Рынок, цынга-не и чертижопы

                Рынок, цынга-не и чертижопы


Папаша Карр-лоо заикнулся как-то, в пьяном угаре: «Что было бы неплохо сходить на рынок, купить жратвы, барахла, одежды-секондхенда,  не слишком засратого, а то в лох-мотьях,  как бомжи ходим - западло. Да ащо, бухла сивушного купить, по дешевке у старой знакомой, бабки-барыжницы, ну и с****ить, чего плохо лежит можно, а глядишь и халтура какая подвернется. Ащо бутылки пустые сдать можно, вот оно,  реальное бабло и будет».
- Папа, так это просто Клондайк какой-то, - сказал весело Ы. – Рынок, значит такое место, где можно и попить, и поесть, и заработать!
- Ага, и ****ы еще получить там можно! - добавил Карр-лоо.
- Это как? ****ы получить? – не понял Ы.
- А вот так! Хорошей ****ы, по еблищу, да, по бокам! А вообще заткнись и ****ом не щелкай, скоро пойдем, и сам все увидишь. Спи, давай, - папа отвернулся к стенки и чуть тише сонным голосом проворчал. - Иш бля, малолетка, Клондайк ему на рынке. Да если бы так, я там жил бы день и ночь, и спал, и срал там тоже! Спи придурок длинноносый!
Папа отвернулся к стенки и через минуту стал похрапывать.
БуратЫно обиженный последними словами родителя стал, с остервенением давить, своим носом,  пробегавших мимо, обнаглевших тараканов, стараясь продырявить их с одного удара.

- Не стучи как дядел! – крикнул, злой, было задремавший, папа. - Не то обрежу, на ***, нос! Будешь ходить с таким, как у твоего ****утого пидрильного «дружка», как его там ****ину зовут, забыл, козла этого недоделанного?
- Поппер. И ни какой он мне не дружок, - робко пискнул Ы.
- Во-во, Поппер.  Чмошник, пидрило очкастое. Я бы свою собаку так не назвал, а этот дурак откликается. Водишься со всякими придурками, потом дырки просишь просверлить. Спи, сказал!
И в назидание папа запустил в БуратЫно свой тяжелый кирзовый сапог, с подкованной чугуном пяткой.
 Сапог пришелся как раз по ****у Ы и до его пустой деревянной головы дошло, что папа хочет спать. Убийство тараканов таким жестоким, шумным и не гуманным способом пришлось отложить на потом. БуратЫно лег на спину и уставился своим немигающим взглядом в потолок, с обвалившийся штукатуркой. Тараканы, почувствовав, что угроза в лице ужасного БуратЫно миновала, стали толпами ломится по каморке, обшаривая все щели и подъедая, громко чавкая, остатки нехитрой пищи, принесенной Карр-лоо из ближайшего мусорного бака.
Из угла слышалось храпение, похрюкивание и свист - папа спал.

На следующее утро, собрав все пустые бутылки в два тяжеленных мешка и взвалив их на хрупкие детские плечи БуратЫно,  а один легкий мешочек, взяв в свои руки,  Карр-лоо с сынком двинулись в сторону рынка.
 По дороге им попался гнусный мальчишка Поппер. Обозвавший БуратЫну  длинноносым уродом, чурбаном неотесанным, разбухшим поленом и головешкой без дырки. Бедный Ы никак не мог ответить на такую чудовищную неправду, он еле шел, с трудом передвигая ноги, сгибаясь, в три погибели, под тяжестью двух мешков.  Ища поддержки, БуратЫно, с надеждой,  посмотрел на папу, но алкашу было просто по ***, что происходит вокруг, тяжелое похмелье жестоко долбило Карр-лоо. Не найдя защиты, Ы обматерил Поппера последними и предпоследними словами, пригрозив « Что с мелким пидаром он еще разберется!». Поппер не внял угрозам и продолжил дразнить бедного Ы, а напоследок, запустил в морду деревянного мальчика два больших куска грязи и был таков. БуратЫно шел, чихая и выплевывая грязь изо рта, думая: «Какое же тяжелое у него детство. Папашке родному, на него по хуй, денег нет, ничего нет, да еще всякие уебки глумятся. Но ничего, вырасту и всем вам пидорасам задницы да развальцую!».
Так, с горем пополам,  папа Карр-лоо и его деревянный сынок дотопали до рынка.

Попав на рынок,  БуратЫно  ожидал увидеть бабок и дедок, в лаптях,  с мешками,  полными  плодоовощной продукцией. Но был неприятно удивлен и поражен,  увидев непонятных и странных людей,  одетых , все как один,  в спортивные штаны, с обвисшими коленками, кепки, большой площади. С  желтыми перстнями на пальцах и с такими же желтыми БЛЯстящими  зубами.  Причем у некоторых,  желтые БЛЯстящие зубы чередовались с обычными - белыми и серыми.  А у некоторых и вовсе  был один или два желтых зуба  и они постоянно толкали какие-то тележки с барахлом.  Обладатели большого количества желтых зубов, на толкателей тележек повелительно покрикивали и гладили себя очень довольно и важно по животу,  ковыряли зубочисткой в зубах, постоянно цыкая при этом. Говорили они  на каком-то непонятно птичьем языке «Ээээ, вали, мали, бали, хуль, халь, уля, васиза, аршло, булъо, кута, пете, ау, хульмули, буляля, малико, алеё, ээээ…» и,  то и дело,  размахивали руками.
- А кто это?- спросил удивленно БуратЫно.
- Это чертижопы. Дети далеких равнин и плоскогорий, причем эти равнины так далеко, что непонятно даже равнины это или, что повыше. Или еще говорят, что это дети высоких пещер и спустились они с этих пещер сюда, потому что у нас тут сладко и сыто, а там голо, голодно и дико. И навешивают всякую желтую ***ню, типа золота, на себя килограммами, кто больше - тот круче. Понтуются меж собой, как папуасы в Африки, кто больше БЛЯстит. Одним словом повыскакивали, повылазили, да понаехали, черти, отовсюду! Вроде их не было, а тут вдруг стало так много, что хоть отстреливай, как бешенных собак! Медом здесь, что ли намазано?! Причем полюбились им особенно рынки, тут их не просто много - а дохуя!!!  Похоже они тут уже все, в пещерах наверное никого не осталось. Скоро мы туда жить поедем, лишь бы эти рожи золотозубые не видеть! Так сказать обмен территориями, жизненным пространством. Хотя они ведь назад припрутся, когда все просрут, прожрут и продадут! Ничего сами не могут, а только как продавать, перепродавать и воровать!

БуратЫно шел, сгибаясь под тяжестью двух огромных мешков с бутылками,  вокруг сновали туда-сюда одно-дважелтозубые чертижопы, важно расхаживали толстые полртажелтозубые чертижопы. Но все же, меж детей высоких пещер, попадались редкие бабки с котомками, деды с клюшками, какие-то грязные люди все в язвах, от которых пахло дерьмом. Отовсюду слышалось: «Эй, слююшай»,  «Пакюпай дарагой», «Бэри, свэжий товаръ», «Опитом, опитом, дэшево», «Какхой такой дарагой, што токой гаворишь, савсэм задаромъ отдам такхой красывый дэвушк. Эй кхуда пошель, девушк, красавицъ, стой, бэри за осим, ну харашъоо, за сэм!»
Тут к БуратЫно  подскочила какая-то жирная, толи тетка, толи бабка, в непонятной одежде.  Закутанная, в невероятных размеров, платок, с кучей висящих  желтых, белых, красных  медальонов на шее, с жирной бородавкой на носу.  И только тетка открыла рот……БуратЫно так и охуел – все, до одного зуба были желтые! Рот блестел и переливался на солнце всеми цветами радуги, солнечные зайчики так и прыгали с одного зуба на другой!

- Э-э-э, дарагой, такхой малядой и красыывиййй, дай ручка пагадаююююю. Вся правда раскхажуу, гдэ, когда и с кэм бииль, ы биит, ы будэээт, ы вся какх ыест узнаыш! Дай копэычек и правда твой вэс будэт, всеэ какх эст скаэжуу!
БуратЫно еще больше охуел - его назвали КРАСИВЫМ!!!
- Вай выжуу, выжуу!- завопила  тетка.
БуратЫно продолжал охуевать от такого количества золотых зубов и от сказанного скороговоркой,  на полуптичьем-полунормальном языке, набора слов, смысла которых он не понял.
Но тут на помощь подоспел папашка:
- Чего ты можешь видеть, толстая дура! Пошла на ***! Погадает она, погадай лучше себе! А к пацану не лезь, видишь трудиться он, отцу помогает.
-Иш ты отэц нашеэлс, сынк заставляэт мэшок с пустой бутылк таскат, сам на легкэ ыдёт! Бэдный рэбенк эээксплюэтыруэт, алъкаш прокляэтий!
- Не гавкай, быдло бродяжье, ****уй в свой табор, там командуй и гадай своим рваным обсосам! - сказал Карр-лоо.
- Эхь ты пьяэн, этожь кхто тут рваэн и быдъл, да я своимъ дочеръ всэ зуб залётой вставыэл, колкотк в сэточка купиль, шарьфф махэровий! Цынга-нят  всэ в кожаный штани с ыгрушечъний пистолэт ходяэт, чупа-чупс сасут. А ти, на сэбя пасматры и на свой сын-оборъвиш, с длынний нос, шас цынга-на пазавъу, он с табой разъбэрётс!
- Да клал я на твоего цынга-на болт! И на «вэсъ», - передразнил Карр-лоо, - твой чертижопский выводок, а то, что у твоих дочерей все ****о золотое, так то, до первого гоп-стопа и пошли они все на ***, в колготках «сэточка»!  А шарф моХЕРовый  пусть на хуй своим грязным и немытым кобелям накрутят, когда те их ебать, во все дыры, в какой-нибудь грязной подворотне, будут. Свиноматки ебанные! Ебутся как черти, плодятся как тараканы, зараза такая и бегают потом в кожаных штанах с пистолетами игрушечными. Да пусть обсосутся своими чупа-чупсами, в глотку себе затолкают его, шваль малолетняя. Развелось чертижопых уродов, нормальным людям жить мешают!
-Ах ти старий прапойц! Какх ти загаварил, ныщэта галёдраний!  Нармальный людям мешаэм, да кхто тут нармалный, ты  краснаносий хрэн ыли вот твой аборвиш с длинний нос! - вопила тетка.

 Публика начинала интересоваться происходящим, любопытствующие рожи  отовсюду наблюдали за разворачивающимися событиями. Привлекала колоритная картина происходящего: какой-то нелепый мальчик, в рванье, с длинным носом, в грязном полосатом колпаке, стоит, сгибающийся под тяжестью огромных мешков, а рядом грязно матерятся, покрывая друг друга последними ***ми, толстая, все обвешанная золотом, уродливая цынга-нка и высокий, тощий, одетый  в рванье, тип, с синей мордой и небольшим мешочком в руках - явно хронический алкоголик.  Спорящие были в крайне возбужденном состоянии и обстановка вокруг, с каждой минутой, накалялась, готовая перерасти в потасовку, на радость всем местным бездельникам и дармоедам, жаждущих дешевых разборок.
 - Гдэ жэ такой нэдадэланний бэрут, - продолжала жирная сука, - вот, что  ты пьянь подзаборний, что твой насастый вирадок, оба в рваниэ, *** знаыт из какхой диры вылэзлы и туда жэ права качат.
Наблюдавшей публики становилось все больше и больше, толстые золотозубые чертижопы стояли и довольно смотрели на разборку, продолжая ковыряться зубочистками в зубах и поглаживать пузо. Толкатели тележек перестали суетиться и сев на свои тележки смотрели за происходящим, чертижопы-продавцы, поручив присмотреть за товаром своим  подругам из ближнего зарубежья, занимали удобные места, поближе к происходящему.  Простые  и не очень простые посетители рынка, т.н. нормальные люди, весьма заинтересованно притормаживали и ждали, что же будет дальше. За короткое время, происходящие привлекло внимание больше половины рынка.
- Да я вабщэ матъ гэроынъ, бальшой дэтей васпытал, буд прэжный страна мнэ бы мэдал далы, - не унималась цынга-нка.
- Какая ты к черту героиня, толстая сука, - говорил Карр-лоо, брызгая изо рта слюной,  на окружающих. Окружающие морщились, стыдливо доставали платки и вытирали слюни алкоголика Карр-лоо с носа, с ушей, со лба. Некоторые, из наиболее близко стоявших, не выдерживали слюнного водопада и спешно покидали место скандала, вытирая лицо руками, платками и полами одежды. Ругая себя за излишние любопытство: хотели посмотреть и поразвлечься, а получили плевок в рожу и не один. Как же гадко было уходить т.н.  нормальным людям без покупок и оплеванными вонючей слюной, из нечищеного рта папашки БуратЫно.  И не кому было пожаловаться,  и обратиться за сочувствием – все, включая представителей власти, были поглощены происходящем, и не было никому ни какого дела до нескольких оплеванных мудаков и мудачек.

А Карр-Лоо меж тем продолжал:
 - Бля, героиня нашлась. Да все твое геройство, что тебя дрючили, где только можно, как кошку дранную, твои же дружки цанга-не немытые. А про методы современной контрацепции ты отродясь, старая ****ь, не слышала. Вот и оскотинилась, как свинья в загоне, приплод за приплодом.  Свиноматка чертова. Кролики, наверное, меньше ебутся и рожают, чем ваше стадо. А медаль тебе за что? За то, что наплодила кучу шалав и бандитов, которые по притонам, со всякими черножопыми ебутся, а потом рожают таких же уродов, ходящих в кожаных штанах и с игрушечными пистолетами, а потом меняют их на настоящий автомат и грабят и убивают мирных граждан. А все потому, что их ****утая мать без какого-либо образования, ебется со всякими, да по рынкам ошивается, гадает сука, наебывает честных граждан. A еще, может ты, мразь, мне скажешь, что наркотой не приторговываешь?!  А все эти ебучие золотые зубы и колготки в сеточку, твоим бы****кам, ты на гадание заработала?!
- На гаданыэ, на гаданыэ!- испугалась цынган-ка.
- На гадание?!- совсем расвирипел Карр-лоо. - Твое гадание потом коробками, да стаканами толкачи впаривают, по школам и институтам! А, сука!? Говори, ****ь цынган-ская!
И как не была зла, бешанна и тупа толстая цынган-ка  - она поняла, что их разборка принимает неожиданный и неприятный оборот. Ох, как ей не хотелось, на глазах почтенной публики, поднимать тему «распространения наркотиков». Ведь она, толстозадая гадалка, действительно, в тихую, впаривала разбодяженную дурь.  Не только коробками и стаканами, но, и ведрами, и мешками. Чтобы соскочить с неприятной и скользкой темы - тем более, недалеко стояли держиморды и все внимательно слушали, но пока не вмешивались - цынга-нка решила перевести тему на бедного, зачуханного БыратЫно.  Который так и стоял, прогибаясь под тяжестью двух мешков с пустыми бутылками и слушал, как обкладывают друг друга ***ми взрослые, периодически вытираясь от слюней Карр-лоо, и пытаясь понять смысл происходящего: «Чего это вдруг папашка,  сцепился с этой жирной ублюдочной теткой?» 

- Ты мнэ тут всэ в уш дуэшь, старий, пьяний хрэн, а малчонк твой сматры как прогнулсэ под мешок, поды сэйчас упадет, - сказала жирная цынган-ка.
- А тебе, что за дело? Старая ты дура! Ты лучше отвечай, ****а, о чем тебя спрашивают!
- Э гдэ это видан, чтоб дэт таскалъ мэшки с пустой бутылок, при старой рэжим такой дажэ нэ был!-  продолжала соскакивать с темы наркомании тетка. - Ты пасмотры на нэго - в грязний кольпак, в лохмотьэ, вэс какойт касобокый и нос нэпонятний, длыний, прыщэмыл  кто? Или ты алкаш дома, его ****эш хорош?
 Наблюдающая публика заинтересованно перевела взгляд на носатого мальчика. БуратЫно стало как-то не по себе от такого явного любопытства чужих людей, да еще эта старая, закутанная в длинный платок, толстозадая ****а,  говорит обидные слова. Обзывает недоделанным, кособоким и еще, сука, материт его длинный нос, которым БуратЫно так гордится. Вспомнив Поппера, это проклятого мальчонку,  который с утра обзывал и швырял комья грязи в лицо,  папашку, съездившего по ****у тяжелым сапогом, перед походом на рынок и еще - не давшим вволю поубивать тараканов.  И люди, все чужие вокруг, зырят, суки, раскрыв хлебальники, черти проклятые.  И мешки эти огромные  с бутылками - заебали.  И эта жирная тварь, с желтыми зубами, гадко и обидно обзывается. БуратЫно, в момент,  почувствовал себя глубоко несчастным и обделенным, понял, что жизнь дала очередного крепкого пинка. Понял - в его хрупкую, неокрепшую душу снова плюнули и насрали, и продолжают срать, все  кому не лень, паскуды. «Но, нет. Не будет вам так, суки!»,  подумал Ы и сжал свои детские деревянные кулачки «Вырасту, я вам всем отомщу, падлы!»
- Да ти пасматры на этот вэс грязний, глаз выпучен, вэс какойт сучковатыий, - продолжала тетка распекать Ы. - Да и вабщэ отрубыт этот длинний нос, сдэлат как у всэх.
«Мой нос моя честь!»,- сказал про себя Ы: «Никакая толстая ****а, не смеет надо мной глумиться!». И сжав посильней кулачки, всадил свой длинный нос в  жирную задницу. Цынга-нка дико заорала от боли и от неожиданности.  БуратЫно был мал, да удал!  В продолжение -  приложил по тупой башке тетки еще с верху, одним из мешков с бутылками, под вопли Карр-лоо: «Что ты сынок!? Там же…было…деньги. Эх, мудак! Можно было и так ей по ****у съездить! »
Под дикий звон бьющегося стекла, жирная цынган-ка рухнула на землю с воплями:
«Памагытэ! Убывают!»

 Любопытствующий народ расступился ошарашенно.  Держиморды решили не ввязываться  в происходящее и покинули место наблюдения, понимая, что поживиться на этой дешевой разборке ничем не удастся.
 - Эх, сынок, стока бутылок. Эх, зачем, ну е-мое.
Вся бушевавшая злоба и бешенство у Карр-лоо прошли и  уступили место глубокому сожалению о разбитых, собственным сынком, бутылках - считай деньгах.
- Бля, пару бутылок барматухи, штоф одеколона или пол-ящика политуры можно было организовать. И всё, бля, об голову этой уродливой уебанки! Да лучше б я ей все золотые зубы выбил. Эх, сынок, ну зачем ты так, ай я яй яй. Совсем не думаешь о старом отце, -  расстраивался Карр-лоо.
Тем временем, старая ****а выбралась из-под мешка с несостоявшимся штофом одеколона, вид у нее был весьма покоцанный. Боязливо озираясь по сторонам и еле слышно, почти про себя бормоча, что-то по цынган-ски. Понятно, что не спасибо говорила.
- Чего это ты там бурчишь, старая ведьма? - стал снова заводиться Карр-лоо. - Получила ****ы?! И еще получишь, тварь ебливая! Где мои два пузыря бормотухи? Кто мне их вернет? Не твоя ли тупая башка, из-за которой я лишился бухла?!
 Цынган-ка хотела что-то возразить, но покосившись на оставшейся целый мешок с пустыми бутылками, решила не испытывать судьбу: слишком чувствительно,  да  и голову  жалко.
И хотя эта шмара была ко всему привычная, особенно ее ****а: часто получала люлей от своих ебырей цынга-нов. Но чтобы мешком с пузырями получить по голове, за свой поганый язык – это было для нее впервые и весьма непривычно, неприятно, да к тому же больно. И пары зубов золотых - не хватает!