Скарлетт. Александра Риплей. Глава 85-87

Глава 85

К концу сезона популярность миссис О’Хара в столице вознеслась до небес, ее успех в обществе был ошеломляющим. Всем, кому удавалось познакомиться с ней, эта женщина казалась необыкновенной. Поражала не только фарфоровая красота кожи в сочетании с зелеными глазами, не только безупречная фигура и гордая осанка, но и природное очарование, непосредственность, быстрый ум и изысканные непринужденные манеры миссис О’Хара. Побывав в гостиной «Шелбурн»-отеля, все наперебой звали ее в гости: на вечеринку, на партию в вист, на ночной бал с фейерверком.
По окончании сезона балов светская жизнь Дублина не прекращалась. Следующий большой сбор ожидался в нескольких милях от столицы, в Пинчастоне, где должны были состояться бега.
- Все рассчитывают, что вы почтите скачки своим присутствием, - сообщила Шарлотта.
- Я обожаю лошадей и очень люблю скачки, но с меня довольно, - решительно отказалась Скарлетт. – Я еду домой. Я соскучилась по Кэт, к тому же у меня полно дел в Баллихаре. Номер забронирован еще на неделю? Оставайтесь здесь, Шарлотта, я оплачу его.
- В этом нет необходимости.
Миссис Монтагю знала, что может переуступить апартаменты, в которых жила сама миссис О’Хара, за две цены. Что касается скачек, то они ее вовсе не интересовали.
- Итак, мы расстаемся, Скарлетт. Я выполнила свою миссию и больше не нужна вам. Вы теперь всеми уважаемая и известная светская дама. Ваш дом вполне готов для больших приемов, и ваша экономка знает, как их организовать. На следующий сезон я забронировала для вас эти же апартаменты. Миссис Симс поможет вам одеться по последней моде, и советую полагаться на ее вкус, не капризничать. Все, Скарлетт, вы можете отправляться в самостоятельное плавание.
- А вы, Шарлотта? Что будете делать вы?
- Я? Благодаря вам, дорогая, я получила материальную независимость, а вы и не заметили этого. Я ведь говорила, что мои услуги ничего не будут стоить? Я куплю небольшой дом в Риме. Красивая архитектура, обилие фруктов, мелодичная итальянская речь вокруг, и почти круглый год солнце. Ненавижу дожди!

Теплая солнечная погода, установившаяся этой весной, не разочаровала бы даже Шарлотту Монтагю. Старики не могли припомнить, чтобы в марте и апреле стояли такие ясные деньки.
Скарлетт верхом проехалась по своим полям. Сердце радовалось, когда она глядела на зеленый ковер озимых. Похоже, урожай будет рекордный, намного больше, чем в прошлом году. Проехав по лугам, полюбовавшись на свежую траву, она вернулась к дому. Во дворе Кэт, сбросив обувь и соломенную шляпку, ждала, когда грум подведет к ней пони.
- Твой Ри просто красавчик, - похвалила Скарлетт, - и ты, Кэти, у меня красавица, только босиком и без шляпы ты похожа на цыганку. Я видела возле Дублина цыганский табор, там бегают такие же босоногие девчонки.
- А какие они, цыганки?
- Странные. У них широкие цветастые юбки и множество бус на шее. И еще они носят ожерелья из мелких монеток.
- Я тоже хочу из монеток.
- Мы с тобой обязательно сделаем такое. А еще цыганские девочки бегают без шляпок и их распущенные волосы развеваются на ветру.
Кэт решительно потянула за бантик, распуская одну косичку.
- Мама, развяжи мне другую, - попросила она.
- На твоем месте я бы не делала этого, - проговорила Скарлетт, все же расплетая косу. – У тебя очень непослушные волосы и они будут мешать тебе.
Косы, тщательно заплетенные няней, были распущены, и черные как смоль волосы волнами спустились почти до пояса ребенка. Скарлетт залюбовалась дочкой. Под ласковым весенним солнцем Кэт стала еще смуглее, широко расставленные круглые зеленые глазки сияли, как два изумруда. Не считая цвета глаз, она так походила на Ретта, что у Скарлетт защемило сердце. Тот же волевой подбородок, яркий ротик с четким изгибом губ. Только бы ее прямой носик не стал крупнее, когда вырастет. Кэт так же поднимала одну бровь, когда что-то удивляло ее, она умела широко улыбаться, показывая ровные белые зубки. Вот только смеялась девочка редко. Она была довольно замкнутым ребенком, и Скарлетт это немного беспокоило. Но она надеялась, что через год или два Кэти найдет себе друзей в Баллихаре. Кроме того, они обязательно поедут в Дублин, и там она поведет дочку в зоопарк, а потом к кому-нибудь из новых друзей, у которых есть дети подходящего возраста. Она не хотела, чтобы ее дочь выросла одинокой.
- Если ты наденешь туфельки и шляпку, мы можем проехаться в город на моей Комете.
- А когда у меня будет такое же седло, как у тебя, когда ты ездишь в амазонке?
Скарлетт вздрогнула и, вздохнув, ответила:
- Когда-нибудь будет.
Если бы Бонни с самого начала не посадили на дамское седло... Когда она разбилась, ей было всего на год больше, чем Кэти сейчас. Скарлетт вздохнула: Если бы… Все, все могло сложиться иначе, если бы Бонни не погибла… Но нельзя оглядываться назад, нельзя постоянно думать о том, что было бы, если…
«Я не буду вспоминать о Бонни, я не буду думать о Ретте. Если постоянно терзать себя тем, что потеряно навсегда, можно с ума сойти! Чего мне не хватает? У меня огромное поместье, мне всегда найдется, чем заняться в нем. У меня красивый дом, а теперь еще появилось много друзей, которые рады видеть меня. И главное – у меня есть Кэт, мое сокровище, самая лучшая девочка на свете».
- Ну, едем в город, навестим Колума? - спросила Скарлетт, усаживая Кэти впереди себя, как Ретт когда-то усаживал Бонни.
- Кэт не нравится город. Лучше поедем к реке.
- Отлично. Я давно там не была.
Они потрусили по дорожке, ведущей к башне. Скарлетт пришлось приложить немало усилий, сдерживая бойкую лошадь, которая не хотела идти шагом.
- А мы заедем к Грейн?
- Откуда ты знаешь Грейн? – изумилась Скарлетт.
Кто мог отвести девочку так далеко в лес? Кэти никогда не выходила за пределы Баллихары, во всяком случае, Скарлетт так думала.
- Она угостила Кэт молоком. Она хорошая, только почему-то думает, что я другая девочка, Дара. Я ей говорю, что я Кэт, а она не слушает.
Скарлетт улыбнулась, глядя на нахмуренные черные бровки.
- Нет, моя сладкая, она знает, как тебя зовут. Просто когда ты была совсем крошкой, Грейн дала тебе второе имя – Дара. Это кельтское слово означает «дубок».
- Дубок? Разве я дерево? У меня же нет листиков?
«Какая она умненькая для трех с половиной лет! – думала Скарлетт. – Она говорит немного, но всегда рассуждает, как большая».
Порой Скарлетт казалось, что ее дочка видит окружающих насквозь. Кэти не терпела никакой фальши, ей нужно было говорить только правду, в противном случае она одаривала собеседника презрительным взглядом, какого никак нельзя было ожидать от трехлетнего ребенка, и отворачивалась. Вся в отца, думала Скарлетт.
- Смотри, мама, вот башня, она мне нравится.
- Мне тоже, моя сладкая.
- Я хочу посмотреть, что там внутри.
- Боюсь, что ничем не могу тебе помочь, Кэти. Дверь находится слишком высоко, и здесь нет никакой лестницы. К тому же я почти уверена, что там полно летучих мышей.
- Мышек с крылышками? Я видела мышек в кладовой возле кухни и на чердаке, нет у них никаких крылышек.
- Это другие мышки, и честно говоря, я их очень боюсь.
Редко Скарлетт слышала, чтобы ее дочь так смеялась. Она беззаботно хохотала, раскрыв ротик.
«Вылитый Ретт! Нет, забыть о нем!» - приказала себе Скарлетт.
- Я думала, ты смелая, мамочка!
- Нет, я трусиха. Когда ты увидишь, какие они гадкие, ты тоже будешь их бояться.
- Я никого не боюсь! – «Кроме мальчишек с камнями», мысленно добавила Кэт, но вслух ничего не сказала, она не хотела признаваться в своей трусости.
- Ты самая храбрая девчонка на свете! – Скарлетт подхватила Кэти, помогая ей слезть с лошади, и чмокнула в щечку. Дочка недовольно поморщилась, она ведь далеко не всегда позволяла целовать себя.
«Независимое маленькое чудовище, - мысленно вздохнула Скарлетт. - Она все время держит дистанцию, не дает приблизиться к себе. Впрочем, сегодня она на редкость разговорчива. Надеюсь, когда-нибудь Кэт станет более приветливой и ласковой».
- Потрогай камни, доченька, они очень старые. Давным-давно эту башню сложили наши предки, чтобы защищаться от врагов.
Скарлетт прижалась щекой к нагретому солнцем камню, и к ней вернулось странное чувство, возникшее, когда она впервые побывала здесь: надежность и умиротворенность.
- Добрая башня, хорошая башня, - гладила Кэт своими маленькими ладошками серые камни.

Скарлетт решила сама съездить в Трим, где ее ожидали несколько коробок с новыми платьями, присланными миссис Симс к летнему сезону. За последние дни ей пришло с полдюжины приглашений на балы в поместьях, но она пока не решила, поедет ли. С одной стороны, она не прочь встретиться с некоторыми из новых знакомых, а с другой – у нее полно дел в поместье. Как раз в начале июня надо приступать к сенокосу, а там и уборка зерновых не за горами. Сбор щедрого урожая – зрелище, которое Скарлетт не хотелось бы пропустить. Ей всегда нравилось смотреть, как земля, будто любящая мать, одаривает людей, трудившихся на ней: берите, все это я родила для вас, вы будете сыты и богаты благодаря мне.
Двуколка неспешно катилась по проселку, окруженному живыми изгородями из цветущего терновника. Скарлетт столь же неспешно предавалась своим мыслям.
Может, стоит принять эти приглашения? Или хотя бы несколько? В конце концов, оттого что она постоянно будет находиться на полях, урожай не прибавится. А остальные ее занятия… Кэт она видит нечасто, в основном за столом, или вечером, в постельке. Девочка вечно где-то пропадает – ее можно увидеть на кухне, в конюшне, в глубине сада, а то и в лесу, который примыкает к Биг Хаусу. Однажды дочка забралась на старый дуб, и Скарлетт предложила устроить там большое гнездо, как у птицы, но Кэт ответила, что ей и так хорошо. Девчонка слезла с дерева лишь через час.
У миссис Фиц все реже находилось время посидеть со Скарлетт за чашкой чая, она присматривала за прислугой и хозяйством Биг Хауса и настолько была погружена в эти хлопоты, что порой Скарлетт с завистью смотрела на Розалин. У нее самой не было никаких неотложных дел. Она занимала свое время поездками верхом по полевым дорогам, иногда совершала прогулки с Колумом, который в последнее время все чаще пребывал в мрачном расположении духа. А сейчас и Колума не было – он уехал в Голуэй встречать Стефена, тот возвращался из Америки навсегда. Это говорит о том, что Колум покончил с покупкой оружия. Выходит, он выполняет данное обещание.
Когда деньги, шедшие ранее Стефену, стали поступать на счет Скарлетт, она поняла, что в Атланте ее домишки по-прежнему пользуются спросом, а значит у Эшли дела тоже идут неплохо. Интересно, как поживает тетушка Питтипэт? И жива ли она? Старушке давно перевалило за семьдесят. А Индия наверное, уже высохла от старости и стала еще более желчной. А как поживают Сьюлин, Уилл? Как Уэйд с Эллой? Сыну в январе исполнилось шестнадцать, Элле скоро будет двенадцать… Может, хватит уже скрываться? Может, вообще зря она это делала, пытаясь защитить Кэти от Ретта? Конечно, зря, ведь Ретт почти три года знает о том, что Скарлетт в Ирландии… И судя по тому, какими глазами он смотрел на нее во время последней встречи на балу, его больше не стоит опасаться.
«Решено, я напишу в Тару. Можно написать и в Чарльстон, узнать, как поживают тетушки. В конце концов, они достаточно наказаны моим долгим молчанием, мне жаль одиноких старушек. Или не писать?.. Что я получу в ответ? Кучу стенаний о том, что я вела себя неподобающим образом, поправ родственные связи и исчезнув на несколько лет? Массу ненужных советов и наставлений? Подробные отчеты о том, как поживают все мои знакомые в Чарльстоне? У тетушки Полин еще хватит ума написать, как довольна мисс Элеонора новой невесткой, как счастлив Ретт в браке с Анной, как они вместе разводят камелии и беговых лошадей, и мечтают о ребенке… Нет! Уж лучше не знать ничего, лучше тешить себя надеждой, что сердце Ретта рвется ко мне, что когда-нибудь он приедет и я опять увижу его, хоть на час, хоть на пять минут… Как бы мне хотелось, чтобы он увидел Кэт… Едва увидев ее, он сразу поймет, что это его ребенок и… И что тогда?..»
Конечно, он сразу бросит Анну. Пускай даже он не разведется с ней, пусть отдаст ей половину своего состояния, у Скарлетт полно своих денег… Впрочем, большую часть из них дал ей Ретт… Неважно, разве такое большое значение имеют деньги? Они могут начать все сначала, в какой-нибудь дальней стране где никто не знает их – в Мексике, во Франции, в Египте, России… Все равно где, но вместе, втроем: он, она и их дочь.
Мечтательная улыбка появилась на губах у Скарлетт, когда она представила себе, как прекрасно было бы жить где-нибудь в уединенном месте с Реттом, или путешествовать всем втроем.

Глава 86

Она и не заметила, как въехала в Трим, и только оказавшись среди толпы, стремящейся к главной площади города, опомнилась.
«Я совсем рехнулась! Размечталась, будто шестнадцатилетняя девчонка! В газетах меня называют умной хладнокровной женщиной, но если бы они знали, какие глупые мечты бродят в моей голове!»
Скарлетт с удивлением оглядела улицу. Куда все бегут? Сегодня не базарный день… Зачем они спешат к площади?»
Странная это была толпа. Некоторые лица выглядели хмурыми, полными скрытой ненависти, а иные возбужденными. Казалось, люди едва сдерживают нетерпение, ожидая увидеть что-то необычное.
- Эй, что здесь происходит? – обратилась Скарлетт к одной из спешащих женщин.
- Телесное наказание! Кого-то порют кнутом на площади. Торопитесь, а то все пропустите… - глаза женщины лихорадочно блестели, она отвернулась и кинулась догонять свою товарку, которая оглядывалась где-то впереди.
Телесное наказание… Какой кошмар, какой позор! Скарлетт читала в газетах, что порой военные выносят подобные приговоры, но никогда не видела этого, да и не хотела смотреть.
Она попыталась развернуть коляску, однако жаждущая зрелища толпа запрудила всю неширокую улицу, пути назад не было, и пришлось потихоньку двигаться вперед вместе со всеми. Перед въездом на площадь она натянула поводья, останавливаясь. Дальше она не поедет.
Послышался свист хлыста, мерзкий чавкающий звук удара, за ним вздох толпы. Скарлетт заткнула уши и закрыла глаза, но все равно слышала вздохи толпы после каждого удара. Ей казалось, это никогда не кончится…
Вдруг вокруг разочарованно загудели. Скарлетт открыла глаза и уши.
- Всё… Ровно сто… Поздно мы пришли, - слышалось со всех сторон. Народ повернул вспять и стал покидать площадь.
Все еще не имея возможности развернуться, Скарлетт стояла на месте, сдерживая лошадь и успокаивая ее голосом. Бедное животное было испугано скоплением людей. Когда толпа впереди рассосалась, перед Скарлетт открылась страшная картина.
Посреди площади к громадному деревянному колесу был привязан человек, вернее, то, что осталось от него после пытки. Окровавленная рубаха спускалась на штаны из грубой шерсти, спина выглядела как кровавое месиво. При виде ужасного зрелища к горлу Скарлетт подкатила тошнота. Она быстро отвернулась и, жадно хватая ртом воздух, постаралась вернуть желудок на место.
«Не хватает еще, чтобы меня вывернуло на глазах у всего города, как того солдата, что согнулся пополам на углу. Мерзавцы! Их самих тошнит от того, что творят!»
Злость на палачей вернула ей самообладание. Она вновь взглянула на площадь. Там двое солдат сдерживали рвущуюся к месту пытки женщину в черном плаще с капюшоном.
- Чего с женой-то делать, сержант?
- Отпустите ее. Чего теперь держать, все кончено. Пошли. Нам тут делать больше нечего.
Женщину отпустили, и она кинулась к месту экзекуции. Увидев, что ее муж мертв, она не закричала, а лишь слабо охнула,.
- Вы… вы забили его насмерть? – только сейчас поняла она, и обернулась к солдатам.
- Я получил приказ публично наказать твоего мужа, - ответил мрачный сержант. – Сто ударов никто не выдерживает, он перестал дергаться уже после восьмидесятого.
- Он умер… Как же мне теперь его хоронить? Кто снимет его отсюда? – обратилась женщина к солдатам.
- Это уж не наше дело, - отмахнулся сержант.
Кучка военных двинулась в сторону ближайшего бара, а черная фигура застыла посреди площади. Внезапно женщина опустилась на колени прямо в лужу крови своего забитого насмерть мужа, и припала к его ногам. «Денни, Денни…» - стонала она. Капюшон упал, и Скарлетт увидела искаженное горем бледное молодое личико с правильными чертами. Гладко зачесанные светлые волосы местами выбились из прически и падали на лоб.
«Почему возле нее нет никого из близких? – пронеслось у Скарлетт в голове. – Что, она так и будет ползать в луже крови возле трупа?»
Кинув поводья пробегавшему мимо мальчишке и пообещав ему полпенни, если он посторожит лошадь, Скарлетт поспешила к центру площади. Почти одновременно с ней к месту казни подошел мужчина в расстегнутом жилете поверх полосатой рубашки.
- Вы ее родственник? О ней есть, кому позаботиться? – поинтересовалась у него Скарлетт.
- Нет, мэм, - покачал головой незнакомец. - Она одна здесь. Я владелец постоялого двора, и из милости приютил ее вместе с сыном. Мальчишка там запертый сидит, все рвется отомстить англичанам.
- Он… - Скарлетт старалась не смотреть на то, что недавно было человеком, лишь повела головой в ту сторону, - он был мятежник?
- Вовсе нет, мэм. Он пьяный в баре повздорил с английским офицером и избил его.
«Должен был бы помнить, что за этим последует наказание, - раздраженно подумала Скарлетт. – Идиот… Похоже, он оставил свою семью совсем без средств».
Она заметила, что черная накидка женщины порыжела от времени, но заштопана аккуратно. Достав из кармана несколько монет, Скарлетт протянула их хозяину постоялого двора.
- Устройте так, чтобы его сняли отсюда, обмыли и подготовили к похоронам.
Прекратившая свои всхлипывания вдова схватила подол юбки Скарлетт и прижала к своим губам.
- Спасибо вам, миссис. Ввек не забуду вашей доброты…
Скарлетт выдернула юбку. Не за что ее благодарить. «Лучше бы мне вовремя развернуть коляску и не видеть всего этого, а еще лучше не ехать сегодня в Трим», - неприязненно подумала она, но вслух сказала:
- Пойдемте, я отвезу вас к сыну.

Билли, сын женщины, представившейся как Гэрриэт Кэлли, колотил в двери комнаты, где его заперли, чтобы не наделал бед. Светловолосый мальчишка оказался рослым и сильным для своих восьми лет, и когда он вырвался на волю, его едва успели удержать.
- Я возьму кочергу, и буду бить всех английских солдат, которые мне попадутся! - в истерике кричал парнишка, пытаясь освободиться от жестких рук Скарлетт.
- Прекрати сейчас же! – встряхнула она его за плечи. – Если будешь бросаться на солдат, тебя пристрелят. Вот чем это кончится! И это разобьет сердце твоей матери. Подумай о том, что у нее кроме тебя никого не осталось… Будь мужчиной, Билл Келли.
Скарлетт говорила таким тоном, что мальчик притих.
- Пойдем вниз, твоя мама там, и ей нужна твоя поддержка.
Когда они спустились в бар, Скарлетт приказала хозяйке:
- Дайте нам бренди и чего-нибудь перекусить.
Она заставила Гэрриэт выпить, второй стакан осушила сама. После всего, что сегодня видела, ей требовалось прийти в себя.
Затем Скарлетт принялась расспрашивать молодую женщину. Вначале отвечая на вопросы односложно, постепенно Гэрриэт разговорилась и поведала ей историю всей своей жизни.
Дочь бедного английского священника, сирота, выросшая без матери, Гэрриэт Стьюарт в девятнадцать лет покинула родительский дом, устроившись в дом лорда Уитли помощницей гувернантки. Девушка была неплохо образована, но совершенно неопытна. Все знания о жизни она черпала из романов, которых прочитала великое множество.
«Прямо история Джен Эйр, - мелькнуло у Скарлетт в голове, - если еще и лорд был демоническим красавцем…»
Но о лорде Гэрриэт даже не заикнулась. Как помощница гувернантки она сопровождала детей хозяев на конных прогулках. Девушка сразу приметила рыжеволосого красавца-конюха, обладателя широких плеч и задорной улыбки. Тот тоже бросал на нее ласковые взгляды, и когда однажды, улучив момент, он предложил Гэрриэт сбежать с ним и тайно обвенчаться в ближайшей церкви, девушка тут же согласилась. Она посчитала, что это очень романтично, совсем как в книжках.
Романтика закончилась быстро, едва они добрались до фермы родителей Дэниэла Келли. Угрюмые фермеры встретили жену сына с неприязнью. Протестантка, да еще и англичанка! Как Дэнни мог решиться на такое без их благословения? Из-за этой английской вертихвостки он потерял работу, и теперь никто не возьмет к себе конюха, сбежавшего без предупреждения от лорда.
Дэниэл стал вместе с отцом и братьями обрабатывать жалкий клочок арендованной земли, а Гэрриэт всеми силами пыталась завоевать расположение свекрови, но, как ни старалась, ничего из этого не вышло. Она мыла, скребла, штопала, пробовала заработать немного вышивкой, чтобы принести в дом лишний шиллинг, но все было зря. Семья Дэниэла так и не стала для нее родной. А когда на свет появился Билли, единственный ребенок Гэрриэт, в сердце бабушки не нашлось для него места. И она, и отец Дэниэла винили жену сына во всех его несчастьях. Дэнни тоже сильно тосковал по породистым лошадям, по просторным конюшням, а еще больше по сытой жизни в поместье и высоким сапогам, дополняющим франтоватый костюм конюха, который выглядел в его глазах намного нарядней, чем штаны из грубой шерсти, рубашка без ворота и потертый жилет. Со временем, по примеру родни, он тоже стал во всем обвинять жену. Особенно сильно Дэниэл расходился, когда, залив горе виски, возвращался домой пьяным. Это происходило все чаще и чаще, и, в конце концов, он начал поколачивать Гэрриэт.
«Глупая маленькая дурочка, - таково было первое мнение Скарлетт об этой несчастной. – Если б хоть один мужчина осмелился поднять на меня руку, я бы никогда никому в этом не призналась. Разве можно признаваться в своей слабости?»
Дэниэла арестовали за то, что он повздорил в баре с английским офицером и избил его. Приговор оказался суровым – сто ударов кнутом. Родители и братья мысленно попрощались с Дэнни и уже готовили поминки, когда Гэрриэт, прихватив сына и буханку хлеба в дорогу, отправилась пешком за двадцать миль в Трим, где была назначена экзекуция. Она умоляла пострадавшего офицера пощадить ее мужа. Тот был бы рад помочь, но приговор военного суда не подлежал отмене.
- Я не знаю, что мне теперь делать, - закончила свой рассказ Гэрриэт. – Я не могу вернуться на ферму родителей мужа, они ненавидят меня, а теперь еще будут обвинять в смерти сына. Мой отец умер. В Англии есть дальние родственники, может они согласились бы приютить меня на первое время, пока я не найду работу, но мне даже не на что добраться туда…
«Если твои родственники небогаты, вряд ли они будут счастливы, что им на шею свалится два лишних рта», - подумала Скарлетт.
- Вот что, миссис Келли, - сказала она после небольшой паузы. - У меня есть дочь, девочке три с половиной года, и ей пора иметь гувернантку, а то она носится одна, как дикий жеребенок. Думаю, Билли может составить ей компанию – пусть бегают вместе. Вы согласны стать гувернанткой моей Кэти?
Гэрриэт горячо закивала и хотела поцеловать руку своей благодетельницы, но Скарлетт вырвала ее.
Пусть рядом с Кэт будет образованная женщина, а не неграмотная ирландка Энни, - подумала она. - А я смогу спокойно отъезжать из дому, в гости или на охоту, или на сезон балов в Дублин. На том свете мне зачтется, что я приютила обездоленную вдову с ребенком. Мелани всегда так поступала, помогала людям, попавшим в беду. Эта Келли наверняка пропалет, если ей не помочь. Нет в ней никакой житейской хватки, никакой воли, одна тупая покорность судьбе».
Скарлетт подозвала хозяина бара.
- Вот вам еще деньги. Проследите, чтобы беднягу похоронили со священником, а после наймите экипаж и отправьте миссис Келли с сыном ко мне в Баллихару.
Хозяин посмотрел на Скарлетт с благоговением.
- Вы – миссис О’Хара?
Она кивнула и поднялась из-за стола.
- Жду вас завтра, Гэрриэт. Я уверена, вам понравится в Баллихаре.

Спокойная жизнь в роскошном доме, где к ее услугам была обширная библиотека миссис О’Хара, показалась Гэрриэт Келли раем. Работой она загружена не была, так как Кэти почти все время проводила с Билли, ходя за ним как тень. Девочка относилась к сыну гувернантки будто к живому божеству. Билли стал единственным человеком, которого Кэт беспрекословно слушалась. Что бы мальчик ни придумал, что бы ни затевал, Кэти никогда не перечила ему.
Скарлетт немного ревновала, однако не могла не радоваться тому, что ее дитя, наконец, не одиноко. Ей самой тоже стало веселее в обществе Гэрриэт. После триумфа дублинского светского сезона Скарлетт тяготилась провинциальной тишиной и гулкой пустотой своего дома, к тому же она скучала по миссис Монтагю, к которой привязалась. Отчасти Гэрриэт заменила Скарлетт старшую подругу. Они беседовали о литературе, причем, далеко не всегда сходясь во мнениях. Миссис Кэлли с нескрываемым любопытством расспрашивала Скарлетт о роскошных приемах в Дублинском замке, о шикарных гостиницах и веселых частных вечеринках. Она, раскрыв рот, слушала, как миссис О’Хара описывает блистающий золотом тронный зал, бальные платья дам, красочный фейерверк, завершивший сезон. В восторгах молодой женщины не было личной зависти, лишь бескорыстное детское любопытство. Ей вообще была присуща непосредственная восторженность: она умилялась необычной красотой Кэт, ее независимым характером и буквально всем, что делала девочка. Еще больше она превозносила своего сына, считая Билли самым умным и рассудительным ребенком на свете. Своей беззаветной любовью к детям, доверием, которое вызывала у них, Гэрриэт напоминала Скарлетт Мелани Уилкс. Гувернантка была в курсе всех детских затей, и именно от нее Скарлетт узнавала подробности жизни своей дочери, о которых малышка не считала нужным рассказывать матери.

А вот миссис Фицпатрик была недовольна появлением в доме Гэрриэт Келли.
- Нечего этим англичанам делать в Баллихаре, миссис О, - выговаривала она Скарлетт вскоре после приезда Гэрриэт.
- Интересно, почему вы не возражали, когда здесь жила Шарлотта Монтагю?
- Миссис Монтагю привела в достойный вид ваше жилище, а эта что делает? С книжкой целыми днями сидит…
- Миссис Фиц, меня вовсе не волнует, нравится вам Гэрриэт Келли или нет. Это мой дом и я здесь хозяйка!
Скарлетт поймала себя на мысли, что безо всякой причины раскипятилась. В последние дни она часто испытывала раздражение, и в такие минуты готова была напуститься на каждого, кто попадался ей под руку.
«Что со мной происходит? – не понимала она. – Я впадаю в гнев безо всякого повода, прямо как Колум. Меня постоянно точит тревога, будто какая-то беда нависла… Отчего это? Ведь нет никакой причины для беспокойства: никогда еще не было такой сказочной погоды весной, никогда виды на урожай не были так хороши. Разве когда-нибудь я видела у картофеля такую сочную зеленую ботву? Разве стояли злаки так густо и высоко? Как красива наша Ирландия, когда солнце не закрыто тучами, когда вместо надоедливого дождика ежедневная жара… Каждую субботу после базара в Триме я остаюсь на гулянья, и танцую до упаду, но даже это не в силах поднять мне настроение… Должно быть, скромные сельские развлечения больше не могут удовлетворить меня… Мне хочется блеска, шика, хочется видеть вокруг себя толпы галантных поклонников… И Гэрриэт вздыхает, когда замечает прогуливающиеся под ручку парочки. Похоже, ей не терпится снять траур, хотя, видит бог, ее муж не заслуживал, чтобы о нем помнили два года…
Решено, через десять дней я еду в гости, и мне плевать, что оставшись там ночевать, я пропущу воскресную мессу. И пусть миссис Фиц поджимает губы сколько угодно, я буду ездить на все балы, или почти на все. У меня куча великолепных летних нарядов, а здесь мне просто некуда их надеть».
Приняв такое решение, Скарлетт немного успокоилась, и стала готовиться к поездке.

Глава 87

Такого жаркого лета даже старики не помнили. Вода в Бойне упала настолько, что по камням, которыми в незапамятные времена выложили брод, реку можно было перейти почти не замочив ног. Фермеры все чаще озабоченно посматривали на небо, но ни одной тучки не было видно на горизонте. Начинавшийся было пару раз теплый дождь прекращался, не успев смочить почву влагой. Стебли зерновых становились тонкими и ломкими. Трава на лугах загрубела еще до того, как ее успели скосить.
- Сена много, - сокрушались крестьяне, - да толку от него чуть. Это не сено, а сухая солома. Надо молиться, чтобы бог послал дождя.
Листва на живых изгородях пожухла от зноя и запылилась, полевые дороги стояли без единой травинки. Кэти рассказывала, что раньше тропинка к домику Грейн была заросшей, а теперь она без труда находит ее.
- Ты навещаешь Грейн? Вы подружились?
- Она нравится Билли.
Скарлетт улыбнулась. Билли стал для Кэт непререкаемым авторитетом, Слава Богу, у мальчишки добрая душа, и все его проказы безобидны, к тому же он терпелив и никогда не показывает, что чрезмерное внимание малышки досаждает ему. Для своих лет мальчик неплохой наездник и учит ее уверенно держаться в седле, но когда Кэти стала говорить, что на пони ездят только маленькие девочки, Билли твердо ответил, что она на самом деле маленькая, и Кэт не обиделась. Скажи ей такое мать, Кэт бы надулась и ушла.

Уезжая в Роскоммон, Скарлетт думала, что Кэти, возможно, и не заметит ее отсутствия. Это немного задевало ее, зато душа была спокойна – дочь остается вместе с Билли под присмотром гувернантки.
Собравшиеся в поместье Гелбертов гости в один голос восхищались невиданно жаркой погодой. Никто не мог припомнить, чтобы в начале июня было так сухо.
- В этом году не надо приноравливаться к природе и чуть что бросать игры на лужайке и бежать в дом, спасаясь от дождя. Это замечательно, не правда ли? – говорила хозяйка.
- На моей памяти не было такого сухого лета, - вторил ей хозяин.
Скарлетт была рада вновь оказаться среди своих дублинских знакомых. Эти люди приветливо относились к ней, и она тоже испытывала к ним искреннюю симпатию.
Чарльз Рэгленд, сияя от счастья, бросился поприветствовать ее, но Скарлетт, нахмурившись, убрала руки за спину.
Опешив, молодой красавец в недоумении остановился перед ней.
- Я не желаю подавать руку английскому офицеру, хоть вы и без формы сейчас. Вы служите в том полку, который по приговору военного суда забил насмерть человека? Я своими глазами видела, что несчастного превратили в кусок мяса.
- Вы имеете в виду ужасную экзекуцию в Триме? Мне жаль, Скарлетт, что вы стали свидетельницей позорной казни. Я не имею отношения к этому полку, но это неважно. Я тоже считаю, что более варварского вида наказания не бывает, и то, что суды выносят подобные приговоры – позор для армии.
После его слов сердце Скарлетт немного смягчилось.
- Суды Линча в Америке и то милосердней. К тому же публичное избиение до смерти – несоразмерная плата за пьяную драку.
- Трибунал воспринял это как нападение на офицера. Вам ведь известно, Скарлетт, какая обстановка сейчас в стране.
Да, она знала о растущей во всех концах Ирландии волне насилия против лендлордов и английских офицеров. То и дело приходят известия о сожженных полях, перерезанном скоте. Недавно управляющего большого поместья возле Голуэя изрубила на куски какая-то банда.
Рэгленд, прижав руки к сердцу, с пылом произнес:
- Скарлетт, я готов взять на себя вину за каждый удар кнутом, который достался этому несчастному, если это заставит вас время от времени вспоминать обо мне. Когда я вдали от вас, я нахожу слова, достойные лорда Байрона, но стоит мне вас увидеть, как я немею, или несу полную чушь. Вы, наверное, уже догадались, что я безумно влюблен в вас?
Скарлетт улыбнулась: сколько подобных признаний она выслушала в свое время…
- Прошу вас, Чарльз, не будьте так горячи, а то об этом догадаюсь не только я… Я не большая поклонница лорда Байрона, но вы мне определенно нравитесь.
Чарльз пылко схватил ее руку.
- Скарлетт, вы… Вы просто ангел… Могу ли я надеяться, что…
Она смотрела на юного офицера, чьи щеки пылали от волнения, но хотела бы видеть на его месте другое лицо – смуглое, с высоким лбом и орлиным носом, с темными глазами, от одного взгляда которых у нее перехватывало дыхание… О, если бы сейчас ее держал за руку Ретт… Если бы это он назвал ее ангелом…
Мягко высвободив руку, Скарлетт покачала головой:
- Нет, Чарльз. Я не советую вам питать надежды… И дело не в вас, дорогой. Я отвечу так любому.
Пирожные, появлявшиеся вечером у дверей спальни Скарлетт О’Хара, оставались нетронутыми.

- Как хорошо вновь оказаться дома! Почему так происходит, Гэрриэт? Стоит мне уехать куда-нибудь, как я тоскую по Баллихаре, но пройдет несколько дней, и я начну мечтать о следующей поездке в гости. Как вы тут без меня? Кэт еще не надоела Билли до смерти?
- Вовсе нет. Дети придумали новую игру под названием «Утопить викинга». Кэти говорит, что это вы ей рассказывали про викингов. Они забросили веревочную лестницу в дверь башни, Билли натаскал туда камней, и теперь они целыми днями просиживают там, кидая камни вниз.
- Не думала, что моя кроха запомнит историю сторожевой башни, которую я рассказывала ей. Девчонке нет еще и четырех, а она выдумывает такие игры…. Интересно, что она будет вытворять, когда ей исполнится шесть? Боюсь, что вам, Гэрриэт, придется палкой заставлять ее учить буквы.
- Надеюсь, что нет. Кэти очень любознательна. Уже сейчас она с удовольствием рассматривает картинки в букваре.
Скарлетт почувствовала материнскую гордость – она всегда знала, что ее дочь необыкновенный, гениальный ребенок. Не будет ничего удивительного, если Кэт научится читать в четыре года.
Скарлетт рассказывала Гэрриэт о своей поездке, о теннисных турнирах, которые устраивали Гелберты, о партиях в крокет, о людях, с которыми увиделась в Роскоммоне, когда в ее комнату влетела истошно кричащая служанка с безумным лицом.
- Миссис О’Хара! Миссис О’Хара! Там… - девушка задыхалась от быстрого бега и не могла подобрать слова. - Там… на кухне… Кэт… раскаленная сковорода… она схватилась за нее…
Не дослушав, Скарлетт вылетела из комнаты, едва не сбив служанку с ног. Она неслась по коридору, как фурия, и еще не добежав до галереи, услышала рев Кэт. Кэти, которая после полугодика не проронила и слезинки, громко кричала, захлебываясь:
- Мамочка, мамочка, мне больно! Помоги мне, мамочка!
В кухне столпилась прислуга. Скарлетт буквально разметала их в разные стороны, протискиваясь к Кэт, которая визжала и извивалась от боли на руках у миссис Фиц.
- Я здесь, моя золотце. Иди ко мне, мама сейчас подует на ручку и все пройдет…
Увидев страшный ожог на крохотной ладошке, Скарлетт взвыла, будто это она схватилась за раскаленную сковороду. Она уволит эту кухарку, нет, она убьет ее собственными руками, как только вернется от доктора…
Подхватив Кэти на руки, Скарлетт бросилась на улицу. Только бы доктор оказался дома, только бы он не ушел к кому-нибудь из больных!
- Успокойтесь, миссис О’Хара, дети часто обжигаются… Ну-ка, посмотрим, что у нас произошло…
Едва доктор взялся за ручку девочки, как Кэти, тихо всхлипывающая, вновь завизжала от боли. Сердце у Скарлетт разрывалось, она не могла этого слышать.
- Да, ожог сильный… Надо смазывать его жиром, сделать повязку и через два-три дня боль утихнет.
Два-три дня?.. Ее дочь будет страдать, и кричать от боли три дня?
Скарлетт уставилась на доктора обезумевшими глазами, Кэт на ее руках захлебывалась криком. «Грейн, - вдруг вспомнила Скарлетт. – Ну, конечно, Грейн! Мудрая Грейн спасет Кэти!»
Она не подозревала, что башня находится так далеко от дома, обычно она ездила туда верхом, и сейчас казалось, что у нее не хватит сил добежать до тропинки, скрытой зарослями остролиста.
- Грейн! – опустилась она без сил на пороге хижины. – Ради всего святого, спасите моего ребенка…
Она не заметила, как старуха уселась рядом и протянула руки к девочке.
- Иди ко мне, Дара. Грейн заставит боль уйти.
Скарлетт осторожно передала свою драгоценную ношу.
- Кэт обожгла ручку, - объяснила она.
- Дай мне руку, Дара. Я буду разговаривать с твоим ожогом, и он уйдет и перестанет болеть.
Морщинистое лицо старой женщины оставалось невозмутимым. Зареванный ребенок притих, сквозь слезы Кэти посмотрела на Грейн и доверчиво протянула ей свою ладошку, казавшуюся крошечной на фоне большой, грубой, с въевшимися в трещины следами различных трав руки Грейн.
- Ты сильно обожглась, Дара. Чтобы заговорить твой ожог, мне потребуется время… Скоро тебе станет лучше.
Грейн отвязала от пояса мешочек и насыпала из него на детскую ладошку желтый порошок. Затем, низко склонившись над Кэти, стала нашептывать какие-то слова. Ее голос был похож на шелест сухих листьев. Скарлетт не могла разобрать ни слова, но не прошло и трех минут, как Кэти перестала стонать и всхлипывать. Скарлетт вздохнула с облегчением, она почувствовала, что боль, острым клинком вонзившаяся в сердце в тот момент, когда она услышала крик дочери, отпускает ее. Старуха не переставала бормотать. Глазки Кэт стали закрываться, и вскоре девочка уснула на руках у знахарки. Напряженные мышцы Скарлетт расслабились, ее стало клонить в сон, и вскоре она тоже задремала, прислонившись спиной к стене хижины.
А старуха все шептала, заговаривая обожженное место. Она давно сдула своим дыханием порошок с ладошки Кэт. Прошло довольно много времени и постепенно страшное красное пятно стало уменьшаться, бледнеть, пока, наконец, не пропало совсем. Кожа на детской ручке стала гладкой, словно и не было никакого ожога.
Последний раз дунув, Грейн умолкла.
Посидев так несколько минут, покачиваясь, она позвала пересохшими губами:
- Дара, проснись.
Кэт тут же открыла зеленые глаза, в которых не осталось и следа боли.
- Разбуди свою мать. Вам пора идти, а Грейн устала и хочет отдохнуть.
Поставив девочку на ножки, старуха медленно удалилась в хижину и закрыла за собой дверь.
- Мама, мамочка! Проснись, пойдем!
- Кэти? Как я умудрилась заснуть?.. Как ты, мой ангел? Как твоя ручка?
- У меня больше ничего не болит.
Девочка показала Скарлетт ладошку безо всяких следов ожога.
– Я немного поспала, и ты тоже. Можно, я пойду поиграть в башню? Наверное, Билли там…
- О, мой котенок! Как я рада, что все прошло!
На сей раз Кэт не вырывалась из объятий матери, и сама целовала ее мокрые от слез счастья щеки.
- Конечно, если хочешь, иди в башню, но может, мы лучше позовем Билли пить чай с пирожными?
- Хорошо, пусть будет чай. Я люблю тебя, мамочка.
Скарлетт не сомневалась в этом, но услышала впервые.
- Я тоже очень люблю тебя, мое золотце, больше всего на свете!

- Наша О’Хара околдована. Ребенок, которого ей подменили, и колдунья, что живет у башни, разговаривают на непонятном языке, - рассказывала кумушкам Нелли Гарити. По ее словам, она все видела собственными глазами, и была так напугана, что кинулась к реке, позабыв, что брод находится в другом месте. – Коли Бойн не обмелел бы так, я бы точно утонула.
- Своим колдовством она отгоняет дождевые облака…
- А вы слыхали, что в тот день корова Эмми Мак Магон вернулась с пастбища без молока?
- А у Дана Холохана из Навана на ступнях выросли страшные бородавки, он и шагу ступить теперь не может!
- Люди говорят, что дочка О’Хара каждую ночь катается на волке, одетом в шкуру пони…
- Ведьма, точно ведьма!
- Она может видеть в темноте, как кошка, и зеленые глаза ее светятся, когда она рыщет по ночам в поисках добычи…
- Скотину до заката надо загонять в хлев и детей беречь от ведьмы, а то порчу наведет!
- Сохрани господь, чтобы тень ведьмы упала на маслобойку, сроду потом масла не собьешь…
- В день всех святых, когда дитя-оборотень появилось на свет, по небу летели кометы и молнии сверкали, и сухой дуб сам собой загорелся, я видел… видел…
- Дурной знак… дурной знак…
Слухи, ходившие по округе, подтвердились рассказом Энни, горничной из Биг Хауса.
- Вот вам святой крест, своими глазами видела страшный ожог на руке у дочери хозяйки. А вернулись они из леса – и нет ничего!
- Маленькая ведьма… Ведьма…ведьма…

Спустя несколько дней миссис Фицпатрик нашла на ступеньках Биг Хауса мертвую полосатую кошку. У любимицы Кэти был вспорот живот, и внутренности в нем отсутствовали. Завернув дохлое животное в тряпку, миссис Фиц, не сказав никому ни слова, закопала его в лесу.
Сделав это, она зашла к Колуму. Тот с удрученным видом сидел перед недопитой бутылкой виски. Стефен, видимо, мертвецки пьяный, валялся поперек кровати с раскрытым ртом, и храпел.
- Ты слышал, о чем болтают в народе, Колум?
- Оставь меня в покое, мне не интересны сплетни, - устало произнес Колум, не поднимая головы. – Плохие новости пришли из Америки: почти все руководство нашего братства отказывается от вооруженной борьбы. Они теперь надеются на Парнелла! Ха! На Парнелла! Как будто этот болтун вернет Ирландию ирландцам! Это крушение всех наших надежд, ты понимаешь, Розалин?
- Выслушай меня, Колум, не то скоро у тебя появится еще один повод напиться, когда твоя кузина будет оплакивать свое ненаглядное дитя… Ты будешь плакать вместе с ней?
В глазах Колума появилось осмысленное выражение.
- Что с Кэти? Что с моей крестницей?..
- Если бы ты, как все, напивался в баре, а не тайком у себя дома, ты бы знал, что происходит…
И Розалин рассказала об ожоге, о чудесном исцелении, и о том, что болтают в деревне.
- Я не позволю… Я что-нибудь придумаю… - заверил Колум, провожая Розалин до двери.

На следующее утро он постучался в контору Скарлетт. Она сидела за своими бухгалтерскими книгами, и лишь мельком взглянув на него, вновь углубилась в расчеты, пробормотав вместо приветствия:
- Ты плохо выглядишь, Колум. Тебе не стоит так много пить.
- Ерунда, выпили вчера немного со Стефеном… Я пришел предложить тебе устроить летний праздник в Биг Хаусе. Позовем всех О’Хара, всех жителей Баллихары. Можно собраться после воскресной мессы…
Вспомнив старую обиду, Скарлетт насупилась.
- О’Хара не понравился мой дом, они не придут.
- Пусть праздник будет на лужайке перед домом. Я думаю, всем нам надо повеселиться, поплясать. К тому же Стефен приехал, это прекрасный повод увидеться, послушать, что он расскажет.
И Скарлетт согласилась – она давно не видела родственников из Адамстауна, возможно и Кэтлин приедет из Дансана.
- Хорошо. Ты сам позовешь всех?
- Да, я прямо сейчас отправлюсь в Адамстаун, а вечером оповещу жителей Баллихары.
Колум обошел все дома и бары в обеих деревнях. Он прислушивался к разговорам, но не услышал ничего, что подтверждало бы опасения Розалин. «Буря в стакане воды, - решил он. – Розалин слишком любит Кэти, поэтому с подозрением относится к каждому слову о ней».

После воскресной мессы и молебна на поле, призывающего дождь оросить иссушенную зноем землю Ирландии, вся Баллихара и все О’Хара из Адамстауна собрались на лужайке перед домом Скарлетт. Длинные деревянные столы были уставлены горячими блюдами и закусками. Не один бочонок портера был открыт и опустошен. То и дело слышались здравицы в честь Стефена, который после десятилетнего отсутствия вернулся на родную землю.
Почти все время Скарлетт провела рядом с Кэтлин, но не испытала той радости, которую прежде ей доставляло общение с кузиной.
«Или она стала другой, или я изменилась… - гадала Скарлетт. – У Кэтлин только и разговоров, что о своем муже да о своих детях, ей совсем не интересно, как живу я. А мне не интересно, что на ферме О’Коннора стало на две коровы больше».
Скарлетт с нетерпением ждала наступления темноты и танцев вокруг костров. Она не прислушивалась к скупым рассказам Стефена о новостях из Саванны, но все-таки подошла к нему спросить, не слышал ли он что-нибудь о старом Робийяре.
- Так старик помер три месяца назад…
- Упокой господи его душу, - как принято у ирландцев, отозвалась Скарлетт на это известие. – А кто теперь живет в его доме?
- В розовом особняке-то? Так дочери его живут, те, что из Чарльстона. Все им досталось, и дом, и деньги. Большие деньжищи, говорят, оставил старый Робийяр. Его дочери теперь считаются едва ли не самыми богатыми дамами в Саванне.
«Господь воздал им за долготерпение, - подумала Скарлетт. – Ну что ж, я могу написать Хью Элсингу, что больше не надо посылать чеки в Чарльстон, мои тетушки теперь ни в чем не нуждаются».

Праздник был в самом разгаре, когда издалека донеслись гулкие раскаты грома. Сидевшие за столами умолкли, и с напряженными лицами уставились на голубое небо. Облака на западе застыли, и вдруг на глазах стали сгущаться, превращаясь в грозовые тучи. Резкие порывы ветра предвещали скорый дождь. Людей на лужайке охватила радость: не зря они ставили свечи и служили молебны, небо сжалилось над ними, урожай будет спасен.
Оглушительные грозовые раскаты приближались, вокруг потемнело, как ночью, лишь яркие вспышки молний освещали людей, собравшихся во дворе Биг Хауса и ожидавших, когда пойдет дождь.
Внезапно небеса будто прорвало, но не живительной влагой, необходимой иссыхающим на полях злакам. С небес посыпался град, ледяные шарики размером с грецкий орех летели с неба, раня людей. Тут и там слышались крики, мужчины и женщины бежали к распахнутым дверям дома, пытаясь укрыться, и уже оттуда, цепенея от ужаса, смотрели на разгул стихии.
Скарлетт тоже кинулась в дом. Она давно не видела Кэт, и это ее беспокоило. Среди толпившихся у дверей дочки не было, и Скарлетт побежала на второй этаж. Она нашла дочку в детской. Заткнув уши от грохота, девочка прижалась к Билли и Гэрриэт, забившимся в углу комнаты. Подхватив Кэти на руки, Скарлетт осыпала ее поцелуями, шепча:
- Не бойся, моя сладкая, это всего лишь гроза.
- Я не люблю такой шум, - сказала девочка и вновь заткнула уши.
Жуткие звуки грозы не знали преград: раскаты грома и грохот ледышек по крыше слышались даже здесь, в глубине дома, за закрытыми окнами.
Гроза длилась полчаса, и вдруг все кончилось, но еще долго не таяли ледяные шарики, покрывшие весь двор. Держа дочку на руках, Скарлетт смотрела в окно остановившимся взглядом.
Все пропало. Урожай погиб. Баллихаре грозит голод.
Голод! Это страшное слово вызвало судорогу у Скарлетт. Она навсегда обезопасила себя от голода, но люди, живущие в ее городе, верящие в нее… Что будет с ними?

На следующий день с утра, стоя на крыльце бара Кеннеди, Скарлетт обратилась к жителям Баллихары:
- Мы потеряли урожай. У нас не будет ни хлеба, ни картофеля, но мы можем собрать побитые колосья на солому. Мы не должны опускать руки перед бедой, которая пришла к нам. Я сегодня же поеду в Трим, Наван и Дрохеду закупать муку и другие припасы на зиму. Голода в Баллихаре не будет. Я обещаю вам это. И еще обещаю, что этой осенью вам не надо будет платить ренту. Даю вам слово О’Хара.
Когда Скарлетт сходила с крыльца и садилась в свою двуколку, со всех сторон слышались возгласы облегчения, но вечером, у себя на кухнях, жители Баллихары говорили, что не стоило им в Иванов день собираться после мессы в доме О’Хара.
- Она – мать подмененного ребенка, мать оборотня, который живет в ее доме.
- А вы слыхали, что маленькая ведьма ходит колдовать в башню, где повесили прежнего хозяина? Дух лорда разгневался, что его потревожили, вот и наслал на нас беду.
- Дух лорда мстит, он будет мстить еще, а все эта маленькая ведьма…

ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2009/01/30/901