, что безумно влюблен. Этот высокий блондин нравился ей.
«Он такой милый и всегда краснеет, стоит мне обратить на него внимание, - думала Скарлетт. – Колум не прав, говоря, что английские солдаты ничем не лучше янки. У Рэгленда прекрасные манеры, и офицерская форма англичан выглядит во сто крат изысканней синих мундиров».
Чарльз Рэгленд буквально расплылся от счастья, когда она согласилась подарить ему первую кадриль.
- Вы великолепны в этом золотистом платье, Скарлетт.
- Вы тоже отлично смотритесь в парадном мундире, Чарльз.
- Вам не кажется, что придворные камзолы с панталонами выглядят несуразно? Я счастлив, что имею право носить офицерскую форму, и мне нет необходимости выряживаться в белые чулки и атласные туфли с кошмарными пряжками.
Скарлетт хитро улыбнулась, показывая ровные зубки:
- А мне даже нравится! Наконец-то я узнаю, у кого из моих поклонников кривые ноги.
У Рэгленда вытянулось лицо.
«Кажется, я ляпнула что-то не то, - смутилась Скарлетт. - Он может подумать, что я выбираю мужчину по форме ног…»
Смена партнеров произошла прежде, чем она успела придумать, как исправить положение. Скарлетт все еще смотрела на Рэгленда, подавая руку очередному кавалеру, и вдруг услышала низкий голос, так знакомо растягивающий слова:
- Я, и правда, чувствую себя полным идиотом в этих чулках, что уж про панталоны говорить – будто в женское нижнее белье нарядился!
- Боже мой, Ретт… – только и смогла вымолвить она.
- Да, это я, Скарлетт, - проговорил он с характерной усмешкой, ласково глядя на нее.
«Скарлетт» - ни в чьих устах ее имя не звучало так приятно, ни у кого на свете не было такой улыбки, как у Ретта, таких бездонных черных глаз, на дне которых плещется веселье. Счастье оттого, что он рядом, что он держит ее, переполняло Скарлетт, и казалось, она порхает, едва касаясь ногами паркета. Ей хотелось неотрывно смотреть на него и улыбаться, чтобы он понял, как она счастлива.
Она не успела погасить улыбку, когда произошла очередная смена партнеров. У нового кавалера перехватило дыхание – столько любви было во взоре этой женщины.
Партнеры сменяли друг друга, фигура сменяла фигуру, а Скарлетт сияла от счастья. Он приехал! Неужели он соскучился и, бросив все, примчался сюда, чтобы увидеть ее? Но как он попал на эту закрытую вечеринку? Вице-король не посылает приглашения направо и налево… Впрочем, чему удивляться, это же Ретт, он способен прорваться сквозь блокаду – что для него закрытые двери Дублинского замка!
Наконец, кадриль закончилась. Последним кавалером вновь был Чарльз, но едва смолкла музыка, Скарлетт покинула его, торопливо извинившись.
Отойдя к круглому золоченому столику возле высокого окна, она беспокойно оглядывалась в поисках Ретта.
«Черт побери, куда он мог деться?»
Вдруг ей показалось, будто ее глубоко декольтированные плечи слегка обожгло сзади. Она резко обернулась. Ретт Батлер стоял на расстоянии вытянутой руки и широко улыбался, показывая свои крупные белые зубы.
- Какой сюрприз, - постаравшись придать тону непринужденность, проговорила она. – Вы появляетесь в самых неожиданных местах, Ретт.
«Вот так, именно с такими словами ты встретил меня на ярмарке».
Бровь его поползла вверх, и он заговорщицки понизил голос:
- А почему бы мне не оказаться там, где веселится моя вдова?
Скарлетт испуганно огляделась – не слышал ли кто-нибудь?
- Будьте покойны, Скарлетт, - наклонился он почти к самому ее уху, - вашу тайну я унесу с собой в могилу… В настоящую!
И, отстранившись, он вновь рассмеялся.
Скарлетт вымученно улыбнулась. Что за человек!
- И все-таки, что привело вас в Ирландию, Ретт? Дела?
- Нет. На сей раз дела у меня были в Англии, а в Лондоне все наперебой рассказывают об американке, штурмом взявшей Дублинский замок. Я сразу понял, что это можете быть только вы, Скарлетт. О вас упоминают даже лондонские газеты. Я не мог отказать себе в удовольствии увидеть все собственными глазами. Джон Морланд говорил о вас едва ли не больше, чем о своих лошадях, что уже удивительно! И он настоял, чтобы мы заехали в ваш городок. Он утверждает, что чуть ли не каждый гвоздь там забит вашими прелестными ручками.
Скарлетт фыркнула.
- Вы прекрасно знаете, Ретт, что это не так. Конечно, я не чураюсь работы, но трудиться физически – благодарю покорно! Мне хватает воспоминаний о том, как тяжело я работала в Таре в конце войны, когда мы подыхали с голоду. Конечно, если бы я не следила за рабочими, моя деревня до сих пор не была восстановлена, и поля не приносили бы такого хорошего урожая. Кстати, это родовая земля О’Хара, мои предки жили там больше полутора тысяч лет.
- Искренне рад за вас, - в голосе Ретта не было и тени насмешки. – Ваш отец мог бы гордиться вами, да и матушка, я думаю, тоже.
- Не знаю. Меня больше не волнует, веду ли я себя как настоящая леди, - она запнулась и лукавая улыбка осветила лицо, - в американском смысле слова…
- Думаю, что вы, с вашим упорством, могли бы стать леди… в английском смысле слова, если бы очень захотели.
«Он намекает, что я могу выйти замуж за какого-нибудь баронета или графа? Конечно, могу, сейчас я уверена в этом. Но я должна дать ему понять, что вовсе не стремлюсь к этому».
- Пока у меня нет такого желания. Мне нравится жить, как я хочу: сегодня я светская дама, а завтра танцую с крестьянами рил в развевающихся ярких юбках, или очертя голову скачу на лошади в мужском седле.
- Приятно услышать, что хоть кто-то живет в мире с самим собой, - пробормотал Ретт, и ей послышалось, что он горестно вздохнул.
Зазвучала музыка.
- Окажите мне честь, миссис … О’Хара, - Ретт со свойственным ему изяществом поклонился и протянул руку, она вложила в нее свои пальчики.
Она вся отдалась во власть танца, ее правая рука покоилась в его большой ладони, она ощущала тепло от его руки на своей талии. О, если бы это длилось вечно… Ей казалось, что никогда еще она не слышала такого искреннего уважения в его голосе, и никогда они не были так близки, как в эту минуту. Ей почудилось, будто она читает его мысли. Он страдает, болезнь его не прошла, он по-прежнему любит ее. Это открытие наполнило радостью ее сердце. Она не будет думать сейчас, что он женат и вернется в Америку, в эту минуту он принадлежит ей, и всегда будет принадлежать, где бы и с кем бы он ни был.
От счастья, переполнявшего ее, Скарлетт невольно начала подпевать музыке. Ретт встретился глазами с ней и улыбнулся.
- Верди, - проговорила она, - обожаю «Травиату»!
- Ба! Дорогая, неужели вы стали любить оперу?
- Не делайте из меня круглую дуру, Ретт! Конечно, я слушала эту оперу, и книгу читала. Кстати, она мне понравилась значительно меньше, и я только сейчас поняла, почему. В опере Маргарита не такая развратная, как в романе.
- Показное американское ханжество все еще живет в вас, Скарлетт.
- Никакое это не ханжество! Я так понимаю – или у женщины есть честь, или ее нет. И если девушка, вместо того чтобы честно зарабатывать шитьем предпочла продавать свое тело…
- Все, или почти все женщины, так или иначе продают свое тело…
- Это вы, мужчины, так считаете. Женщины бескорыстно отдают вам свою душу, но вы предпочитаете не замечать этого.
- С вами становится интересно спорить… Вы очень изменились, Скарлетт. Вы стали взрослой, и, похоже, очень умной женщиной. Да и внешне – что-то неуловимое, но очень притягательное появилось в вас…
- Наконец-то вы говорите то, что подобает джентльмену, - рассмеялась она. – Продолжайте, дорогой, вы же знаете, что комплименты я готова слушать часами.
Ретт рассмеялся в ответ.
- У вас и чувство юмора появилось? Я просто потрясен!
Музыка смолкла. Поклонившись и подав руку, Ретт повел Скарлетт из центра зала к одному из столиков.
- Хотите шампанского?
- Конечно!
Но едва бокал оказался в ее руке, как появившийся рядом адъютант вице-короля передал Скарлетт, что его величество приглашает ее на следующий танец.
Обернувшись к Ретту и с трудом удерживая торжествующую улыбку, она проговорила:
- Простите, мистер Батлер, я должна покинуть вас.
Приподнятая бровь и наигранное удивление были ей ответом. Она хотела бы рассмотреть, что таилось в глубине черных глаз Ретта, но не успела. Не дожидаясь его учтивого поклона, она развернулась и последовала за адъютантом.
Присев в реверансе перед вице-королем, она украдкой оглянулась на Батлера. Глядя на Скарлетт, он приподнял бокал, показывая, что пьет за ее успех.
«Черт побери, почему любая одежда смотрится на нем отлично? Даже в этих дурацких панталонах и белых чулках он не выглядит смешным».
Пока она танцевала с вице-королем, Ретт несколько раз попадал в поле зрения Скарлетт, он все так же стоял возле резного золоченого столика, держа в руке бокал, но когда музыка закончилась и она вернулась к этому месту, его уже не было.
Она оглядывала зал в поисках знакомой мощной фигуры, но Ретт Батлер исчез. Поняв это, ей стало так горько, что до конца вечера она едва могла разговаривать, улыбаться, отвечать на комплименты.
«Чему я удивляюсь? - раздраженно думала Скарлетт, вернувшись в отель. – Это так похоже на него: появиться внезапно, будто черт из табакерки, а затем исчезнуть без каких-либо объяснений. Пора бы мне уже привыкнуть к этому. У меня было такое чудесное настроение, а он… - она вздохнула. – Ретт появился на этом сказочном балу, будто таинственный принц и подарил мне несколько минут счастья».
Она стояла перед высоким зеркалом и разглядывала свое отражение. Какой увидел ее Ретт, ведь он сказал, что она изменилась? Она прочитала явное одобрение в его глазах. Наверняка, он оценил изысканный покрой ее золотистого платья, ее стройную фигуру, ставшую чуть более округлой за прошедшие годы – кто, как не Ретт, в состоянии это заметить! Она приблизила лицо к стеклу: щеки ее не такие пухленькие и румяные, как в юности, несколько еле заметных морщинок под глазами, но нет синих кругов и молочно-белая кожа пока упруга. Частое пребывание на свежем воздухе, отсутствие изнуряющей жары, похоже, благотворно действуют на лицо. Женщины в Ирландии намного позже превращаются в иссушенных временем старух.
«Я не буду думать о том, что он внезапно исчез, я лучше подумаю о том, что он пересек океан, лишь бы увидеть меня, убедиться, что все в порядке и мне не нужна его помощь. Ведь он всегда помогал мне. Как в войну, когда ему вовсе не было нужды приезжать в Атланту, а он несся туда при первой возможности, чтобы увидеть меня, чтобы быть рядом, чтобы порадовать в скудное время каким-нибудь подарком. Или потом, после окончания войны, когда, едва избежав виселицы, он прямо из тюрьмы бросился помочь мне. И он помог мне купить лесопилку, он одобрял мои начинания, даже те, которые осуждали все вокруг. И сегодня Ретт порадовался за меня, он вновь одобряет то, что я делаю.
Если бы его величество не пригласил меня на танец, возможно, мы с Реттом поговорили бы еще, и он вновь пригласил меня танцевать, и я вновь ощутила бы тепло его рук, ту необыкновенную близость, которая связывает нас. Я уверена, он скучал по мне, он любит меня и будет любить вечно, как и я его. И пусть сегодня он исчез, пусть даже он не появится завтра, пусть я опять увижу его лишь через три года, эта любовь всегда будет в моем сердце…
Я даю тебе полную свободу, Ретт, я люблю тебя так сильно, что не требую от тебя ничего, для меня важнее твой покой и счастье. Я знаю, что ты не хочешь причинить боль Анне Хэмптон, ты не такой подлый. И я не буду вынуждать тебя к этому, хотя стоит мне сказать всего четыре слова: «У тебя есть дочь», и ты бросишь Анну и окажешься у моих ног. Сейчас я уверена в этом. Ведь даже не зная о Кэт, ты примчался с другого конца света посмотреть на меня. Живи спокойно, Ретт, и будь счастлив, а я… Я даю тебе свободу, как дала ее Кэт, потому что я люблю тебя почти так же сильно, как и свою дочь».
Посреди ночи Скарлетт О’Хара проснулась в роскошно обставленной спальне лучшего дублинского отеля. Смертная тоска царила в ее душе. Одна, вечно одна! Несколько минут счастья, иллюзорной надежды на любовь, и опять одиночество… Зачем только Ретт появился и вновь нарушил ее покой? Ведь она не страдала так, пока не увидела его. Теперь она постоянно будет выискивать в любой толпе его черноволосую голову, его широкие плечи. Будет присматриваться к походке идущих по улице мужчин – не окажется ли среди них того единственного, двигающегося с неповторимой грацией ленивой пантеры…
Тихие слезы оросили ее щеки, она стирала их тыльной стороной ладони, пытаясь отогнать тяжелое предчувствие, что, сколько бы она ни искала, сколько бы ни смотрела, ей не суждено увидеть его.
Наутро, во время традиционного приема в своей гостиной, она то и дело оглядывалась на дверь – вдруг в проеме покажется высокая широкоплечая фигура? Она представила, как он, в расслабленной позе, прислонясь по привычке к косяку, курил бы свою неизменную сигару и сквозь дым наблюдал, со своей характерной ухмылочкой, как Скарлетт любезно беседует с гостями, наливая им чай и кофе. А если бы он надумал присоединиться к компании, то сразу очаровал всех дам, ведь когда он захочет, ни одна женщина не может устоять перед ним.
Мысли о Ретте не давали ей сосредоточиться, она то и дело теряла нить разговора, отвечала невпопад, и Шарлотта, сидевшая рядом, удивленно посматривала на Скарлетт.
Когда последний гость покинул гостиную, Скарлетт приблизилась к своему портрету, будто желая почерпнуть твердости, гордости, невозмутимости, уверенности в себе у женщины, смотрящей на нее с полотна. «Разве эта женщина может страдать, плакать по ночам? Разве будет она мучиться из-за того, что кто-то исчез, не попрощавшись? Конечно, нет!»
- Что с вами, дорогая? – тронула ее за руку Шарлотта.
От неожиданности Скарлетт вздрогнула и с испугом оглянулась. На мгновение у нее возникло желание исповедаться старшей подруге, но она тут же подавила его. Никогда, ни одной женщине не открывала она тайников своего сердца. К тому же холодный, расчетливый характер Шарлоты вовсе не располагал к откровениям. А вдруг она захочет воспользоваться исповедью Скарлетт в каких-либо корыстных целях? Шарлотте и так кое-что известно о ее прошлом, и Скарлетт старалась не думать о том, что именно раскопала миссис Монтагю. Она была уверена, что подруга знает о разводе и имени ее бывшего супруга, значит, расскажи она о появлении Батлера в Дублинском замке…
- Я соскучилась по дому, по Кэти, - вымученно улыбнувшись, промолвила Скарлетт.
- Осталось всего десять дней, дорогая. Три бала и пара частных вечеринок.
- Да, я помню. Я обещала, что проведу в Дублине весь сезон, и исполню свое обещание, но, видит бог, обилие развлечений тоже надоедает. Это как в Чарльстоне – к концу сезона я так вымоталась, что с трудом заставила себя пойти на последний бал – бал святой Цецилии.
- Я слышала, балы в Чарльстоне проводят с размахом…
- Ха! Они только пытаются многочисленными правилами и неукоснительным соблюдением этикета создать впечатление, что это настоящий бал. После войны все в Чарльстоне почти нищие, и их убогие балы не идут ни в какое сравнение с самой скромной вечеринкой на сотню персон в Дублине. Знаете, Шарлотта, мне сейчас пришло в голову, что мой успех здесь связан с тем, что я ирландка.
- Вы имеете в виду свою фамилию? Конечно, О’Хара – звучит колоритно, очень по-ирландски, но все принимают вас за американку, и именно этим вы интересны. К тому же, должна вас удивить, но англичане, постоянно живущие в Ирландии, считают себя ирландцами не меньше, чем имеющие кельтские корни семьи, как например, ваша.
- С какой это стати? – нахмурилась Скарлетт.
- А почему бы им не думать так? Например, мои предки жили в Ирландии с незапамятных времен, чуть ли не раньше появления в Америке первых поселенцев из Англии и Франции. Вам никогда не приходило в голову, Скарлетт, что и до Колумба в Америке жили люди?
- Да, жили… Еще незадолго до моего рождения Джорджию населяли индейские племена… - не ожидая подвоха, кивнула Скарлетт.
- И где они теперь? И кого считать истинными американцами, их или граждан Соединенных Штатов?
Слова Шарлоты поставили Скарлетт в тупик, а обычно невозмутимая старшая подруга почему-то разгорячилась:
- Во все века более сильные и прогрессивные народы завоевывают слабых и отсталых, это закон истории. Ирландцы все никак не могут забыть Ольстер, Кромвеля и свое поражение в битве при Бойне. А что бы представлял собой этот зеленый остров без англичан? Здесь не было бы больших городов, железных дорог и промышленности. Англичане принесли в эту страну цивилизацию и просвещение – разве стоит их за это ненавидеть?
Кровь Джералда О’Хара ударила Скарлетт в голову, она сжала кулаки и выкрикнула:
- Они истребили сотни тысяч ирландцев!
- А кто считал, сколько индейцев погибло, пока выходцы из Европы завоевывали бескрайние просторы Америки?
Скарлетт уже разинула рот, чтобы возразить, но не нашла аргументов. Она помнила рассказы ветеранов, похвалявшихся, скольких краснокожих они пристрелили, помнила, с каким азартом Тони Фонтейн говорил о стычках с индейцами, которых вытесняли с территории Техаса. Так за кем правда?
Сбитая с толку, она постаралась взять себя в руки:
- Меня никогда не волновали вопросы исторической справедливости, и я не хочу спорить о них, вникать во все эти сложности. В Баллихаре я буду оставаться ирландкой, и пусть высшее общество Дублина считает меня американкой – мне все равно. Я очень признательна вам, Шарлотта, что вы открыли для меня двери в светский мир Ирландии. И я думаю, когда Кэти вырастет, она пойдет по моим стопам – будет принадлежать двум мирам. Знаете, это очень интересно, будто проживаешь две жизни.
- У вас была еще и третья, американская… - примирительно проговорила Шарлотта.
«Вот эта страница закрыта навсегда. Кэт никогда не увидит ни Чарльстона, ни Атланты, - подумала Скарлетт. – Моя дочь настоящая ирландка, растет среди ирландцев и даже своих любимцев, кота и пони, назвала кельтскими именами».
А в это время Кэт бежала изо всех сил, все дальше и дальше углубляясь в лес. Никогда в жизни она не бегала так быстро, она уже задыхалась, но останавливаться было нельзя, сзади слышался топот и крики. Рядом со стуком ударился о дерево камень, и она съежилась от страха.
Мальчишки из Баллихары преследовали ее с криками и улюлюканьем, не замечая, что проникли на запретную территорию, в лес возле Биг Хауса. Но сегодня они могли не бояться строгой хозяйки поместья, и разделаться, наконец, с кальёк, этой маленькой ведьмой, дочкой О’Хара, пока ее мать развлекается в Дублине в обществе проклятых английских лендлордов. Среди взрослых в Баллихаре только и говорят, что О’Хара предала их и водится с англичанами.
- Вон она! – крикнул один из мальчишек, указывая на тень под деревом. Он уже замахнулся было камнем, чтобы запустить в зеленоглазую девчонку-оборотня, как увидел, что вовсе не Кэт стоит под деревом – из под только что распустившейся листвы выступила фигура страшной старой колдуньи, которая грозила мальчишкам своей клюкой. Завопив от ужаса, маленькие злодеи бросились наутек.
Проводив их неодобрительным взглядом, старуха огляделась по сторонам. Испуганная и задыхающаяся девочка, будто затравленный зверек жалась к стволу старого дуба, и с опаской смотрела на нее своими большими зелеными глазами.
- Не бойся меня, я не причиню тебе зла, - сказала Грейн. – Пойдем со мной, я напою тебя чаем.
Глядя исподлобья, Кэт приблизилась к старухе, и вложила свою крохотную ладошку в ее грубую морщинистую руку.
- А пирожные у тебя есть? – спросила она доверчиво.
- У меня есть вкусные лепешки и сладкий сироп.
Баллихара гудела от недовольства. Ее жители считали О’Хару своей, а она спуталась с англичанами, раскатывает по балам, того и гляди выскочит замуж за какого-нибудь английского офицера. Что тогда будет со штабом фенианского движения? Разве смогут они безнаказанно собираться на свои сходки и хранить оружие в городе, когда в нем не продохнуть будет от англичан?
«Продалась англичанам, предала всех нас», - роптали многие.
Миссис Фицпатрик считала такие разговоры опасными, и решила каждый раз, как в «Айриш таймс» появлялась заметка о фуроре, который произвела Скарлетт в столице, приходить в бар Кеннеди и вслух зачитывать ее. Усилия миссис Фиц возымели успех: недовольное ворчание стало стихать, уступив место гордости.
«А ведь Наша О’Хара утерла нос англичанкам. Разве по красоте и ловкости хоть одна из них может сравниться с хозяйкой?» - вопрошал шорник.
«Когда она в первый раз выехала на своем большом жеребце, вырядившись для верховой езды, да как поскакала – я аж диву дался, сроду не видел, чтобы женщина так ловко в седле сидела. Куда до нее англичанкам!» - говорил галантерейщик.
«А я так еле узнал ее – такая красавица она в этой шляпке, да в платье со шлейфом», - поддакивал кузнец.
«Наша О’Хара может танцевать рил пять часов подряд, должно, и на балах в Дублине она лучше всех пляшет».
«А и пусть она отобьет женихов у английских баб! Попомните мое слово – наша О’Хара за англичанина ни за что не выйдет!»
Колум не оценил находчивости Розалин. Просмотрев газеты, он в бешенстве отбрасывал их.
- Что с тобой, Колум? – спрашивала его миссис Фиц. – Неужели ты ревнуешь?
- Да, разрази меня гром! Я ревную, – с горечью восклицал он. - Но не потому, о чем ты думаешь! Я боюсь, что англичане обольстят Скарлетт так же, как они сделали это с Джоном Девоем. Она уже пыталась заставить меня отказаться от борьбы, так повлияли на нее речи Парнела. Я люблю Скарлетт… Как сестру … И боюсь потерять ее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2009/01/30/900
Свидетельство о публикации №209012900302