Ты никогда его не видел

Всё видит и всё знает не тот, кто очень стар,
а тот, кто уже умер.      
(Примечание автора)


Лютой зимой на постоялый двор
Зашёл бродяга с белой тростью длинной
Он снег стряхнул на меховой ковёр
И испросил погреться у камина.
Бродяга был замерзшим и разбитым,
И был к тому же от рожденья слеп.
Хозяин не был жадным и корыстным
И не спросил уплаты за ночлег.

И тем же вечером приехал богатей
На тройке убранной парчой и лисьим мехом.
Он выругавшись вылез из саней
И к дому не спеша пошёл по снегу.
Хозяин был большому гостю рад,
Тот приказал принесть вина и сала,
А лошадям по полпуда овса,
Он приказал отсыпать из амбара.

Увидев нищего, приехавший богач
Лица не сморщил, выгнать не заставил:
«Здорово, милый человек, прошу тебя
Со мною выпить за царёво здравье!»
«Чего ж не выпить, - вымолвил слепец, -
Коль вы не шутите, я только буду рад.
Я третий день уж ничего не ел,
Я лишь бедой и возрастом богат».

Хозяин им принёс кастрюлю супа,
Один кувшин с вином, бочонок пива,
Буханку хлеба, пять головок лука,
Шмат сала, ложки, два ножа и вилки.
Слуга помог бродяге сесть за стол,
И тот на ощупь стал искать тарелки.
Он молча ел и запивал вином,
И рад был, что случился добродетель.

«Скажи мне милый человек о своём горе, -
Сказал богач меж кружками вина:
Как можно жить и говорить и спорить
Не видя, с кем тебя судьба свела?
Как можно не дивиться станом женщин,
Как можно ехать, не смотря вперёд,
Как можно знать, что мрак грядущий вечен
И не молиться днями круглый год?»

«Спасибо, барин! – отвечал бродяга, -
Вы благодетель мой, но вас не вижу я.
И не смогу я объяснить всё сразу,
Ведь нету терминов в запасе у меня.
Вы говорите снег есть белый белый,
А я лишь знаю, что холодный он,
Он крапинками бьёт меня по телу,
А белый он иль чёрный, всё равно.

Вы все гордитесь красотой природы,
Вы счастливы – вы видите рассвет.
А для меня нет счастия иного,
Чем был бы я накормлен и согрет.
Я даже не смогу себе представить
Какой костюм на вас сейчас надет,
Привык я к тряпкам и лохмотьям рваным,
Но даже знать не знаю ихний цвет».

«Несчастен ты, мой милый собеседник, -
Богач печально посмотрел в окно, -
Как описать тебе все прелести вселенной,
Если не знаешь ты и цвета своего?
Как объяснить тебе, что красное вино,
Что в нас с тобою тут рекою льётся
Играет искрами, как мёрзлое окно
В лучах свечей, камина или солнца?»

«Я представляю, барин, этот свет,
Как совокупность звуков и касаний:
Метёт метель – звучит как белый цвет,
А дом сей тёплый – стало быть он красный.
Вино теплом влилось в мой бренный прах,
Оно согрело – значит красным было…»
«Но как ты можешь описать всё так? –
Ты ж никогда его воочию не видел?»

«Я знаю как цветёт весной сирень,
Точнее знаю её запах пряный.
И то, что запахом понравилось бы мне
Было сиреневым, а, стало быть, приятным.
Я только что поел зелёный лук
Он горький, но полезный от простуды,
И жизнь моя горька от разных мук,
Она – зелёная, представить то не трудно.

Церковных стен коричневый кирпич
Но ощупь твёрд, поверхностью неровен.
А мягкость жёлтых листьев даст постичь
Цвет одеял и бархатных полотен.
Но женщину мне точно не забыть –
Все краски красотой узоры вили!..»
«И как же ты о ней можешь судить,
Ведь ты её воочию не видел?»

«Да, я не видел, зато смог представить,
Но ночью мне не снится ничего.
Видений нет, откуда бы им взяться,
Лишь только темнота берёт своё».
«Я вижу, ты не очень-то несчастлив,
Хотел бы я любви услышать цвет.
Тот фейерверк всех ощущений страстных
Мне зрение мешает рассмотреть.

Слепец, поверь, всё то о чём сказал ты
Ни один зрячий испытать не смог.
Не видишь ты ни придорожной грязи,
Не видишь ты уродства дураков.
А может ты счастливей ста царей –
Не видишь ты красот святых погибель.
Тебе расскажут может быть о ней,
Но ты её воочию не видел.

А этот маленький облезлый старый дом
Он тёплый, да, а значит и красивый.
Он для тебя покажется дворцом,
Ведь ты его воочию не видел.
Мил человек, завидую тебе
Ты счастлив тем, что видишь всё как хочешь.
Захочешь – будет всё в огне;
Захочешь – грязь цветами позолотишь».

«Спасибо, барин, вы наверно Бог.
Как жаль, не вижу тех, кому молиться.
Вы для меня открыли сто дорог,
Мне с вами, барин, ввек не расплатиться».
«Забудь, мой друг, и радуйся, живи.
Твоя фантазия поможет нам в работе.
Мы завтра все дела обговорим
Со мной пойдёшь? Сей час уж спать охота…»

Но утром барин встал с похмелья поздно.
Бродяги не было – видно ушёл давно.
Богач раздетым выбежал к морозу,
Но все следы уж снегом замело:
«Те сто дорог ведут в другие дали!
Заблудишься слепец в сём мире гиблом!
Вчера о разном, видно, мы мечтали.
Тебе видней, а мне вдвойне обидно…»

8 декабря 1995 года.