Пенсионерка

Алевтина Петухова, пенсионерка семидесяти лет, шла за молоком. Синее мартовское утро было прохладным и безмятежным, почти безветренным, улицы были пусты, отчего бы не пройтись по спящему в воскресный день городу и не купить дешевого деревенского молока? Его всегда к утру подвозят в старой обшарпанной цистерне, не поспеешь к десяти – останешься без молочной каши. Два рубля с литра, конечно, немного, но все же прибавка к пенсии, которую каждые полгода повышают, а угнаться за ценами не могут. Вот как прожить на три тысячи сто двадцать пять рублей в месяц? Тут уж не жизнь, а борьба за выживание получается. Вот и экономишь, ужимаешься, тут и два рубля помощь. От дома до цистерны сто двадцать метров, старыми ногами это расстояние быстро не преодолеть. Но зачем спешить? Возраст у нее почтенный, силы давно не те, да и к тому же по сторонам глядеть надо, вдруг машина какая из-за поворота вылетит. И поэтому Алевтина Ивановна шла, не спеша, и ногу, обутую  в валенок с калошей, ставила аккуратно и основательно. Под ногами нестойко, кое-где еще лед остался, вода сочится, идти надо осторожно, с опаской.
Переходя дорогу, пенсионерка вдруг выхватила взглядом цистерну, длиннющую к ней очередь, и засуетилась, не заметила промоину на проезжей части и оступилась, левым боком болезненно припечаталась к холодной и мокрой мостовой. Господи, как больно! Этого ей еще не доставало! Все, опоздала, теперь молока ей не купить.      

Андрей Коробов летел на старенькой десятке, не помня себя от счастья. К черту правила дорожного поведения, сегодня можно все, инспектор поймет, должен понять. Что ж он, не человек, что ли? Только что Андрею позвонили из роддома – Людмила Коробова, его Люська, родила первенца, четыре сто весом и шестьдесят три сантиметра в длину. Да это ж богатырь! Три года Коробовы ждали этого события, мучались, переживали, копили деньги и, наконец, дождались. Теперь у них все пойдет иначе, невзрачная и однообразная жизнь преобразится, побежит по-настоящему, весело, счастливо и сумасбродно. Как давно он ждал этой минуты, эх, Люська, золото ты мое!    
Андрей летел, поглядывая на соседнее сиденье, где лежали заранее купленные букет голландских роз для жены и медовый торт для нянечки, как вдруг на перекрестке увидел лежавшую и силящуюся встать пожилую женщину с бидоном в руке. Этого ему не доставало! Коробов вывернул руль влево, продавил до упора тормозную педаль, десятку развернуло и бросило на встречную полосу. Слава Богу, кажется, не задел женщину. Значит, останется жива. И тут в трех метрах увидел стремительно приближающийся джип…   
   
Алекс ехал с вечеринки, ехал медленно, почти шагом, шестьдесят километров в час. Если учесть, что обычно вытворял его японский джип, летевший по городу на скорости сто десять километров, то шестьдесят - это, действительно, почти шагом. В голове у Алекса било молотом, в животе мутило. Это ж надо так надраться! Все, сегодня ни капли, приедет и на диван отсыпаться. А к вечеру поглядим, как дело пойдет, как организм поведет себя. Может, и продолжим, а, может, и нет. В жизни надо быть готовым ко всему. Как все же болит голова! И вроде водка была финская, не паленая, финны не научились еще водку подделывать…
В эту минуту загудел, разразился неистовой мелодией мобильник. Алекс приложил пластмассовую коробочку к уху и тут джип мотнуло вправо, лакированный японский автомобиль получил  удар в правую заднюю дверью. Алекс дал по тормозам, и вовремя - джип остановился ровно в двух шагах от бетонного фонарного столба. Испарина покрыла лицо Алекса. Он лихорадочно выглянул в окно, увидел вмятину на задней двери и в десяти метрах стоящую боком десятку. Ну, все, влетел этот очумелый водила по полной, век не рассчитается. Пойду, объясню, как следует вести себя на дороге с уважаемыми людьми.

- Сыночек, родненький, это я, я во всем виновата! Прости меня, никудышную! – в слезах и страхе шагнула к иномарке, держась за ушибленный бок, Алевтина Ивановна. – Шла, шла и не заметила промоину-то. И откуда она взялась? А, главное, молока-то мне не достанется. Вот горе-то! На чем кашу мне варить?
- Отстань, мать, какое молоко. При чем тут ты вообще? – рявкнул Алекс. Черт побрал бы эту старуху, липнет как банный лист. - Я вот щас с водилой разберусь, а потом и до тебя очередь дойдет. Так, что садись и жди.
- Куда садиться-то? Ты об чем, милок? – недоумевала пенсионерка, чувствуя, что назревает что-то очень нехорошее.
- На асфальт, - заржал громила. - Отстань, а то и тебе достанется. Злой я сейчас, отстань.

Коробов вышел из машины и, увидев, что он наделал, побледнел. Японский джип стоил по меньшей мере пять его годовых зарплат. А, может, и шесть. В общем, дорого, такой автомобиль ему никогда не купить. А сколько может стоить вмятина? Коробова качнуло.
- Ну что братан, поговорим, - потирая кулаки, предложил Алекс.
- О чем? – глухо ответил Коробов. – К жене еду, в роддоме она, - и взглянул с надеждой на хозяина иномарки, - давай, отложим разбирательство. Бабушка жива, чего ж еще? Остальное приложится. Я заплачу. Потом.
- Да, да, приложится, - попыталась поддержать Коробова пенсионерка с бидоном. – Я ведь живая. Значит, никого не посадят.
- Что приложится? Чего ты пургу несешь? – побагровел Алекс. - Значит, так, платишь штуку и разбегаемся. Я тебя не знаю, и ты меня не видел.
- Что значит - штуку? – спросил Коробов.
- Э, да ты, как я вижу, непонятливый. Придется разъяснить, - Алекс шагнул к Коробову и сделал замах правой рукой, пытаясь достать водителя, причинившего ему имущественный ущерб. Но то ли после вчерашнего он был не в форме, то ли Коробов успел увернуться, в общем, Алекс промахнулся и повалился на мокрый асфальт, туда, где совсем недавно лежала, оскользнувшись на промоине,  Алевтина Ивановна.   
- Да он понятливый, очень даже понятливый. Меня вот увидел и объехал, не задел даже, - затараторила пенсионерка. – А сколько денег-то нужно, милок? У меня вот есть пятьсот рублей. Этого хватит?
Алекс поднялся, отряхиваясь и, увидев, как ему протягивают пятьсот рублей, пришел в ярость. Это ж не деньги – подачка.
- Ты что, старуха, в своем уме? Говорю, ремонт будет стоить тысячу баксов. Долларов, то есть. Уразумела, старая? И не суй мне свои жалкие деньги. Всей жизни твоей не хватит со мной расплатиться.   
- Не обижай старушку, - твердо встал на сторону пенсионерки Коробов. Он не был из робкого десятка, но в подобных ситуациях часто терялся, ругая себя за малодушие. И откуда взялось в нем мужество?
– Штуку, так штуку. Когда нужно отдать?
- Вчера, - ответил Алекс и захохотал, довольный тем, что легко развел доверчивого лоха. Штука это нормально. И вмятину выправить можно и погулять останется. Так сказать, моральный ущерб.
- Вот тебе задаток, - Коробов вынул бумажник и стал отсчитывать деньги, - пять тысяч. Остальные на жизнь.
- Беру все, - Алекс наученным движением вырвал у Коробова бумажник и сунул себе в карман. – Твоя жизнь тебе больше не понадобится. Твоя жизнь – теперь моя. Уразумел, братан?
- Верни бумажник, - неуверенно сказал Коробов, чувствуя, как где-то внутри закипает и растет злость. -  В нем паспорт и права.
- Права? – насмешливо спросил Алекс. – Зачем тебе права? Все равно придется машину продавать, иначе как ты со мной рассчитаешься. Ладно, я добрый, так уж и быть, верну. А паспорт пока побудет у меня. Для надежности. А то вдруг ты сбежишь?
- Верни бумажник, - упрямо повторил Коробов. – Я еду к жене, она в роддоме. Мне нужны деньги для сына, - и неожиданно для себя самого закричал. - Понимаешь, ты, козел, у меня сын родился? Или ты уже ничего не понимаешь, кроме своей тачки? Отдавай бумажник! – и Коробов, уже не управляя собой, бросился на Алекса.
Теперь же Алекс был готов и встретил Коробова профессиональным ударом в поддых. Андрей охнул, сложился вдвое, но все же устоял, чем вызвал удивление Алекса.
- Молодец, братан! Уважаю, - и уважительно похлопал Коробова по спине. – Так стоять.
- Что ж ты, охальник, делаешь? Разве можно так с людьми обращаться! – возмутилась пенсионерка. – Чего тебе еще, ирод, надобно? Езжай подобру-поздорову, а то я милицию вызову.   
- Ну, все, мать, достала ты меня, получай.
Словно во сне, в немом кино, разворачивающемся на его глазах, Коробов увидел, как Алекс размахнулся и, готовый нанести безжалостный удар по старому человеку, вдруг застыл, замер, словно наткнувшись на невидимую стену, и медленно повалился наземь.   
Коробов недоуменно протер глаза. Что случилось, что произошло? Кто сразил этого громилу?
- Сынок, - позвала Коробова пенсионерка. – Очнись, всю жизнь проспишь. Спасаться надо, пока этот лежит. А как встанет, тут нам и конец. Бежим.
- Бабушка, - спросил Коробов, – с тобой все в порядке?
- А что со мной может быть, сынок? Раз ты меня не задавил, значит, сегодня мой день, - гордо ответила пенсионерка.
- А кто его? – Коробов кивнул на бездвижного водителя джипа.
- Его-то? – переспросила Петухова. – Так это я его бидоном. Надоел он мне. На вот, бумажник свой возьми. Он тебе еще пригодится. И поезжай.
- А как же он?
- Чего ж ты об нем думаешь? Он о тебе думал, когда бумажник вырывал, когда в живот тебя саданул? Ох, и непонятливый же ты! Спасаться надо, а он разговоры разговаривает. В общем, я пошла, а то молоко мое раскупят. За громилу не переживай,  эти своего не упустят.
И пенсионерка Петухова с бидоном ушла, ковыляя, оставив Коробова на дороге наедине с лежавшим Алексом. Вот тебе и пенсионерка! Правду говорят, с русскими женщинами не пропадешь, на них страна держится. Коробов сел в  машину и поехал к жене в роддом поздравлять с рождением сына. Опаздывать нельзя, такие события не повторяются.
Спустя некоторое время встал и громила, сел в джип и, с трудом припоминая, что же с ним сейчас произошло, поехал домой отлеживаться после буйной вчерашней вечеринки.
Дорога опустела.