Рассказ для детей и взрослых

Рассказ для детей и взрослых Пани Кисаревская

Приручение

         Первый раз я увидела эту девочку утром в саду. Она была в светлом платье цветочками и внимательно смотрела на меня. А я сидела под кустом акации и щурила глаза от яркого желтого солнца. Я тогда ещё не знала, что девочку зовут Муркет, что она из нашего рода, и что у меня, оказывается, растут на ушах кисточки, как у рыси. Вообще-то девочка была достаточно взрослой и, как я слышала краем уха, приехала в Кабул учить взрослых дядей русскому языку. А пока я сидела под кустом, она собирала какие-то дощечки и забивала ими большие дырки в потолке. Я знала, что ночью по чердаку её жилища бегают табунами большие крысы, но помочь ничем не могла- крыс было много, а я обычно охочусь на крыс- одиночек, подкрадываюсь к ним , хватаю за горло и перегрызаю его. Крыс я не ем, они пахнут ужасно, я оставляю их в саду и ухожу в заросли акации и розовых кустов. Лепестки роз падают на землю и благоухают. Я люблю этот запах. А крысы- это другое. Они живут в стенах домов, они кишат на чердаках, и никто не может их победить, потому как их- тьма.
             Я знала, я догадывалась, что девочка Муркет хочет приручить меня, чтобы я помогла ей прогнать мерзких тварей. Но, увы, я была дикая. Я никогда не жила с людьми, я боялась людей и потому никогда не подходила к ним и не входила в их жилища. Пусть они живут сами по себе, а я - сама по себе. Мне хватает розовых кустов, акации и огромного тутового дерева, на раскидистых ветках  которого я люблю спать ночью. Но однажды я почуяла какой-то странный, притягивающий к себе запах. Под кустом белой акации лежал кусок сырой бараньей печёнки и благоухал. Скажу честно, я долго принюхивалась, потом, когда все ушли и в доме и в саду не осталось никого, кроме попугая в клетке, я не выдержала. Каюсь, я съела это чудо , блестящее и мягкое. На другое утро такой же кусок печёнки лежал немного ближе к крыльцу, по которому Муркет поднималась в своё жилище. Когда все ушли, я подошла поближе и съела, да, я съела этот кусок. Так продолжалось почти 10 дней. Наконец, когда хозяйка ( так теперь я её буду называть) вернулась домой, я сидела на её крыльце и смотрела на неё во все глаза- Прогонит или нет? Она не прогнала. Она открыла дверь в жилище и сказала- Заходи. Я зашла.

Другие обитатели

              У хозяйки я была не одна. В доме жил попугай Тутигак, привезённый из Пешавара и подаренный хозяйке учеником Алимом. Попугай был большой, ярко-зелёный, с большим красным клювом и красными лапами. На шее у него красовались три ожерелья- белое, голубое и красное. Сначала у него не было хвоста, но потом он вырос и стал мешать ему прыгать по жёрдочкам в клетке, поэтому хозяйка часто выпускала его погулять на широкий подоконник. Он важно ходил взад и вперёд, наклонял голову с выпученным глазом и брал в лапы очищенные грецкие орехи. Съедал половину (до самой лапы), а остальное щедро  бросал вниз с подоконника и принимался за другую порцию. Мне это не нравилось. Орехи такие дорогие, а он разбрасывается. Однажды я не утерпела и пыталась схватить его за его длиннющий хвост. Но тут же получила крепкий удар красным клювом в темя, отчего у меня долго болела голова и прыгали искорки в глазах. С того времени я наблюдала за попугаем издали, иногда облизывалась и отворачивалась в сторону.

            Крыс мы почти вывели, тем более, что они разбежались сами после сильного землетрясения, когда обвалилась земляная крыша домика, провалился потолок в комнате и крысы разбежались . Хозяйка переехала в новое жилище. На этот раз это была просторная комната с двумя широкими окнами, на одном из которых установили мелкую сетку от насекомых и скорпионов. Но я любила гулять по ночам ( я ведь была охотником), и будила хозяйку, когда возвращалась. Это ей не нравилось, и она сделала специально для меня дырку в сетке, очень узкую и острую, через которую я протискивалась, возвращаясь после ночных похождений. Кошачья шерсть оставалась на острых кусочках проволоки, и соседи говорили, что никакой скорпион никогда не полезет в такую дыру, потому что он боится кошачьей шерсти. Но увы! Однажды чуть не случилась беда. Я услышала эту историю позже. Хозяйка вернулась с работы, открыла дверь комнаты, и тут же вместе с нею в комнату шагнула маленькая девочка Алёнка - Кукушкин, как называла её хозяйка, потому что всегда вместо приветствия говорила девочке КУ-Ку. Хозяйка пошла закрыть шторку на окне и ужаснулась: на ткани сидел большой прозрачный скорпион, и он очень быстро переместился на пол и побежал к девочке. У моей хозяйки в то время ещё не было своих детей, но инстинкт матери был. Она схватила девочку под мышку и выбежала из комнаты. На крик прибежали соседи, среди которых, к счастью, оказался таджик-переводчик, для которого убить скорпиона было - раз плюнуть. Он схватил огромный афганско-русский словарь и прихлопнул им чудовище. А потом мы все выжигали место гибели скорпиона и его самого, потому что, как сказал наш спаситель, на место гибели собрата прибегают другие скорпионы и пожирают его останки. Вот так было дело. Я жалею, что меня в то время не было рядом.
          Но зато в другой раз я не сплоховала. Летом, когда в комнате было очень душно ночью, хозяйка располагалась спать в саду на широкой и высокой деревянной тахте. Я любила пристраиваться к ней в изголовье и слушать её дыхание во сне. И вот что случилось однажды. Я рассказываю это со слов соседей, потому что сама не умею сочинять прозу. Наступило утро, и раздался вопль соседки: «Галя, Галя, немедленно вставайте!» Я сидела на тропинке у кровати, мои лапы прочно зажали большую сколопендру, которая извивалась подо мною, пытаясь укусить в брюхо. Оказывается, как увидела это соседка. Я почуяла насекомое , которое подбиралось к голове хозяйки, и смахнула его быстро на тропинку, а потом прыгнула следом и придавила. Сколопендра была многоногая ( ног сто!) , жирная, красного цвета и ужасно злющая. Мы переехали её колесом детской коляски, чтобы умертвить, но всё равно две половинки извивались и жили. Хозяйка налила мне в знак благодарности молока, но я его не люблю. Немного попила для приличия. На другой день я принесла хозяйке в подарок огромную крысу с перегрызанным горлом, Я вошла в комнату именно через то отверстие, о существовании  которого   узнал скорпион. К несчастью, хозяйка ела что-то из большой тарелки прямо возле окна, и мне пришлось положить  трофей возле тарелки. Хозяйка почему-то сначала закричала, потом умолкла и стала смотреться в зеркало. Оказывается, от неожиданности и страха она прикусила себе язык (она же ела!), он тут же распух, стал синий, и хозяйка несколько дней не ходила на работу. Потом я уже не носила крыс через окно, а либо клала их на кровать хозяйке, либо – в кресло в саду, чем приводила в бешенство соседку Галину Ивановну. «Опять Ваша Пани была на охоте! Уберите Вашу крысу»- истошно кричала она,и Хозяйке приходилось выполнять довольно неприятную работу - выбрасывать животное и мыть кресло. Но я ведь ото всей души делала подарки!
        Однажды я познакомилась со странной МУШХУРМА. Это такая оранжевая большая то ли крыса, то ли хомяк, то ли крот. Животное было слепое, оно пило воду, подставив рот под водопроводный кран на улице, и совсем не боялось ни меня, ни людей. Я понюхала это создание и отошла в сторону. Он не представлял для меня никакого интереса. Соседские мальчишки потом сказали, что это оранжевая мышь, она живет на посевах и поедает урожай. Они убили эту мышь. Зачем? Она же жила в саду и её мог кто-нибудь приручить. Вот такие зверюшки жили со мной по соседству.

Материнство
 Меня уже давно нет. Прошло ведь более 40 лет с тех пор, как я переступила порог дорогого мне жилища. Но хозяйка ещё жива, и она говорит моим языком, мыслит моими мыслями , в её памяти остались события такими, какими они представлялись мне, Пани Кисаревской, тогда, в холодные кабульские ночи. Одна зима была особенно холодной. В горах замерзали овцы с новорожденными ягнятами, в городе собаки прятались под остывшими уличными мангалами , а я- я была счастлива. Когда в доме кончались дрова и хозяйка укутывалась несколькими одеялами , я пробиралась к ней под одеяло и устраивалась возле живота. Она меня не прогоняла- так было теплее и ей, и мне. А когда потрескивала  печка-буржуйка, я вытягивалась во весь рост на дровах возле печки-тутовых, дубовых, арчовых, чинаровых, и сладко-сладко спала. Весной, когда толстый слой снега на плоской крыше нашего дома начинал подтаивать, сверху, с потолка начинало капать какой-то мутной жидкостью. Хозяйка подставляля банки и тазы под капель и раскрывала зонтик над постелью, чтобы вода с потолка не мешала спать. Она была смешная, эта хозяйка… Сама месила глину и сама заделывала дыры на крыше, сама белила стены в комнате и сама покупала дрова на рынке. Дрова продавались на вес - очень дорого. Но зато в доме было тепло.
    
           Не знаю, как это произошло, но я вдруг стала матерью. Конечно, как у всех уважающих себя кошек, особенно кошек с кисточками на ушах, у меня был кавалер. Он иногда появлялся где-то далеко в саду, чёрного цвета и без кисточек на ушах. У меня родились котята. Конечно, я родила их на постели хозяйки, их было много и хозяйка перенесла всех в старый чемодан, постелив там старые бумаги. Она была недовольна, потому что накануне я порвала все её диссертационные записи, пытаясь соорудить гнездо для будущих малышей. Мне не понравился чемодан и я перенесла котят, взяв каждого за шкирку, обратно на кровать. И тогда хозяйка сделала что-то нехорошее с моими детьми. Дети исчезли, остался один, с белым пузом и толстенькой мордочкой. Я ходила по дому, жалобно мяукала, звала своих детей, но напрасно. Их не было нигде. Я плакала, хозяйка, как мне казалось, плакала тоже, потому что отворачивалась и шмыгала носом.
          Оставшийся котёнок был непоседой. Он всё время дергал меня за хвост, мешая спать , хотел играть, даже пытался приставать к попугаю. Однажды я придумала- я легла на стул, распластавшись на нем, как гитара, а хвост опустила вниз, изредка двигая им из стороны в сторону. Котёнок был рад. Он играл моим хвостом, а я спала. Потом я стала обучать его охоте. Я приносила домой мышат, сначала голеньких, потом шерстяных, подросших. Я немного придавливала их, чтоб не убежали, и поддавала лапой, чтоб шевелились. Котёнок быстро научился их ловить, хотя поначалу боялся. Настало время учить дитя лазить по деревьям. Я выходила с котёнком на тропу в саду, шла по тропе, стараясь, чтобы котенок шел следом и не отставал, потом подходила к дереву, издавала сигнальный звук и забиралась на ствол. Повиснув на передних лапах и упираясь задними в ствол могучей акации, я оглядывалась, смотрела на своего отпрыска сверху вниз и призывала его следовать за мной. Когда он падал, я поднимала его носом и мы шли дальше, выше и выше. Так, шаг за шагом, мы проделывали путь от земли до веток, а потом я учила его переходить с дерева на дерево. Я же была рысью когда-то. Котенок учился, но на деревьях сидел мало, не любил, к тому же у него не было на ушах кисточек . В отца пошел, породу испортил.
            В другой раз, когда у меня опять должны были появиться дети, я придумала ночью спать на горле у хозяйки. Мне было тепло и я чувствовала, как в унисон с биением сердец моих малышей бьётся какая-то жилка на шее хозяйки. Она просыпалась, убирала меня с шеи и засыпала вновь. Так повторялось неоднократно. Не знаю, почему я это делала. Может быть, когда-то моя мама-рысь так же прижималась брюхом к ветке дерева, когда спала  с детишками под сердцем. И вдруг я исчезла. Не было ни меня, ни котят. Хозяйка долго звала меня, смотрела во всех уголках старого дома, но меня не было. И только через несколько дней, а, может быть, недель, меня обнаружили. Я забралась в старую, отжившую свой век печку-буржуйку, которую поставили в отхожее место и в которой еще сохранялись давно погасшие угли и древесная зола. Наверное, мне было холодно. Котята были мертвы. Они лежали рядом, высохшие и жалкие, а один оставался в моем животе . Я издыхала. Я смотрела на хозяйку виновато, а она плакала и причитала: « Что же ты наделала, несчастная?» Меня вытащили, убрали мертвых детей и положили в коробку. Хозяйка кормила меня , давала пить и гладила по голове.
                Я выжила и на другой год принесла новых котят, черных и серых. Черные были папины, серые - мои. « Кошка Ваша, куда хотите, туда и девайте котят!»- заявили соседи по дому. Никто не хотел брать к себе в дом котенка. Это было жестоко. Хозяйка решилась на отчаянный шаг. Она налила в ведро воды, приготовила крышку и хотела опустить туда всех моих детей, но они всплывали и отчаянно барахтались, сражаясь за жизнь. Я ходила кругами и мяукала. Но напасть на хозяйку не решалась. Я её любила. А она, о жестокосердная, брала каждое моё дитя, опускала его в воду и держала там до тех пор, пока не чувствовала, что котенок окоченел и перестал двигаться. Она страдала. Слезы катились по её щекам, но она продолжала методично и жестоко окунать моих детей в ведро и ждать их гибели. Потом, выбросив мой приплод в сточную яму, хозяйка бросилась на кровать и горько рыдала несколько часов подряд.
             Так мы и жили. У меня больше не было котят. Те, что погибли в ведре с водой, были последними. Иногда к нам наведывался черный кот, блестящий и ухоженный. Это был кот из соседнего дома, оставшийся там от прежних хозяев- чехов, у которых в доме был бассейн, в саду - не розовые кусты, а вишневые деревья. Но у нас тоже был ШАТУТ- огромное раскидистое дерево шелковицы с большими черными плодами , которые падали на землю и оставляли на ней фиолетовые пятна. Чёрный кот меня мало интересовал и он , кажется, ушел к другой кошке, у которой не было кисточек на ушах и которая, наверное, родила ему не одну дюжину котят. А потом хозяйка уехала, и я долго мяукала в саду, разыскивая её, смотрела под кустами акации, в ветках шелковицы, в старом заброшенном дровяном сарае. Её не было нигде. Нигде и никогда.