Кто смеется последним

Хи-хи. Ха-ха. Хочешь еще? Нет, не хочешь, по глазам вижу, что не хочешь. Ну, так и уходи отсюда, сколько можно одной и той же бессмыслицей заниматься?
Хи-хи.
Вслед несутся мои скрипучие смешки, и ты вздрагиваешь, словно тебе в спину кидают мелкие камешки, почти песок. Неприятно, да, ведь такая мелочь, а так раздражает. Мне это отлично известно. Ха-ха.
Идет, спиной изображая презрение. Ну и ладненько, ну и чудненько, ну и славненько. А ведь еще раз придет, упрямый. Что ж, так же встретим, так же и проводим.

Каждый раз одно и то же, только злится все больше. Хи-хи, ха-ха. Это ему вслед, чтобы не думал, что раз ушел за мост, так уже ничего и не будет.
Говорит, каменная тварь, сволочь бессердечная. А мне это - до хи-хи, это же так и есть. Ты бы вообще меня грохнул, если бы мог. А потом бы составил из кусочков и грохнул еще раз - за все, что я с тобой сделала когда-то. Ха.

Ну, тут я даже могу тебя понять. Влюбиться в девушку-красавицу, встречаться с ней вечерами, поедать глазами - при этом, кстати, даже за руку не смея взять, потому что хрупкая девушка, тоненькая, прозрачный цветок, дунуть - и рассыпется. Так вот, нежно ухаживать, о себе говорить такое, что и лучшему другу-то не скажешь, а девушка только глазами - то в пол, то в глаза. И смотрит, смотрит, с таким искренним восхищением и вниманием. Ну, кто на такое не поведется? Вот-вот, и я о том же. И хозяин мой отлично это знал. Говорил, что непременно все получится. Вот и получилось. Ха-ха.
Так вот, повелся, приходил, разговаривал, а девушка то тут слово невзначай обронит, то здесь вопрос задаст, да все по мелочи и незаметно вроде, а смотри - он уже и в лепешку ради нее готов расшибиться.
Хи-хи. И расшибся ведь. И не один раз. Ха-ха.

Встречаться продолжал, и вид у него становился все более побитый и потрепанный, и с подарками хуже стало, только девушка - такая преданная, такая хорошая - все уверяла, что не в подарках дело. Он к ней от этого еще больше привязался.
Неприятности начались - он приходил вечерами и рассказывал, а она ему сочувствовала. Угощала. Утешала. По волосам гладила, руку не отнимала, когда брал, но сама ласкаться не лезла, отчего он ей еще больше благодарен был.
Ха.

Дальше - больше. Стал терять репутацию, влияние, потом и пост потерял, и с силами стало похуже, уже и заклинания перестали даваться. Тогда он приходил растерянный. Даже плакал несколько раз. А я тогда вместе с ним плкала, обнимала его, и слезы на его ресницах целовала - до сих пор вкус помню. Дождь тогда грохотал - по стеклам, по крыше, по мостовой. Молния иногда сверкала, тогда из темноты на мгновение появлялось его лицо - напряженное, губы сжаты, все черты острые, и на ресницах - слезы.

Ты одна у меня осталась. Так он сказал тогда, и мне захотелось свернуться у его ног и так умереть. Или чтобы он все бросил, сию секунду, взял свой плащ и меня, и чтобы мы вышли и ушли как можно дальше. Неважно, что у меня хозяин, о котором он не знает, и неважно, что тут еще есть дела. Жизнь свою спасать надо было. Вышли бы в дождь, ушли бы из города, далеко, прочь, у него еще оставалось немного сил, не все они иссякли, мы бы выжили, я бы тоже смогла - я не только смеяться умею и не только притворяться хрупкой девушкой.

Ничего не случилось. Наутро хозяин ко мне заглянул, проверил - только посмотрел в глаза, так и скривился. Но за ухом почесал и на охоту отпустил. Заодно и сказал, что скоро все кончится, и спросил, не забыла ли я, что я такое. Как такое забудешь - особенно когда сидишь и пожираешь свежее мясо, которое только что было живым зверем, а я сама его загнала и разорвала на куски. Ха-ха.

Скоро все и кончилось. Я так и не знаю, чем он моему хозяину досадил, да и не мое это дело. Но досадил знатно, иначе зачем бы такой мастерский последний штрих...
Он обязательно должен был прийти к хозяину. Он и пришел. Только дальше, чем за мост, он не попал. За мостом, у кованых ворот, стоят две большие тумбы, на одной сидит моя сестра (давно уже сидит, она глупа, на большее ее не хватает), а на другой - на другой в тот день сидела я. То есть не я, а девушка. Он замер, не знал, то ли броситься с радостью, то ли что еще, ведь - откуда та нежная хрупкость могла тут взяться, что ей здесь делать-то?
И тут, прямо у него на глазах, девушка начала меняться.
Каменное тело, лапы, гривка, когти, морда глумливая, и усмешка такая же. И хихиканье. Хи-хи. Ха-ха. Вот такое. Горгульи всегда насмешничают, такая уж наша порода.

В общем, с тех пор он так и ходит. То пропустить просит, то требует, то умоляет, то просто орет на меня и такими словами кроет, что я аж дрожу от восхищения и стараюсь тщательно запоминать. Пригодятся еще - просителей хватает, надо же их чем-то отваживать.

Каменная тварь, бессердечная сволочь, всю жизнь погубила, всего бедненького убила, а теперь насмехается. Хи-хи. Так бы и убил ты меня, так бы и порвал голыми руками, а потом бы собрал из кусочков и опять убил, да попробуй тут, сделай что - каменная же, правда каменная тварь, вот и остаются твои угрозы - пустыми словами. Ты пыл растратишь, выкричишься, пнешь мою тумбу и уйдешь, гордый, и в спину тебе полетит мое ха-ха, как мелкие камешки, а я опять останусь тут сидеть, как дура.

Хоть раз бы догадался с собой молот принести, дурак.

Ха-ха.