… До спасительного леса оставались каких-нибудь две сотни ярдов. Слева слышен непрерывный треск, как будто кто-то быстро ломает сухие ветки одну за другой. Но Виктор знает, что это не ветки. Это по ним вразнобой ведут огонь с полсотни винтовок. “Как охотники по зайцам”, – вихрем проносится в голове. Далеко впереди мелькают спины в хаки: через поросшее высокой травой ярко-зелёное поле их взвод прорывается к подножью горной цепи, покрытой низкорослым корявым лесом. Превозмогая усталость, из последних сил он тоже бежит вперёд, стараясь не отставать. В пересохшем горле першит, и во рту чувствуется солоноватый привкус крови. Сырая податливая земля с травой почти по пояс затрудняет бег. От сырости места вся одежда промокла и отяжелела, и мокрые ботинки бешено рвут хрустящие сочные стебли. Каждые несколько секунд слышатся звонкие хлопки, и тогда спереди или сзади в воздух взлетают комья земли – это взрываются падающие с визгом мины.
Время как будто остановилось, и кажется, что этот кошмар никогда не закончится. Забег Виктору даётся нелегко, потому что до этого дня он никогда не умел хорошо бегать. Правое колено всё чаще ударяется об углы массивного железного корпуса рации, которую он несёт за заплечные ремни в онемевшей от груза руке. Подумалось о том, что колено наверняка уже превратилось в сплошной кровоподтёк.
Рассекая в беге море высокой травы, Виктор оборачивается всего лишь на мгновение, чтобы посмотреть, сколько ещё товарищей бежит позади. Вдруг он оступается, зацепившись рантом ботинка за болотную кочку, и с размаху падает ничком в мокрую траву. И тут же слева в нескольких шагах звонко лопается воздух, крупные комья чёрной земли с пучками травы взлетают вверх и с глухим стуком падают рядом, и мелкие комки грязи барабанят по стальному шлему, по спине и плечам. Рухнув лицом вниз, Виктор каким-то чудом успевает перевернуться в воздухе правым боком вверх, вытягивая руку, и железный короб спасённой рации беспощадно бьёт по рёбрам и тазовой кости так, что всё тело слышит деревянный стук. Искры из глаз.
Миг спустя он приходит в себя, и слышит сверху охрипший голос Далласа:
- Зацепило? Тебя зацепило?! – В ушах звенит, и пока ещё он плохо слышит. В ответ отрицательно тупо мотает головой: нет, осколки его не задели. – Тогда вставай!!!
Быстро поднимаясь с колен, он замечает, как здорово перемазался жидкой грязью. Ладонь левой руки рассечена, и она становится липкой от крови.
Пальба не прекращается, и кажется, что стреляют со всех сторон. В нестройный хор винтовок включился раскатистый бас зенитного автомата: “Буф-буф-буф-буф... Буф-буф-буф-буф... Буф-буф-буф-буф...” Мелькнула мысль о том, что попасть по бегущим людям из зенитки сложно, ведь сетка прицела у “Эрликона” рассчитана для стрельбы по летящим целям. Чёрт, откуда он взял, что это непременно должен быть “Эрликон”?
Почему-то эта мысль тут же переросла в уверенность, которая придала дополнительные силы. Виктор распрямляется и снова бежит вперёд за опередившим на полтора десятка шагов Далласом. Поясной ремень с пистолетом съехал вниз, и тяжёлый “Кольт” мотается у паха влево и вправо, колотит по бёдрам обеих ног, мешая выдерживать нужный темп. Виктор загнанно хрипит и свободной рукой на бегу попеременно поправляет то сползающий на глаза тяжёлый стальной шлем, то пистолетный ремень, оттягивая кобуру в сторону. Он так и несётся по следу в примятой траве, глядя только в спину Далласу, который стал для него сейчас единственным ориентиром, маяком к спасению.
“Буф-буф-буф-буф…” Вдруг голова Далласа подпрыгивает и слетает с плеч, вертясь и вихляя в воздухе, как кожаная дыня футбольного мяча. Разбрызгивая тёмно-красные капли, она улетает в сторону на несколько шагов. Из обезглавленных плеч взбрызгивает алый фонтанчик, и тут же опадает. Безголовое тело роняет карабин, делает ещё два шага вперёд, заваливаясь набок, и глухо падает в траву. Виктор во всё горло орёт от ужаса...
- Витя, Витя! – закатившись в крике, он уже успел открыть глаза, но ещё не опознал склонившуюся над ним мать. Она трясёт его, обнимая и покрывая поцелуями мокрое от слёз лицо. – Витенька, мой маленький, тебе приснился дурной сон? Не плачь, это был всего лишь сон!
В сумеречном свете городской ночи сквозь слёзы Виктор видит маму и стоящего рядом встревоженного отца…
* * *
Всё началось много лет назад. Теперь он был благодарен тому идиоту, сыгравшему с ним злую шутку. Тогда Виктор Сомов служил в морской пехоте на Дальнем Востоке. Готовились к большим учениям. Его спецподразделение морпехов, приданное БПК, вместе с командой корабля мыло и драило весь корабль. Их БПК – большой противолодочный корабль, огромный стройный красавец – стоял у пирса. Виктор работал на надстройке около пусковой установки ЗУР. Над кораблём ярко светило солнце, и на сопках, окружавших базу, искрился белый снег. Солнечные блики сверкали на подёрнутых мелкой рябью боках лениво вздымавшихся волн, по гребням которых бежали белые барашки пены. Ветер рвал пену в клочья, и воздух над водой был насыщен солёной морской пылью. С океана приближался штормовой фронт. Закрывая весь горизонт, на базу флота быстро надвигались огромные тяжёлые облака, поднимавшиеся на высоту нескольких километров. Их белоснежные вершины, точно заснеженные горы, ослепительно сияли на солнце. Морская дымка скрывала линию горизонта, и казалось, что гигантские тёмные облака поднимаются прямо из зеленовато-серой воды океана. На рейде становился на якоря ракетный крейсер. Его освещённый солнцем шаровый стремительный силуэт с высокими широкими мачтами и ажурными чашами антенн радаров чётко выделялся на фоне штормовых облаков. Прочерчивая в голубом небе прямые тонкие белые линии, высоко над базой шла пара самолётов.
Работая и оглядываясь по сторонам, с восторгом юной девятнадцатилетней души Виктор вдыхал солёный морской воздух. Низко над кораблём с резкими пронзительными криками летали чайки, словно радуясь приближающемуся шторму. Распластав крылья, иногда касаясь воды, чуть покачиваясь в воздухе, они стремительно неслись по ветру, разворачивались у береговой кромки и, преодолевая встречный ветер сильными взмахами крыльев, снова удалялись в сторону океана. Вода с шумом и брызгами била в борт корабля и в высокую стенку пирса.
Сомов тёр стальной щёткой пятна ржавчины, когда какой-то кретин направил на него мощную струю воды из брандспойта. Перелетев через леерное ограждение, с трёхметровой высоты молодой морпех навзничь грохнулся на главную палубу. Сильнейший удар, вспышка в глазах, и темнота. Потом он вдруг совершенно странным образом осознал себя висящим в воздухе над палубой корабля, окрашенной красным суриком. Внизу, прямо под ним, в неестественной позе лежал на спине человек в чёрном бушлате, похожий на брошенную большую тряпичную куклу. Приглядевшись к нему, Виктор догадался, что это – его собственное тело! Звуки всего мира пропали. К нему в полной тишине бежали люди, и Виктору вдруг подумалось, что он уже умер. Но при этом он не потерял способности видеть, думать и осознавать происходящее. Это было удивительно, невероятно, что он существует отдельно от лежащего на палубе тела! Осмотревшись вокруг, быстро успокоился. Он видел, как моряки, заглянув в его полуоткрытые остановившиеся бессмысленные глаза, быстро расстёгивают бушлат и делают искусственное дыхание. Видел, как прибежавший врач, капитан-лейтенант, стоя перед телом на коленях, обеими руками с силой толкает грудную клетку, производя массаж сердца. У капитан-лейтенанта сдуло с головы фуражку, и она, подгоняемая ветром, как колесо покатилась по палубе, подпрыгивая на козырьке. Никто не обратил на неё внимания, и фуражка, подпрыгнув в очередной раз, скрылась за бортом корабля.
Сомов не понимал, что с ним происходит, но и не испытывал страха. Наоборот, им овладело состояние спокойного созерцания. Казалось странным, что все так суетятся там, у лежащего тела, когда он здесь, совсем рядом, и ему так хорошо, но никто этого не замечает.
Тем временем врач принялся хлестать его ладонью по щекам, но Виктор при этом совсем ничего не чувствовал. Стало почему-то очень обидно видеть эту нелепую картину, захотелось им всем крикнуть, чтобы его оставили в покое. Вдруг нестерпимая боль в легких, во всех кровеносных сосудах рук и ног, и всего тела яркой вспышкой ударила в сознание, возникло непреодолимое желание глотнуть воздуха.
Внезапно видение закончилось. Он закашлялся, судорожно глотая ртом воздух, и увидел над собой белое рябое лицо рыжеволосого капитан-лейтенанта. Нестерпимо болели рёбра.
Учения прошли без него. Сомова продержали две недели в госпитале. О том, что ему довелось пережить, он решил никому не рассказывать. Всё равно не поверят. Но это событие круто изменило его отношение к жизни. Со временем он научился самостоятельно покидать земное тело для исследования огромного, неизвестного и красивого, загадочного мира.
* * *
- Мелисса! – услышал Виктор в своей голове. Голос по своей мощи превосходил раскаты грома и почти парализовал его волю. Он сделал попытку осмотреться, но никого не увидел. Несмотря на необычное имя, понял, что обращаются именно к нему.
Виктор, прилагая огромные усилия, медленно удалялся от своего тела. Пуповина шнура, соединяющего астральную сущность с физическим телом, была ещё слишком упруга и сильна. Фантомное тело раскачивалось, и он слышал, как скрежещет от напряжения растягиваемый “серебряный” шнур.
“Я хочу видеть”, – подумал Сомов, и почти сразу пространство вокруг него стало наполняться какими-то очертаниями. В зыбкой нереальной картине разглядел комнату своей квартиры. Вся обстановка узнавалась с трудом. Несмотря на уже немалый опыт астральных путешествий, он так и не смог привыкнуть к полупрозрачным неясным очертаниям предметов материального мира. Необходимо как можно скорее удалиться от своего физического двойника, иначе на близком расстоянии шнур может оказаться сильнее и затащит астральную сущность обратно в тело. Как будто это могло помочь делу, он принялся двигать руками, выгребая стилем плавания “брасс”. Медленно и с заметным усилием приблизился к шкафу, прошёл через него, отметив зелёный цвет находящейся за ним стены, затем просочился сквозь гипсовую межкомнатную перегородку и висящие на ней с другой стороны книжные полки, и оказался в комнате дочери.
Дочь спала. Её слегка светящееся голубовато-серебристое астральное тело плавало в воздухе в полуметре над кроватью. Не рассчитав движений, Виктор случайно зацепил правой рукой за ногу дочери и сразу услышал недовольный голос:
- Папа, ты опять взялся за старое?
- Привет, – только и сумел ответить растерявшийся путешественник, стремясь быстрее покинуть комнату. Дочь не одобряла его странствия по астральному миру. Она считала, что жить надо здесь и сейчас, а “тот мир” никуда от нас не уйдёт. Что ж, каждый вправе иметь свои взгляды на жизнь.
Далее через квартиру соседей с нагромождением мебели и сквозь капитальную стену дома наконец-то он выбрался на улицу. Шнур ослабел и уже не мешал двигаться.
- Мелисса! – снова раздалось в голове направленное к нему обращение. – Ты что здесь делаешь? – Мощный и властный голос, казалось, пронизывал всю его сущность. Возникло острое ощущение присутствия какой-то посторонней могущественной нечеловеческой силы, которая вдруг случайно удостоила его своим снисходительным вниманием. Всё ещё не соглашаясь с именем, которое дал ему Голос, и одновременно понимая, что не отвечать уже нельзя, он нерешительно проговорил в пространство:
- Ничего. Я просто путешествую. Мне это надо для того, чтобы сблизить науку и религию. – Сомов непроизвольно отметил, что его собственный голос похож на голос Буратино, как будто перед тем как заговорить, он надышался гелием. Вдруг ощущение дурной слабости во всём теле овладело им, и Виктор почувствовал беспричинный страх.
- Ты всё ещё мечтаешь изменить мир? – насмешливо спросил невидимый голос, от мощи которого теряющий остатки самообладания путешественник почти оцепенел. Противоречивые желания заметались в нём застигнутым за кражей еды шкодливым котом; с ними невозможно было совладать, и Сомов в панике уже не знал, чего ему больше хочется – бежать или остаться. Только было собрался ответить, что с его точки зрения человеческое общество несовершенно, что несовершенен и сам человек, как вдруг конфуз разрешился сам собой, вызвав действие недремлющей пуповины шнура. Не успев сообразить, в чём дело, Виктор разочарованно ощутил себя снова в земном теле.
Теперь предстояло отдохнуть и собраться с мыслями. Ему уже давно было известно, что мир намного сложней, чем это представляется большинству современных людей, населяющих нашу планету. Он смутно догадывался о том, что должна существовать определённая иерархия в огромной мыслящей системе, дающей жизнь и нашей Вселенной. Причём человеческие сущности в этом “табеле о рангах” находятся где-то в конце списка. И пусть возмущаются дарвинисты, но человек – не царь природы, и совсем не вершина эволюции. Хотите – верьте, а хотите – нет, но чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы раз посмотреть в буквальном смысле на себя со стороны. Это маленькое событие сразу всё поставит на свои места. Тогда любой атеист, материалист и безбожник проникнется уважением и трепетом к величию Создателя и грандиозности его замыслов. Тогда каждый, живущий лишь во имя личных интересов, непременно ощутит постыдную мелочность своих недостойных суетливых никчёмных помыслов. До этого случая Виктору во время таких путешествий иногда доводилось общаться с астральными сущностями других людей. Но с более могущественными носителями разума, чем человек, ему ещё не приходилось встречаться. Поэтому Голос пугал. Точнее, пугала неизвестность, неопределённость. Наверное, он проще бы пережил случившееся, если б узнал, кто был хозяином этого голоса.
* * *
На следующий день, завершив свои обычные повседневные дела, уже поздно вечером Сомов удобно расположился в кресле. Он с наслаждением вытянул ноги, положив их на стоящий перед креслом пуфик. Сидя в тишине тёмной комнаты, размышлял о том, что его видение мира не согласуется с позицией официальной науки и вряд ли будет понято представителями духовенства. А современные врачи, не задавая лишних вопросов, немедленно определили бы ему место в “психушке”. Вчерашнее приключение уже не представлялось в столь мрачных тонах, как это было сразу после завершения последнего выхода из тела. Он лишь испытывал некоторое неудобство из-за того, что сумел так опозориться перед Голосом, показав свой страх. И ещё: почему Голос, эта могущественная сущность (а в его могуществе Виктор ничуть не сомневался – оно ощущалось каждой клеткой его души), называет его таким странным женским именем? Ему что, не известно, кто он такой, или, может быть, с кем-то его перепутал?
Сомову захотелось новой встречи с Голосом. Быть может, чтобы реабилитировать себя в собственных же глазах, или, может быть, из-за того, что он всегда ощущал в себе негаснущий огонек любопытства исследователя.
Виктор начал расслаблять своё тело. Сначала мышцы лица и шеи, потом рук и ног, затем живота и туловища. Многолетняя практика расслабления, полученная за время занятий спортом, быстро сделала своё дело. Внезапно темнота окружающей обстановки спала, и неяркий свет резанул глаза. Почувствовав, как стали приподниматься в воздух ноги, рванулся вверх. Негромкий треск – и он свободен. Шнур, соединяющий головы астрального и физического тел, туго пульсировал, стараясь втянуть его обратно. Фразой “Я хочу видеть” Сомов привычно “включил” астральное зрение.
Вокруг плавали белые треугольники разного размера и формы, с жирной чёрной каймой, как будто нарисованные в воздухе толстым маркером. Некоторые были отмечены крупной чёрной точкой внутри. Виктор уже знал, что это – мысли. Ничего странного. Мысль материальна. Если кто-то не в состоянии осознать или ощутить в себе материю мысли, то это не означает, что этого нет, и не может быть никогда. Это только является показателем уровня развития разума конкретного индивидуума. Мысль может приниматься, развиваться и передаваться от одной мыслящей сущности к другой, причём время и пространство значения не имеют. Если до такого треугольника дотронуться, то можно прочитать эту мысль, она сама зазвучит в голове. По своему опыту Сомов знал, как много плохих мыслей генерируют люди. Стараясь не прикасаться к этим треугольникам, с большим напряжением воли он начал удаляться от своего тела.
- Мелисса! – опять прозвучало в голове громовым раскатом. Неожиданно для себя Виктор подумал о том, что данное ему Голосом новое имя пусть будет паролем для выполнения его миссии. “Джозефина”, – улыбаясь про себя, вспомнил кодовое слово из фильма Люка Бессона. Перебарывая вновь просыпающееся чувство страха, как можно твёрже он спросил невидимого незнакомца:
- Я знаю тебя?
- И да, и нет, – немедленно последовал краткий ответ. Чувствовалось, что незнакомец не пытается форсировать события, а терпеливо ожидает, когда Виктор сумеет привыкнуть к его присутствию. А это означало, что Голос (как его назвал про себя Сомов) благожелательно настроен к нему.
“Хорошенькое дельце”, – с юмором подумал Сомов, постепенно приобретая уверенность и силой воли подавляя вновь зарождающийся липкий, сковывающий сознание постыдный страх. Он понимал, что открыт, что называется, “на распашку” перед этим Голосом, а сам не имеет представления о том, с кем имеет дело.
- Я хочу больше знать об этом мире, – он быстро выпалил в пространство, опасаясь, что таинственный собеседник потеряет к нему интерес. – Мне нужна твоя помощь!
- Мелисса, ты её получишь.
- Почему ты называешь меня так – Мелисса? Наверное, ты должен знать, что я – Виктор?
- А что ты знаешь о себе? – неожиданный вопрос поставил его в тупик.
- Ну, я знаю кое-что о своих прошлых жизнях… Я там тоже был мужчиной… – начал было отвечать Виктор, но тут же смолк, быстро оценив комичность и нелепость своих слов.
- А как тебе вот это? – иронично произнес Голос.
Внезапно возникло видение, похожее на сон, в котором Виктор увидел себя женщиной, торопливо спешащей с пустым ведром к реке. Его воля бездействовала; и что было совсем странным, так это то, что он как бы раздвоился: одна его половина была непосредственным участником событий, а вторая – сторонним наблюдателем. Совершенно фантастическое состояние: первая половина сознания живёт и действует, в то время как вторая всё видит, слышит, осознаёт и переживает; при этом первая как будто и не подозревает о существовании второй, а вторая всё знает, но не может вмешаться в дела первой! Видеть, слышать, понимать, но не иметь возможности действовать!
Сомов знал, что дома у неё остаются семеро ребятишек-погодков. Работа от зари до зари, ежедневные побои и оскорбления вечно пьяного мужа, беспросветная нищета и постоянный страх за жизни своих детей быстро состарили молодую ещё женщину. Жизнь для неё закончилась после того, как её выдали замуж в обмен на мешок пшеницы.
Полная решимости и отчаяния, она быстро наполняла ведро камнями на речном берегу. С трудом подняв тяжёлое ведро, едва дотащила его на мостки, где обычно полоскала бельё. Сняв передник, и ежеминутно оглядываясь по сторонам, закрыла им сверху ведро так, чтобы не высыпались камни. Больше всего она сейчас боялась, что всё это увидит кто-нибудь из односельчан. “Бог даст, добрые люди позаботятся о детях”, – подумала она с отчаянием и надеждой. Достав припасенную из дому верёвку, быстрыми и ловкими движениями привязала ручку ведра к лодыжкам обеих ног. Села на мостки, придвинув ведро к самому краю. Последний раз обернулась, посмотрев на берег. “Господи, спаси и помилуй!” – прошептала она и со всей силы столкнула ногами ведро в воду. Верёвка резанула ноги, дёрнув вниз, и она, оттолкнувшись руками от мостков, спрыгнула в глубину. Холодная вода обожгла тело, забулькала, зашумела в ушах. Груз быстро потащил на дно. Подол платья задрался вверх, облепив голову. Она задыхалась. Хлынувшая в рот вода рвала лёгкие, в глазах заплясали, ярко вспыхивая и угасая, цветные всполохи огней. В ужасе от содеянного она заметалась, но было уже поздно…
Виктор оцепенел, но видение уже закончилось, и Голос, словно забавляясь, продолжал:
- Но мне больше нравится вот это…
Опять перед его взором ожили картины прошлого, где он снова оказался женщиной среди пёстрой толпы народа на пыльной городской площади. Светит яркое солнце. Жарко. Она знает, что сейчас решается вопрос жизни и смерти её любимого города. Над головами людей, заполнивших всю площадь, разносятся призывы к войне. Ей страшно. Она понимает, что распаляемые воинственными речами горожане слепы. Такие дела не решаются криками на площади. Расталкивая людей, она пробирается по ступеням большой белокаменной постройки к выступающим ораторам. Её заметили, по толпе прокатился ропот. Послышались голоса:
- Пусть Мелисса скажет! Послушаем Мелиссу!
- Куда?! Не пускать её! Не женское это дело!
- Пусть скажет! Пропустите!
Протянувшиеся к ней руки помогли подняться на площадку, венчающую каменную лестницу. Внизу волновалось людское море, шумное и пёстрое. Шум голосов постепенно стихал. Она, до предела напрягая голос, старалась, чтобы её услышали на всей площади. Со всем красноречием, на которое была способна, она пыталась образумить глупцов, жаждущих войны. Как ей казалось, она приводила достаточные доводы для того, чтобы решить назревающий конфликт мирно. Но вот её слова потонули в яростных выкриках народа, к ней снова отовсюду потянулись руки, хватая за тунику, сандалии и лодыжки ног. Посыпались насмешки и оскорбления в её адрес:
- Иди домой кормить своих кошек!
- Война – не женское дело!
Руки подняли её в воздух, пронесли над ступенями и грубо сбросили на землю. Сидя в серой тёплой пыли в грязной и разорванной тунике, размазывая по щекам злые слёзы, она закрывала голову руками, страшась такого близкого и понятного ей будущего. Но про неё уже забыли. Толпа ревела тысячами голосов, толкаясь и теснясь, требуя нового оратора, который бы сумел подстегнуть воинственный пыл народа…
- Я хотел это забыть… – смутившись, пробормотал Виктор. – Кто ты?
- Как ты можешь понять, кто я, если ты не знаешь, кто ты? – иронично спросил Голос.
“Да, с чувством юмора у него всё в порядке”, – мелькнуло в уме.
- Тогда помоги мне. Покажи мне, кто я, – торопливо попросил Сомов. Он забеспокоился, что уже успел надоесть Голосу, и “сеанс связи” вот-вот завершится. Однако, похоже, что этот диалог по-настоящему забавлял Голос.
- Смотри, – с дружеской интонацией добродушно откликнулся невидимый собеседник.
Внезапно Виктор увидел совсем молодую женщину, почти ещё девчонку, со спортивной фигурой, тонкой длинной шеей (“как у гусёнка” – непроизвольно отметил ум) и продолговатой головой, очень короткой стрижкой торчащих ёжиком тёмных волос и ярко-синими глазами на испуганном лице. Нахально оттопыривались маленькие аккуратненькие уши. Задрав голову вверх, она как будто ожидала приговора судей. Пацанка была одета в его любимую тельняшку и застиранные джинсы. Будто следуя дурной привычке Виктора, она вызывающе держала руки в карманах. Нелепо смотрелись маленькие и костистые босые ступни ног. Но самым необычным было то, что вокруг не было окружающей обстановки – девчонка парила в мглистой пустоте. Спустя несколько секунд видение исчезло.
- По-моему, хо-оро-ошенькая, – нараспев весело протянул Голос, – а?
- Но… мне казалось, что астральное тело должно копировать вид физического… – неуверенно начал Виктор, пытаясь собраться с мыслями, чтобы опротестовать очевидный розыгрыш.
- В общем-то, да, – охотно откликнулся Голос. – Но с тобой другой случай. Как по Фрейду, когда бессознательное доминирует над сознательным.
Сомов готов был поклясться, что Голос смеётся. Он совершенно растерялся. Когда-то и где-то он читал, что для того, чтобы определить, спишь ты или бодрствуешь в астрале, надо посмотреть на свои руки. И он провёл перед лицом обеими руками вверх-вниз, не концентрируя внимания на действии, чтоб не случился неконтролируемый возврат в тело – сейчас это было бы так некстати! Дьявольщина! Он видел полосатые рукава тельняшки, из которых выглядывали маленькие и узкие – почти детские – кисти рук с длинными тонкими пальцами! И руки, и тельняшка были окружены колеблющимся серо-голубым сиянием, похожим на сигаретный дым. Он растопырил пальцы и повернул кисть правой руки так, словно черпал воздух, затем крепко сжал пальцы обеих рук, которые сложились в игрушечные кулачки. И Виктор поспешно спрятал руки за спиной.
- Каждый – это всё прожитое, оцененное и принятое, это его поступки, помыслы и устремления, – уже серьёзно продолжал Голос. – Материя мысли неуничтожима, её нельзя предать забвению. Внешняя форма – не главное. Каждый в состоянии создать себя таким, каким он хочет, чтобы видели другие. В принципе нет ничего невозможного. Главное – достичь необходимого уровня концентрации материи мысли…
Неожиданно начала беспокоить правая нога. Воздействие внешнего раздражителя росло, и путешественник стал чувствовать, что теряет контроль над ситуацией. После внезапно возникшего ощущения перемещения он понял, что снова находится в материальном теле. Свет пропал. Затёкшая правая нога онемела. С разочарованием сменил позу и ощутил, как в ногу стали впиваться многочисленные мелкие иголочки. Неуклюже наступая на непослушную ногу, Сомов двинулся в ванную. Приблизив лицо к зеркалу, с глупым видом потёр щетину на щеках и подбородке.
- Ч-ч-чёрт!!! – в сердцах выругался Виктор свистящим шёпотом. Какое-то время он стоял, тупо разглядывая своё отражение в зеркале. До этого вечера он не придавал значения изменённому тембру собственного голоса, который слышал в астральном мире. Слишком много там было всего другого необычного, чтобы ещё обращать внимание на такие мелочи. Да и вообще, часто общение там происходит телепатически, тогда все голоса звучат одинаково, как свой внутренний голос, голос собственной мысли. “А впрочем, чёрт с ним, почему бы и нет? Какая в принципе разница, как я выгляжу в астральном мире? Хорошо хоть не крокодил какой-то”, – пришла на ум вполне здравая мысль.
* * *
... Тяжёлое, хмурое низкое небо. Вот-вот снова начнётся холодный ливень. Виктор стоит над лежащим в мокрой траве телом. Тело неподвижно, но он знает, что раненый ещё жив. У того до паха нет правой ноги, а другой осталось лишь по колено. Страшные раны наспех замотаны насквозь промокшими и ставшими красными от крови бинтами и какими-то тряпками.
- Солдат! Вы не поняли приказ?! – от яростного окрика над ухом Виктор вздрагивает всем своим существом, и коротко остриженные волосы на голове становятся дыбом. – Я приказываю добить раненых!!! Вы не на прогулке! Это война!! Это – приказ!!!
Противная дрожь мелко сотрясала тело. Такого не должно быть! Всё было неправильно, всё было против его убеждений! Да, он понимал, что они все уже по уши в дерьме, что по-другому и быть не могло – на войне никому не остаться чистеньким. Бог покинул этот мир. Понимал, что не могут взять с собой тяжелораненых, а оставлять их врагу было бы бесчеловечно – всем была известна участь попадавших в плен. Задача должна быть выполнена любой ценой, и не выполнить приказ он не имеет права. И делать это надо сейчас – быстро и без шума, потому что враг уже где-то рядом.
Сжав челюсти, чтобы не лязгали зубы, он глубоко втянул носом воздух. Сердце бешено колотилось в груди. Держа в правой руке трофейный штык, более похожий на огромный нож мясника, Виктор перешагнул через лежащее тело и встал над ним. Взявшись за рукоятку штыка обеими руками, он приставил острие к груди раненого там, где должно биться сердце. Затем напряг руки и резко осел над распростёртым окровавленным телом. Господи! Прости за содеянное!!! Это был их уговор. Не только приказ. Для него бы сделали то же самое. Широкий и длинный клинок с хрустом погрузился в живую плоть. Раненый страшно захрипел, и у Виктора потемнело в глазах. Он был жив!!! Почти теряя сознание от пережитого ужаса, Виктор изо всех сил обеими руками с трудом вырвал штык из дёргающегося тела и опять погрузил его в живое мясо, моля Бога о том, чтобы на этот раз попасть в сердце. Но раненый не умирал, он громко и прерывисто хрипел, страшно выкатывая глаза, дёргаясь всем телом и тряся головой, и на его губах с клокотаньем и бульканьем надувались и лопались кровавые пузыри. И затих он лишь после того, как Виктор в третий раз проткнул грудную клетку штыком.
Остальных тяжелораненых дорезали другие. Когда это всё закончилось, Виктор, согнувшись пополам, ползал по жёсткой мокрой траве. Его трясло и тошнило, и из глаз катились слёзы. Хлюпая носом и отплёвываясь, перепачканными в крови руками он пытался стряхнуть с губ едкую и кислую, липкую блевотину...
Светящиеся в темноте зелёным часы показывали начало шестого утра. Откинув плавающее по нему одеяло, Виктор тихонько выбрался из мокрой постели. В ванной, перед тем как принять душ, долго смотрел на помятое отражение в зеркале. Всё то, что с ним происходит, это что – шизофрения? Или его мучает голос больной совести? Если же последнее верно, то что ж такое он натворил?
* * *
Сомов выработал в себе привычку проверять и систематизировать получаемую в своих экспериментах информацию. Подтверждения результатов всегда искал в независимых источниках. Так, после первого “погружения” в глубины своей памяти пришлось знакомиться с искусством костюмов, архитектурой, нравами и обычаями XV – XVIII веков.
Совершенной неожиданностью оказалась встреча с феноменом памяти прошлых жизней. Однажды вместо ожидаемого выхода из тела в его голове что-то звонко щёлкнуло так, что он даже вздрогнул, и перед ним начал прокручиваться “кинофильм”, в котором он сам играл главную роль. Там он был одновременно и наблюдателем, и участником. Интересно было то, что Виктор-наблюдатель не мог вмешаться в события, которые переживал Виктор-участник. Было точно такое же чувство беспомощности и раздвоенности, и в тоже время полной реальности происходящего, как и при “демонстрации фильмов” Голосом. Тогда он не сумел получить доступ ко всей “видеозаписи” о прошлой жизни. Это был лишь фрагмент.
… Виктор находится в просторной дворцовой зале с колоннами, подпирающими широкий балкон по периметру всей залы. На нём красный, с большими широкими манжетами, застёгнутый только на талии, длиннополый сюртук, из-под которого видны камзол в цвет сюртука, но чуть светлее и на несколько дюймов короче, белая рубашка из батиста, батистовый же широкий высокий галстук с чёрной лентой поверх него. Тёмно-красные бриджи длиной чуть ниже колен, застёгнутые под коленками на пуговицы, белые чулки, обтягивающие икры ног, и коричневые башмаки с плоскими квадратными носами и серебряными пряжками дополняли его щеголеватый гардероб. Левую руку он держит на эфесе короткой парадной шпаги. Из больших и высоких окон, от пола до потолка, залу заливает неяркий свет пасмурного дня, отражающийся в натёртом до зеркального блеска паркете. На стенах видны гобелены на темы королевской псовой охоты. Рядом с парадной лестницей, спускающейся в залу, придворные музыканты в белоснежных париках исполняют нежную, немного грустную мелодию. Под эти стонущие божественные звуки в танце кружится несколько пар. Пока ещё немногочисленные гости и придворные столпились в дальнем углу залы. Их голосов не слышно, но по активной жестикуляции холёных рук он понимает, что идет живой разговор. Виктору немного неуютно в непривычной обстановке. Он с показной рассеянностью осматривается по сторонам.
Наверху лестницы, ведущей на балкон, появилась молодая стройная белокурая женщина без парика в белом широком кринолиновом платье, туго затянутая в корсет, шнуровка которого спереди покрыта декорированным золочёным корсажем, оттеняющим худые белые обнажённые плечи. Вокруг её головы в высокой причёске уложена нитка жемчуга, свисающие концы которой покачивались у висков при каждом движении. В левой руке она держала сложенный веер. Дама была без сопровождающих. Задержавшись на мгновение, чтобы подобрать обеими руками широкие пышные юбки, женщина стала медленно спускаться в залу по красному ковру, растянутому по лестнице. Шлейф юбок скользил за ней по ступеням.
Бал ещё не начался, и никто не ожидал её появления. Виктор осознал, что обязан к ней подойти. Быстро пересёк залу, приблизился к даме на расстояние трёх шагов и, выставив вперёд левую ногу, церемониально низко поклонился. Он так и стоял в поклоне, замерев и не поднимая головы, ожидая первых слов молодой женщины.
- Рада видеть вас снова, капитан, – холодным ровным голосом произнесла изящная белокурая дама, подходя к нему и громко шурша юбками. – Вы раз в году удостаиваете нас чести своим прибытием на бал.
Он выпрямился, глядя в её светло-серые водянистые глаза.
- Вы приглашаете меня на танец? – лукаво усмехнувшись одними губами, спросила холодная красавица.
- Если позволите, Ваше королевское Высочество, – негромко и учтиво произнёс Виктор, склонив голову.
Датская принцесса медленным плавным движением протянула ему правую руку, до локтя скрытую белой полупрозрачной перчаткой.
- Заранее прошу прощения… – он мягко принял изнеженную руку, становясь в позицию для начала танца.
- Полно, капитан. Я уже много раз слышала от вас, что вы не придворный, и что палуба корабля для вас привычнее паркета. Я буду вести, а вы просто двигайтесь за мной.
Пока играла музыка, Виктор напряжённо пытался воспроизводить почти забытые фигуры танца, следуя за непринуждёнными движениями принцессы.
- Скажите, капитан, вы тоже из тех корсаров, которые, узнав, кто я, аврально ставят все паруса? – неожиданно начала разговор белокурая дама, снизу вверх заглядывая партнёру в глаза. – И затем – фью-ю-ить, – она присвистнула, – и нет их на горизонте?
Он не успел ответить. Внезапно музыка смолкла, и принцесса, окончив танец и не поблагодарив его, повернулась к нему спиной. Виктор смотрел на неё. Аккуратно уложенные густые белокурые волосы в высокой причёске. Длинная белая лебединая шея. Горделивая посадка головы. Красивые матовые мраморно-белые плечи. Нежные ямочки над тонкими ключицами. Изящная линия едва заметных позвонков шеи и спины теряется за вырезом платья пониже открытых лопаток. Безумно тонкая талия. Цветочный аромат духов…
Украдкой стирая кружевным платком испарину со лба, он стоял позади принцессы, не решаясь отойти в сторону. Он знал, что между ними всё уже давно кончено. И даже если бы он хотел, то это уже ровным счётом ничего не значило. А до открытия бала ещё оставалось много времени…
Очень яркие воспоминания оставил и первый сознательный выход из тела. Тогда, едва вырвавшись из телесной оболочки, Виктор на несколько мгновений заснул. Надо сказать, что удержаться от проваливания в сон чрезвычайно трудно. Чуть позже ему открылась одна особенность астрального зрения. Оказалось, что оно яснее и чётче тогда, когда при выходе из тела наступает кратковременное засыпание. Пока он не нашёл объяснения этому феномену.
А тогда он проснулся в незнакомом месте, совершенно чётко и однозначно воспринимая своё нахождение вне тела. Он завис над бульваром какого-то большого европейского города. На город уже опустились сумерки, и в домах зажигались окна. Виктор подумал о том, что надо бы спуститься пониже, и вот он уже оказался в людском потоке.
По бульвару прогуливались спокойные и счастливые люди, оставившие свои проблемы в минувшем дне. На него никто не обращал внимания. Не торопясь, он двигался вместе со всеми, озираясь по сторонам. Красивые фасады старинных домов. Чистота на улице. Аккуратно подстриженные зелёные деревья бульвара. Ярко освещённые богато украшенные витрины магазинов и магазинчиков. По гладкому мокрому асфальту, ослепляя светом фар, бесшумно двигался поток автомобилей, в блестящих поверхностях их кузовов причудливо отражались многоцветные городские огни.
Непрерывно озираясь по сторонам, он заметил странную пару, двигавшуюся позади него на некотором отдалении. В чём была их странность, сразу и не сообразил. Может быть в том, что они выглядели не так, как все окружающие. Оба были пожилые и тучные. Одеты по-старомодному. Держались рядом, как влюблённые дети. Почему-то Виктор про себя назвал их Элмером и Миртл из Канзаса(1).
Перед входом в какой-то небольшой магазинчик стояла немногочисленная группа мужчин. Заинтересовавшись, он приблизился. В центре группы на штативе находилась фотокамера, какой он раньше никогда не видел. Около неё молодой мужчина с карточкой на нагрудном кармане стильного пиджака что-то объяснял пожилому фотографу. Так как Виктор и сам был увлечен фотографией, то тоже с интересом стал слушать. Странное дело! Он понимал незнакомую речь! Точнее, он слышал ещё не высказанную мысль, мысль уже сформированную, но ещё не произнесённую! Он не слышал звуков, видел лишь шевелящиеся губы, но понимал речь! Как оказалось, представляли новую модель панорамной фотокамеры Linhof Technorama. На вопрос пожилого фотографа, можно ли её приобрести, молодой человек ответил, что модель уже в продаже и её можно купить в магазине напротив.
Виктор посмотрел в сторону магазинчика. Его смутили деревянные застеклённые двери в виде вертушки. Подумал, что не сможет их повернуть самостоятельно, и, дождавшись первого входящего, вместе с ним проскользнул внутрь.
Магазинчик поразил его своей обстановкой. Приятный полумрак внутри. На полу – зелёное ворсистое ковровое покрытие. Развешанные по стенам фотографии, как в галерее, освещены маленькими яркими светильниками. В магазине было немноголюдно. За прилавком продавец, молодой парень, менял диск грампластинки на проигрывателе. Он опустил головку звукоснимателя на дорожку, но звуков музыки Виктор не услышал. Не заостряя на этом внимание, осмотрелся вокруг.
У освещённой изнутри витрины с фототехникой стояло несколько человек. Две девицы разглядывали какую-то незнакомую модель фотоаппарата Pentax, и одна из них произнесла:
- Я вот такой хочу.
Он придвинулся к витрине, чтобы поближе разглядеть симпатичное маленькое японское чудо. Вдруг одна из девушек, чуть переместившись влево, закрыла собой витрину. Пришлось сделать шаг вправо. Но девушка, приподнявшись на цыпочках, тут же передвинулась направо, снова загородив от него фотокамеру.
“Она что, слепая?! Не видит, что здесь я стою? Мне ведь тоже хочется посмотреть!” – возмущённо подумал Виктор, отойдя на пару шагов назад. Его не замечают. Похоже, что он невидим для людей. Человек-невидимка! Прямо как у Герберта Уэллса! Он растерянно оглянулся, и снова заметил странную пару. Элмер и Миртл тоже были в магазине и смотрели на него. Они его видели!
Сразу стало как-то неуютно. Улыбаясь, странная пара откровенно разглядывала его. Женщина стала медленно приближаться, а мужчина, оставаясь на месте и добродушно улыбаясь, не отрываясь, смотрел на него. Инстинктивно Виктор попятился.
- Ты, наверное, здесь впервые? – задала вопрос Миртл.
Остановившись, он в ответ кивнул головой.
- Они тебя не видят потому, что спят, – дружески сказала женщина, показав рукой в сторону людей, рассматривающих товары в магазинчике.
- У нас тоже принято одеваться. Это просто. Надо лишь подумать о том, во что ты хочешь одеться, – продолжала наставлять полная женщина. Критически осмотрев его с головы до ног, она опять улыбнулась. – Хотя ты, милашка, и так хорошо выглядишь.
И тут Виктор впервые увидел своё астральное тело. Оно светилось! Да-да, оно действительно излучало свет! Неровный, будто живой, колеблющийся серебристый свет испускала каждая часть его тела! Заворожёно осмотрев руки, он опустил голову и… О, нет, только не это! На нём совсем не было никакой одежды! Он видел окружённый серебристо-голубым сиянием плоский голый живот, пониже которого пушистым комком сиял куст курчавых волос. Светились и гладкие бёдра голых ног.
Вдруг сразу сделалось стыдно, захотелось немедленно куда-нибудь спрятаться. Виктор запаниковал, магазинчик с Элмером и Миртл куда-то пропал, и он с головокружительной скоростью начал падать. Стремительное падение вскоре закончилось резким торможением и сотрясением. Через мгновение обнаружил себя внутри физического тела. Пошевелив руками и ногами, сел в постели. “Ну и дела! Расскажи кому-нибудь – ни за что не поверят. Просто сказка!” – восторженно подумал Виктор.
Тогда на следующий день он искал подтверждений увиденному. Из справочника по валютам иностранных государств выписал страны, в которых денежной единицей была крона, и рассчитал для них поясное время, сопоставив его со временем проведения эксперимента. В библиотеке переворошил стопку журналов “Советское фото” и чешского ревю “Фотография” (в то время других доступных периодических изданий по фотографии в стране не было).
* * *
… Теперь всё стало понятно! Вот ведь гадина! Проститутка! Выхватив тяжёлый автоматический армейский “Кольт”, Виктор приставил ствол к его левому виску. Вдавил ствол так, что кожа поползла вверх, потянув за собой веко, и в его глазах мелькнул животный страх.
- Гнида! Предатель! Сука! – Виктор видел этот страх. Он ощущал его физически так сильно, как это, наверно, умели чувствовать только первобытные люди. Выстрелы хлопали всё громче, и уже были слышны команды, выкрикиваемые на непривычном для слуха чужом языке. И было чувство необъяснимой злорадной лёгкости.
Тот, кому он верил, трусливо морщился, пытаясь отвернуться, и опасливо косил глазами на палец, поджимавший спусковой крючок. Большим пальцем в два движения Виктор быстро снял “Кольт” с предохранителя и взвёл курок, чтоб у него пропали последние сомнения, и сильнее вдавил ствол ему в череп. На его лице блуждала кривая улыбка. Циничная пакостная улыбка продажной сволочи. Его тонкие пергаментные веки подрагивали. Не сводя глаз с пальца на спусковом крючке, он всё же натянуто улыбнулся и заговорил:
- Ты же не будешь стрелять в безоружного? Это ведь против твоих правил! Ты не можешь убить человека просто так!
- Ошибаешься! – Виктор настолько приблизил к нему лицо, что ощутил его горячее прерывистое зловонное дыхание. – Пусть я сейчас сдохну, но я успею умыться твоей кровью! Ты знаешь, что делает пуля сорок пятого калибра?! Давай попробуем! Я очень этого хочу!!!
Он пытался отстраниться, но, прижатый к дереву, уже не мог двинуться с места. Звуки выстрелов приближались. Пули над ними уже сбивали ветки с деревьев, и сверху сыпалась кора. Он пытался защищаться, торопливо выторговывая себе жизнь:
- Подожди! Подожди!!! Это не то, что ты думаешь! Я не предавал! Это всего лишь бизнес! Ничего личного! Просто бизнес!!!
Что??? Он не ослышался??? От ярости Виктор чуть не задохнулся:
- Бизнес?! Ты говоришь – бизнес?! Погибли люди! Понимаешь?! – и с остервенением заорал ему прямо в лицо:
- Погибли люди!!!
Стрельба вокруг усиливалась, и надо было срочно решать, что делать. Но Виктор словно обезумел.
- Мне очень жаль, но это – война…
- Представь себе, я заметила!!!
- Моя дорогая…
- Я не твоя дорогая!!! – в бешенстве выкрикнул Виктор, вдавливая ствол ещё сильнее в височную кость, которая заметно прогнулась.
- Я сожалею, куколка, но всё имеет свою цену…
- Цену?! А какая будет твоя цена?! Цена твоего предательства?! – тут Виктор понял, что упустил момент. Он уже знал, что не сможет выстрелить. Зря он вступил в разговор. Надо было сразу давить на спуск. Он, в самом деле, не мог прострелить голову этого безоружного ублюдка. Хоть и предателя. Хоть он того и заслужил. И от осознания собственной беспомощности жгучие слёзы бессильной ярости предательски потекли из глаз.
- А вот такая ты мне больше нравишься. Если б ты только знала, как ты прекрасна! Я люблю тебя, и всегда любил, – и неожиданно правой рукой он захватил затылок Виктора, с силой притянул к себе и впился губами прямо в рот. Горячий длинный язык, словно у аспида, проник между зубами и стал быстро двигаться у Виктора во рту, ощупывая его изнутри. От омерзения и ярости Виктор чуть не задохнулся. Ударив коленом мерзавца в пах и упёршись лбом в его потную скользкую переносицу, он сумел вывернуться влево и выплюнул сгусток слизи ему на плечо. И тут Виктор почувствовал, что негодяй сумел обхватить другой рукой взведённый курок, блокируя выстрел, и уже выкручивает руку, отбирая “Кольт”.
- Вот так, моя девочка, – со смехом произнёс он, глядя Виктору за спину поверх плеча. – Если не будешь дёргаться, останешься жить. Хотя мне всё равно.
Сзади захрустели ветки, и он, улыбаясь, поднял руки, выбросив пистолет за спину в кусты. И негромко проговорил:
- Ничего личного, милая! Это всего лишь бизнес!
Виктор быстро обернулся, ещё крепко сжимая левой рукой отвороты его куртки. В двух шагах стояли китайские солдаты, направив на них винтовки и держа под прицелом. Один из них быстро шагнул вперёд и, коротко замахнувшись, ударил Виктора прикладом в лицо. В глазах с треском вспыхнуло, и всё провалилось в черноту…
* * *
Рутина жизни не всегда давала возможность выкраивать время для астральных полётов – заедала нескончаемая текучка проблем, требовавших немедленного разрешения (дело в том, что после ночных экспериментов Виктор днём засыпал на ходу, как старая кляча в оглоблях). Но вот настал момент, когда после вынужденного длительного перерыва Виктору вновь захотелось встречи с Голосом. Только вот желает ли того же таинственный незнакомец, не забыл ли его?
В последующие дни все попытки выхода из тела оказывались неудачными. Промучившись несколько вечеров в бесплодных стараниях покинуть тело, Сомов наконец-то снова “вылетел” в Тонкий мир.
С усилием растягивая “серебряный” шнур и думая о Голосе, он медленно удалялся от оставленного в постели тела. Наивно полагая, что его “там” проще распознают в прежнем облике, он снова мысленно “оделся” в тельняшку и потёртые голубые джинсы.
Тишина. Никого…
Вдруг как в детстве, возникло неясное чувство несбыточности желаний, одиночества и непонятной обиды. Кто он для этого Голоса? Наивно было полагать, что этому сверхразумному существу будет интересен простой человек.
- Эй… – осторожно и негромко позвал он, думая о Голосе. – Эй! Я просил о помощи…
- Я здесь, Мелисса. Успокойся, – раздался знакомый мощный бас-баритон, и Виктор с радостью облегчённо вздохнул. – Мне некуда уходить и неоткуда возвращаться. Я вне пространства и вне времени, часть меня постоянно в тебе самой. – И от этих слов по душе разлилось приятное спокойствие и уверенность, и почти интимное желание (от которого совсем не было стыдно) всегда быть рядом с этим совершенным существом.
- Мне страшно за будущее человечества, – заторопился с объяснениями Виктор. – Люди как будто слепы и глухи. За тысячелетия существования своей цивилизации они так и не поняли, что жизнь – это их главное достояние, главное и неприкосновенное сокровище! А они так запросто отбирают его у других из-за жажды удовлетворения своих личных порочных амбиций! В нашем обществе истинные ценности подменены ложными, отсутствует мораль…
- … и тебе непременно хочется изменить всё человечество. Для этого ты пробуешь писать свои рассказы, которые помещаются бульварным журнальчиком в рубрике фантастики, – весело прервал его излияния Голос.
- Ты что, следишь за мной?! – мгновенно Виктор ощутил, как его захлестнула жаркая волна обиды и негодования.
- Мели-и-сса! – разочарованно протянул невидимый собеседник.
Виктор с трудом сглотнул.
- Извини, я забыл, что тебе по статусу, наверное, положено знать всё, – (как, оказывается, сложно контролировать свои мысли и чувства, ведь их невозможно спрятать, они сразу становятся доступны собеседнику, и потом из-за этого становится так неловко и стыдно!) – Но мне действительно нужна твоя помощь!
- Мелисса, ты плохо читала Библию. Вспомни: “И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят”(2).
- Спасибо… – сконфуженно пробормотал Виктор. – Так кто же ты?
- Тебе будет не просто понять, кто я, но постарайся. Я – не Создатель, как ты вначале думала. Меня слышит лишь тот, кто готов слушать. Меня видит лишь тот, кто един со мной силой духа. Ты никогда не сможешь прикоснуться ко мне, но я – часть тебя, как и ты – часть меня. Нас много, но я един.
- Мне трудно разговаривать, когда я тебя не вижу… – робко и с надеждой попросил Виктор.
- Каким ты меня себе представляешь?
- Ну… немолодым, добрым и очень мудрым…
- Вот так сойдёт? – насмешливо спросил Голос. В возникшей словно из ниоткуда, растущей и мерцающей звёздной туманности стало вырисовываться крупное волевое мужское лицо. Проницательные и лучистые тёплые глаза, мягкая добрая улыбка, благородная седина в волосах и в бороде внушали доверие и трепетное благоговение. Тёмная одежда, напоминавшая рясу священника, небрежно и в то же время с достоинством была наброшена на плечи (это было странно, что вся фигура целиком была не видна – её нижнюю часть словно окутывало облако густого клубящегося тумана, но это припомнилось уже потом).
- Вполне… – только и смог выговорить поражённый Виктор. Где-то и когда-то он уже видел это дорогое ему лицо – но это было так давно! Воспоминание было столь туманным и мимолётным, что Виктор чуть не заплакал с досады, остро ощутив немощь своего разума.
- Пойми, ты сама силой своего воображения создала мой образ. Запомни, что каждый из вас сам себе и творец, и могильщик, и наставник, и судья. Каждый из вас имеет свободу выбора, свободу творчества, так как все вы исходите из одного Источника живой энергии. Судьба каждого определяется потребностью превзойти достигнутое. На своём жизненном пути каждый побуждается своей честностью и цельностью, а это позволяет полностью осознать свой путь к Источнику. От вас самих зависит, будет ли костёр жизни пылать во всю мощь, или дымить, едва тлея…
Странное дело. Совсем не ощущалось, чтобы в разговоре Голос подавлял своим могучим интеллектом. Добрым и внимательным отношением к Виктору он походил на любящих родителей, которые в первые годы жизни своего чада терпеливо и бережно направляют внимание ребёнка на самостоятельное преодоление встающих перед ним трудностей, тем самым формируя его личность. Как будто это был разговор сына со всё понимающим и всё прощающим отцом, любящим своё неразумное чадо хотя бы только потому, что оно есть. Его больше не смущало то, что Голос видит его насквозь, знает всё его прошлое и настоящее, все его мысли и потаённые желания. Со времён далёкого-далёкого детства он не испытывал такого безотчётного и естественного душевного тепла, покоя и блаженства.
Внезапно стало трудно дышать, затем вдруг возникло ощущение стремительного падения, которое закончилось резким торможением и сотрясением всего тела. Вздрогнув, он понял, что снова вернулся. Открыл глаза и в темноте над собой увидел жену. Та, прижавшись к нему тёплым мягким телом, нежно и чуть обиженно спросила:
- Спишь, как сурок? Или опять летаешь? Взял бы меня хоть разочек с собой!
Он засмеялся и обнял её:
- Обязательно возьму, Маринка. Если хочешь, завтра начнём курс подготовки молодых пилотов. А сейчас, если нет других предложений, давай спать, а то уже почти утро.
* * *
На протяжении всей жизни ему часто снится один и тот же сон. В этом сне он спит и видит себя со стороны лежащим на животе на железной кровати. Чистая белоснежная простыня стянута на голову. Длинные стройные ноги темнеют на постели. Белыми пятнышками на пятках виднеются кусочки лейкопластыря. Подушка сдвинута в сторону и примята к стене. Из-под простыни свисает его правая рука, кончиками тонких пальцев касаясь пола. За окном идёт ночной дождь. Косые струи падающей с неба воды видны в тусклом свете одинокого уличного фонаря. В открытое окно брызжет дождь, капли стучат по деревянному подоконнику, и стекающая с него на пол вода собирается в небольшую лужицу. В комнату осторожно входит его мама. Она совсем другая, не похожая на его теперешнюю мать. Она подходит к окну и, встав в полосу света, беззвучно опускает раму. Тихонько ступая, идёт по комнате, подбирает его разбросанную, как в детстве, одежду, и аккуратно развешивает на спинке стоящего у стены стула. Поставив второй стул у изголовья кровати, садится на него. Она с трудом скручивает с пальца тоненький ободок золотого колечка и, подняв его свисающую руку, осторожно надевает кольцо ему на средний палец. Положив к себе на колени и зажав в ладонях его руку, глядя в тёмный угол комнаты, надолго застывает в неподвижности. Виктор знает, что она просидит с ним рядом всю ночь, не сомкнув глаз, а рано утром они простятся, чтобы больше никогда не увидеться. Он смотрит на мамины тёмные волосы, в которых уже слишком много седины. Ему хочется сказать, что он обязательно вернётся, и у них впереди ещё будет счастливая жизнь. Но он не может пошевелиться, он не в силах произнести ни слова…
Очень-очень давно, когда ему было всего пять лет, Виктор как-то сказал своей матери, что у него есть две мамы. Одна – днём, а вторая к нему приходит по ночам. Тогда мать почему-то рассердилась на него и объяснила, что мама может быть только одна. Больше Виктор никогда не разговаривал об этом.
* * *
В тот хмурый и холодный день, пораньше отпросившись с работы, Виктор торопился к Вере. С утра моросил мелкий дождь. В его голове всё перепуталось. До недавнего времени он считал, что поймал ниточку истории своей жизни и постепенно разматывает любопытный клубок, в который она была аккуратно смотана чьей-то заботливой рукой. Это было увлекательное, захватывающее приключение. Более того, у него оказался такой покровитель, о котором даже и не приходилось мечтать. Но произошло одно событие, напугавшее его и поставившее в тупик. После случившегося он был полностью согласен с каким-то мудрецом (сейчас он не мог вспомнить, с кем именно), который утверждал примерно следующее: “Чем больше я знаю, тем больше понимаю, что ничего не знаю”.
Виктор понимал, что мир не идеален. Есть зло в нашем материальном мире и, как это ни печально сознавать, его можно встретить и там. Однажды ему уже довелось столкнуться с проявлением агрессии со стороны астральных сущностей. Но тогда всё случилось уж очень по земному, и Виктор не придал тому событию особого значения.
А дело было так. Во время очередной прогулки по Нижнему Астралу (с некоторых пор дальние путешествия по Тонкому миру почему-то вызывали у него необоснованные опасения) Виктор решил позабавиться – попрыгать на расстояние и точность приземления. В этой игре ощущения были такими, как, наверное, испытывали американские астронавты на Луне: мягкий толчок от поверхности, затяжной прыжок-полёт с радостным чувством невесомости, и затем мягкое приземление. Попрыгав по-человечьи, ему вдруг захотелось проделать всё то же самое, но по-кошачьи. В астральном мире за мыслью о действии сразу следует её исполнение. Подумано – значит сделано. Мягкий и сильный толчок ногами – длинный прыжок с приземлением на руки, подбирая под себя ноги. Затем новый толчок ногами, и тело, развернувшись пружиной, выбросив руки вперёд, снова летит к намеченной точке приземления. Как это ни странно, но у него получилось! Но прыгать, как кошка, было намного сложнее – он быстро устал и, выпрямившись во весь рост, решил немного передохнуть.
Справа от него оказалась какая-то стена (Виктор уже по опыту знал, что в Тонком мире существуют двойники вещей нашего физического измерения). И вдруг он заметил, как к нему слева приближаются две человеческие фигуры. Не ожидая ничего дурного, Виктор повернулся и посмотрел на них.
Это были два рослых длинноволосых парня лет двадцати пяти. Плечом к плечу, они с похотливыми улыбками медленно приближались к нему, отрезав дорогу к отступлению. Виктор растерялся. Вдруг тот, что был справа, быстро шагнул вперёд и правой рукой снизу захватил его за промежность, приподняв с такой силой, что Виктор стукнулся затылком и спиной о стену, а левая нога повисла в воздухе. Он почувствовал боль и крайне неприятное ощущение от захвата, и чуть не закричал от страха. Такого он никак не ожидал! После секундного замешательства и паники – неужели и здесь, как на Земле, нужно бороться за свою жизнь?! – перебарывая страх и освобождая от всяких мыслей ум, он левой рукой профессионально, как прирождённый самурай, выполнил удар-захват за половые органы нападавшего. Рванул на себя то, что удалось захватить, и тут же ребром ладони правой руки нанёс сокрушительный удар по захваченной плоти. Рука ощутимо рубанула что-то податливо упругое, и парень испустил истошный крик, полный боли и страха, и отпустил его. Второй нападавший сразу куда-то исчез, а Виктор в расстроенных чувствах поспешил вернуться назад в тело.
Вчера он снова столкнулся со злом. И оно было отнюдь не абстрактным понятием. То зло, с которым ему довелось бороться и бежать от него, было вполне реальным живым воплощением какого-то дикого первобытного ужаса, и описать его словами было очень даже непросто. Зло как зараза, как капля чернил в стакане воды, расползается по всему миру, и, видимо, требуются срочные безотлагательные объединённые усилия, чтобы его остановить, победить, сделать мир лучше и чище. То, что со злом нужно бороться, даже не вызывает сомнений – если делать вид, что его нет, закрыть глаза и стараться не замечать его, то зло всё равно очень быстро проявит себя, тут же самым наглым и страшным образом даст о себе знать. Часто такое напоминание бывает очень болезненным. Что порождает зло? Несовершенство самих людей, их жадность, зависть, трусость и глупость? А может быть, и вправду, как говорили некоторые мыслители прошлого, зло – это необходимая альтернатива добру? Испокон веков зло существует для того, чтобы люди умели распознавать и ценить добро? Есть ли среди живущих на Земле хоть кто-нибудь, кто знает ответ?
До сих пор Виктор считал Землю колонией, специально обособленной от всего мира. Местом для очищения Жизни от Зла. Казалось, что там, за пределами материального мира нашей планеты, не может быть места для зла, ведь, по логике, переход на более высокие уровни бытия должен оставлять позади всё порочное и несовершенное, а зло по определению не может быть носителем совершенства. Прогресс жизни есть движение от Тьмы к Свету.
Виктор не находил ответов на мучившие его вопросы. Сейчас ему требовалась срочная помощь. Поэтому он спешил к Вере, своей старой хорошей знакомой.
Вера была ведьмой. Или, если говорить официальным языком, она была дипломированным экстрасенсом, к тому же имеющим медицинское образование. Накануне Виктор договорился с ней о сеансе гипнотической регрессии. Правда, этот сеанс должен был проводить её шеф – известный в городе врач-психотерапевт, а самой Вере отводилась лишь роль помощницы.
В клинике после слов приветствия и нескольких незначительных общих фраз Сомов выложил на стол фотографии (для советских ещё паспортов) пожилых людей – двух женщин и одного мужчины. Вера разложила их перед собой, поочерёдно каждую накрыла ладонью. Затем, взяв в руки, внимательно вгляделась в фотоснимки. Улыбнувшись, резко к нему повернулась:
- Это твоя мама? – и показала фотографию матери.
Виктор смутился. Кивнул. Он ни капельки внешне не походил на свою мать. Да и Вера, насколько ему помнилось, раньше не была с ней знакома. К тому же только от одной мысли о том, что экстрасенсу доступно знать о нём больше, чем он сам хочет рассказать, становилось не по себе. Ещё раз взглянув на снимки, Вера бросила:
- Вот этот очень болен. Сердце, атеросклероз. Запущенный. И почки. У остальных – ничего особенного, кроме полного букета возрастных болезней. Неизбежных в таком возрасте.
Помолчала немного, поправила причёску.
- Но ты ведь не из-за этого ко мне пришёл, Виктор?
- Извини, я просто хотел лишний раз косвенно убедиться в том, что ты сумеешь мне помочь.
Вера фыркнула как кошка, затем заинтересованно уставилась на него зелёными глазами:
- Ну, тогда выкладывай.
И Сомов рассказал, что ему пришлось пережить в последней астральной прогулке.
В этот раз Виктор легко выбрался из тела. Не так напряжённо, как это бывает обычно. Ещё не зная, что будет делать, просто пошёл дальше из дому, случайно выбрав направление. Как далеко забрёл, он потом не мог вспомнить. Внезапно появилось ощущение, что его зовут. Кому-то он был нужен. Такого ещё с ним не случалось. Подстёгиваемый любопытством, он отдался своим чувствам и быстро поплыл на зов. Вдруг перемещение прекратилось, и он осознал себя стоящим перед двумя человеческими фигурами.
Виктор чувствовал доброжелательность, исходящую от этих фигур. Это были солдаты. Военная форма была незнакомой и, к тому же, не полной. Только майки и брюки с большими накладными карманами. Оба были босиком.
- Ну, здравствуй, солдат, – выдержав паузу, произнес тот, что был повыше ростом.
- Здравствуй, Мелисса, – добавил второй.
Виктор вздрогнул, услышав своё имя, и вдруг неожиданно ответил звонким девчоночьим голосом:
- Здравствуй, Питер. Здравствуй, Фрэнк.
Он не помнил их, но знал их имена! Они знали его! Мгновенно возникло чувство растерянности и нереальности происходящего. Такого ведь не бывает! Как бы удостовериться, что это не сон? Ущипнуть себя?!
- Хорошо выглядишь, – продолжал Питер. – Ты помнишь нашего старого знакомого?
Холодок неуверенности зародился где-то внутри, предательски истёк из сердца в самый низ живота, отчего там всё сжалось и похолодело, и ощущение дурного томления и слабости в ногах охватило его. Что-то было не так. Смутные сомнения скребли душу. Он ничего не мог вспомнить, но и не хотел в этом признаваться. Дальнейшее развитие ситуации не предвещало ничего хорошего. Вдруг понял, что солдаты смотрят уже не на него. Фрэнк молча положил тяжёлую руку ему на плечо, заставив обернуться. Виктор не успел.
Какая-то огромная злобная тварь набросилась на них. Она принялась яростно рвать их зубами и когтями, причиняя дикую боль. Инстинкт самосохранения заставил немедленно вспомнить боевые навыки и начать защищаться. Из глубины души поднялась мощная волна ужаса и ненависти. Тварь была огромной и дралась с ожесточением. Все четверо сплелись в одном бешено вращающемся клубке. Больше всего Виктор боялся, что эта гадина разорвёт его друзей на части, а он так и не сможет ничего с ней сделать. Проскочила мысль об огнестрельном оружии, но тут же до него дошло, что в этой реальности его нет и быть не может. Сам не понимая, как это случилось, он дёрнулся рукой к поясу. В руке оказался штык-нож. Всё-таки не пустые руки.
Испытывая страх, отвращение и ненависть одновременно, Сомов колол и резал тварь без видимых для неё последствий. Бил руками и ногами. Увёртывался от её ударов и укусов, причём часто неудачно. В ответ сам бил, колол, хватал и резал. Крутясь как юла, блокируя стремительные выпады гадины и уходя от атак, в прыжках нанося удары ногами и руками, он в бешеном бою уже не замечал ни Питера, ни Фрэнка. Просто знал, что они рядом, и им так же тяжело.
Бой не кончался. Казалось, он будет длиться вечность. Силы уже были на исходе, а злобная тварь продолжала атаковать с не слабеющим напором и яростью. Улучив момент, Виктор с отчаянием и омерзением захватил обеими руками шею гадины и мысленно “качнул” огромную порцию своей астральной субстанции, ещё остававшейся в физическом теле. Он почувствовал прилив сил, почувствовал, что стремительно тяжелеет и несётся вниз. Они падали вместе, и Виктор, не отпуская тварь, продолжал наносить колющие удары клинком в шею гадины. Внезапно гадская тварь вырвалась из объятий, отступила, и мгновенно исчезла.
Что случилось с Фрэнком и Питером, Виктор не знал. Он увидел, что находится в своей комнате. Вначале даже и не сообразил, что оказался уже у себя дома. Казалось, весь мир отошёл куда-то на задний план бытия, и кроме этой битвы с тварью ничего больше на свете не было.
Возбуждение после боя медленно проходило. Ещё не веря тому, что бой окончен, успокаиваясь, Виктор принялся осматривать своё тело. Казалось, на нём не было ни одного живого места – от сильнейшей боли сводило солнечное сплетение, болели израненные руки и ноги, но больше всего, похоже, досталось голове. Внутри неё, как раз между глаз, как будто раздулся и готов был лопнуть теннисный мяч. Виктора мутило. Собрав волю в кулак и гоня от себя панические мысли, ощупал руки, шею, грудь, живот. Проверил ноги. Поразился тому, что в правой руке до сих пор сжимает штык-нож. Ещё удивительнее было, что он оказался одетым так же, как и его друзья. Вложил нож в пустые ножны на поясе. Провёл по голове обеими ладонями. Это было невероятно, но он совсем не пострадал – тело не имело видимых повреждений!
После этого быстрого и досконального осмотра он окончательно удостоверился, в каком обличье разгуливает по астральному миру. Хотя ему было уже всё равно. После схватки нахлынули безмерная усталость и безразличие. Не хотелось терять времени на сброс лишней астральной материи по шнуру обратно в тело для выравнивания своего обычного потенциала. Он решил грубо ввалиться назад в телесную оболочку. Не слишком приятно, но и не смертельно. Поднял голову, чтобы ближе подойти к телу, и поразился увиденному. Земной мир почти приобрёл свою обычную плотность, а шнур даже на небольшом удалении от тела не проявлял активности.
Его ожидал ещё один сюрприз. На краю постели сидела Марина и смотрела на него во все глаза. Она его видела! Чувствуя страшную усталость, и больше не стесняясь своего облика, шагнул на постель и подошёл к ступням лежащего без движения тела. Сверху посмотрел ему в лицо. Какое оно безжизненное, бледное и неприятное! Впервые он видел собственное тело так чётко со стороны и почему-то не испытывал к нему никаких симпатий. Постоял ещё несколько секунд, огляделся по сторонам. Твари нигде не было. Они с Мариной были в комнате одни. Супруга, вскочив на ноги, с середины комнаты наблюдала за происходящим. Виктор попытался плавно спиной вниз улечься в тело, но получился рывок и за ним падение. Через несколько мгновений почувствовал себя в теле. В нём оказалось холодно, сыро и неуютно. Не открывая глаз, попробовал шевельнуть пальцами рук. Удалось. Повернув голову вправо, открыл глаза. Приподнялся на локте:
- Маринка, что случилось?
- Это… ты? – всхлипнула жена. – Сволочь, я думала, что ты умер!!!
Она забралась на постель и разрыдалась у него на плече:
- Я тебя будила, будила весь день! Приезжала скорая…
Сомов обнял всхлипывающую жену, и только тут до него дошло, что Марина одета не в ночную рубашку. Сколько же времени он провёл в том мире?
- Я немного посплю. Не бойся, я никуда уже не уйду, я всегда буду с тобой, – невнятно забормотал Виктор, притягивая к себе Марину и прижимаясь к ней. – Только пару часиков, не давай мне дольше спать…
Обстановка комнаты стремительно исчезала, растворяясь в сгущающемся сумраке, и, проваливаясь в сон с открытыми глазами, Виктор успел удивиться тому, как быстро меркнут краски видимой реальности.
… Ему снится, что он находится на территории военной базы, обнесённой со всех сторон колючей проволокой. Светит яркое солнце. Вокруг – ни деревца. Только аккуратные деревянные постройки и бесчисленное множество автомобилей, окрашенных в цвет хаки. Иногда вдали слышится натуженный гул авиационных моторов. Тогда он, прикрывая обеими ладонями глаза от слепящего света, ищет взглядом тяжёлый транспортный самолёт. На душе тревожно: впереди – полная неизвестности новая жизнь. Он вместе с другими рекрутами, ещё не переодетыми в военную форму, стоит в очереди у дверей небольшого кафе с яркой дурацкой вывеской над входом. Мимо с деловым видом снуют офицеры. Небольшими весёлыми группами проходят солдаты и сержанты, с интересом разглядывая вновь прибывших и отпуская плоские шутки в их адрес, и когда, заметив его, начинают свистеть, Виктор отворачивается. Скоро его очередь. Он роется в небольшой сумке, которая как котомка висит на правом плече на двух длинных ручках. Неожиданно подкатывает чувство досады, растерянности и злости на самого себя. Денег в сумке нет. Он понимает, что их украли. Сумма была небольшая, но всё равно обидно до слёз. Придётся поголодать. Виктор выходит из очереди и после некоторого колебания направляется к двум офицерам, “пасущим” группу новобранцев. Он сообщает им, что у него украли деньги. Все деньги, которые у него были. Нет, он хорошо смотрел. Да, денег нет – их украли. Нет, он не знает, кто украл. Нет, денег было немного. Но ему не на что купить еды, чтобы перекусить. Он не ожидал, что в армии творится такой бардак. В ответ слышит, что надо было раньше проявлять осмотрительность, а на базе так принято, что рекруты, ещё не зачисленные на военную службу, питаются за свой счёт. Но пусть леди не переживает, она здесь не одна оказалась без денег. Сейчас они разберутся с этим инцидентом, а голодным никто не останется. Виновный обязательно будет наказан. Его просят не волноваться и подождать здесь, никуда отсюда не уходить.
Вскоре офицеры возвращаются в сопровождении женщины, также офицера этой базы. Виктору приходится снова во всех подробностях повторять историю о пропавших деньгах. Всё это начинает ему надоедать. И в конце монолога он заявляет, что эта их богадельня его уже разочаровала, и он собирается ехать домой. Женщина-офицер уговаривает его не расстраиваться из-за такого пустяка и скоропалительно не менять решения служить государству, которое им было принято отнюдь не спонтанно. Первое впечатление часто бывает обманчиво. Всё утрясётся и уладится. Жизнь есть жизнь, и чего в ней только не бывает!
Спустя некоторое время после того, как безденежных новобранцев и любителей поесть на халяву накормили кукурузной кашей с тушёнкой и прогорклым маслом, Виктор стоит неподалёку от дощатого сортира. Сортир многоместный, и отдельных кабинок, также как и дверей, у него нет. Лишь одна общая загородка. Его мучает сильное кишечное расстройство. Только бы не хлопнуться в обморок, надо суметь продержаться до того момента, когда уборная освободится от посетителей. В животе бурлит, и временами темнеет в глазах так, что приходится присаживаться на корточки, чтоб обеспечить нормальное кровоснабжение мозга. Тогда с трудом удаётся сдерживать позывы – не дай Бог опорожниться здесь прямо в трусы! Он не может зайти в сортир, покуда там есть хоть один человек, а потому приходится стоять и ждать. А наевшиеся бесплатной каши бедняги рекруты всё идут и идут. И, не имея уже сил бороться со своим организмом, он решает, что сейчас сумеет преодолеть условности общественного мнения…
Вера долго молчала. Потом подняла на него свои зелёные кошачьи глаза:
- Боюсь, что я не смогу тут ничем помочь. Я очень мало знаю обо всём этом. Пойдём к Георгию Николаевичу, он уже ждёт.
Георгий Николаевич оказался весьма обаятельным человеком, постарше Виктора лет на десять. Без традиционного белого халата. С мягкой доброй улыбкой на лице. С ровным спокойным голосом. Он деликатно и внимательно выслушал их обоих, почти не задавая вопросов и ничему не удивляясь. Затем усадил пациента в большое и удобное кожаное кресло с подголовником. Задёрнул на окнах шторы и включил магнитофон.
Георгий Николаевич начал свою работу. Понимая, что он сам напросился на сеанс, Сомов настроился на сотрудничество с врачом. Прикрыл глаза и постарался сконцентрироваться только на звуках его монотонного голоса.
Из клиники Виктор шёл домой. Снова под дождём. Быстро темнело. Словно не веря себе, иногда касался пальцами груди, чтобы ещё раз рёбрами ощутить спрятанную во внутреннем кармане куртки магнитофонную кассету. Она являлась документальным подтверждением тому, что всё пережитое – и сегодня, и накануне – не было ночным кошмаром или плодом не в меру разыгравшегося воображения. Чтобы снять накопившееся внутреннее напряжение, требовался отдых. Сейчас необходимо было хотя бы просто ни о чём не думать. Идти, смотреть по сторонам, и пока ни о чём не думать.
* * *
(Начало записи, щелчок.)
Врач: Вы расслаблены. Вы очень, очень расслаблены… Вам тепло. Тепло от живота растекается по всему телу. У вас теряется чувствительность в пальцах, и вы не ощущаете своих рук. Вы не ощущаете своих ног. Голова тяжелеет, глаза закрываются. Но вы не спите, вы хорошо слышите мой голос и выполняете всё, что я говорю. Всё ваше тело очень тяжёлое. Оно становится всё тяжелее и тяжелее. Оно такое тяжёлое, что почти проваливается сквозь кресло и пол. Вы уже совсем не чувствуете своего тела. Сейчас я начну считать от десяти до нуля. С каждым счётом вы становитесь всё расслабленнее. Когда я досчитаю до нуля, вы полностью расслабитесь так, как только это бывает возможно… Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один… Ноль… Вы расслаблены, как никогда прежде. Вам уютно, удобно и тепло. Вас ничего не беспокоит. В следующий момент я попрошу вас, чтобы в своём воображении вы представили, как в такой прекрасный вечер вы покидаете своё тело. Поднимитесь на несколько десятков метров над вашим телом, и начинайте плавно снижаться. Но на этот раз, как ваши ноги коснутся земли, вы окажетесь в своём последнем дне вашей прошлой жизни. До того, как вы родились в этот раз. Несмотря на то, что вы глубоко расслаблены, вы можете говорить. Вы разрешаете себе говорить обо всём, что увидите, и всё, что придёт вам в голову. Сейчас, как только я щёлкну пальцами, разрешите этому произойти…
(Пауза, щелчок пальцами.)
Врач: Посмотрите на землю у своих ног. Что вы видите?
(Пауза.)
Сипловатый, будто прокуренный, девчоночий голос (откуда она взялась, ведь Виктор точно помнил, что кроме их двоих с доктором в комнате никого больше не было?!): Я не вижу землю… Подо мной вода… Я в клетке… Я в бамбуковой клетке, я умираю! Боже мой, я умираю!
(В голосе нотки отчаяния.)
Врач: Ничего страшного с вами не происходит, вы только наблюдаете, и вы в полной безопасности. Я вместе с вами, и я помогаю вам. Что вы ещё видите?
(Пауза.)
Виктор (уже спокойнее, но всё тем же сиплым девчоночьим голосом): Меня держат над водой двое моих товарищей…
Врач: Они тоже в клетке?
Виктор (начиная нервничать): Да, они тоже в клетке… По горло в воде… Воняет, нечем дышать… У меня жар, мне плохо, я умираю!
Врач: Вы спокойны, и вы в безопасности. Ничего плохого с вами не произойдёт. Вы знаете, что в любой момент можете всё это прекратить. Что вы ещё видите?
Виктор (несколько успокоившись): Тесная клетка… Со всех сторон решётка. Она висит на канате… Почти вся в воде… Боже мой, как мне плохо…
(Голос опять изменился, он почти рыдает.)
Врач: Сейчас оставьте это и, как я досчитаю до трёх, без боли и сожаления перейдите на несколько дней раньше. До этого дня. Один… Два… Три… Что вы видите?
(Пауза.)
Виктор: Я в клетке. Мы втроём в клетке.
Врач: В той же бамбуковой клетке?
Виктор: Да… Она висит над водой. Нас в ней трое. Клетка тесная. В полный рост в ней не встать. Дно – тоже решётка.
Врач: Что ещё вы видите?
Виктор: У нас у всех понос.
Врач: Что?
Виктор: Мы все больны. Фрэнк справляет нужду… О-о-о! Как всё это отвратительно! Они превратили нас в скотов! Боже мой, я не думала, что увижу такое! Вытащите меня отсюда!!!
(Переходит на крик.)
Врач: Вы успокоились, потому что сейчас вам уже ничто не угрожает, и вы в безопасности. Я рядом с вами, и вы полностью контролируете ситуацию. Вы знаете, что в любой момент можете всё это прекратить. Кто вы?
(Пауза.)
Виктор (спокойным ровным голосом): Я – рядовой сорок первого экспедиционного отряда Корпуса морской пехоты США. Радист и шифровальщик, личный номер…
Врач: Ваше имя? Как вас зовут?
Виктор: Мелисса ван Хеемстра Брейгель-Вервольф.
Врач: Как зовут ваших товарищей? Вы можете назвать их имена?
Виктор: Да… Фрэнк Норманн, рядовой. И лейтенант Питер Полонски.
(Голос начинает дрожать.)
Врач: Вы успокоились, и мы продолжаем. Что вы видите за пределами клетки?
Виктор: Это военный лагерь… Они все вооружены...
Врач: Кто они?
Виктор: Это корейцы… Их много…
Врач: Что вы ещё видите?
Виктор: Деревянные постройки. Много построек… Караульные вышки… Большой лагерь…
(Пауза.)
Врач: Что вы ещё можете сказать?
Виктор: Мы все больны… Истощены. Ходячие скелеты. Нас держат в клетке уже много недель. Не выпускают. Испражняемся прямо в клетке на глазах у своих товарищей. Вонь, кругом только вонь… У меня гноится рана в левой подмышке… Когда начинаем кричать, чтоб нас выпустили, они опускают клетку в вонючую яму с водой…
(Голос опять начинает дрожать.)
Врач: Сейчас оставьте это, и, как я досчитаю до трёх, вы переместитесь во времени на несколько недель вперёд. До этого дня. Один… Два… Три… Что вы видите?
(Пауза.)
Виктор (тихо): Я привязана к жерди…
Врач: Что?
Виктор: Нас поймали… Мы привязаны к жерди за руки. Над головами… Мне трудно стоять, я почти вишу на верёвке…
Врач: Сколько вас человек? Кто вас поймал?
Виктор: Корейцы… Их много. Мы снова в лагере.
Врач: Сколько вас?
Виктор: Шестеро.
Врач: Что вокруг вас происходит?
(Виктор молчит и тяжело дышит.)
Врач: Вам ничто не угрожает, сейчас вы в полной безопасности. И вы знаете это. Что вы видите?
Виктор: Мы окружены корейцами… Их командир ходит перед нами с револьвером. У него жёлтое прыщавое лицо. Он плохо говорит по-английски. Очень плохо… Трудно его понять… Он говорит, что за побег расстреляет каждого второго из пойманных… Господи, я вторая… Коротышка, сволочь косоглазая! Он целится в меня и смеётся! Я успеваю плюнуть ему в лицо! Он смеётся и стреляет мне в подмышку!!! Господи, как больно!!! С-су-ука-а-а!!!
(Рыдает в полный голос.)
Врач: Сейчас вы успокоились, потому что понимаете, что всё это было в прошлом. В настоящем вы в безопасности, у вас ничего не болит, и вам ничто не угрожает. Вы только наблюдаете. Что вы ещё видите?
Виктор (взволнованно, после короткой паузы): Он стреляет в двоих слева от меня. В Нельсона и Брауна. Он убил их! Он убил ещё одного, я не вижу, кого! He killed them! God kill you! Cross-eyed fucking dog!(3)
(Голос срывается на пронзительный крик, переходит на английский, потом на английский мат, далее следуют вообще нечленораздельные выкрики и рыдания.)
Врач: Оставьте вашу историю в том месте, до которого мы дошли. Вы понимаете, что это ваша прошлая жизнь. Что бы в ней ни случилось, вас это больше не касается, потому что сейчас вы в другой жизни. Что бы ни случилось в той жизни, всё уже в прошлом, вам нет до него никакого дела, и теперь вы в полной безопасности. Сейчас вы успокоились и возвращаетесь в свою нынешнюю жизнь. Вы опускаетесь вниз, обратно в своё тело. Плавно и легко. Вам легко и хорошо. Ваше подсознание отделяется от прошлого и возвращается в тело. Постепенно. Медленно. Вы уже в настоящем. Сейчас, как только я досчитаю до трёх, вы полностью окажетесь в своём теле. Один… Два… Три… Вы вернулись. Откройте глаза и осознайте, где вы. Сейчас, как я досчитаю до трёх, вы открываете глаза. Один… Два… Три…
(Шумный вдох и выдох.)
Баритон Виктора: Доктор, что со мной было? Я ничего не помню. Наверное, это было что-то ужасное. Я весь в слезах как…
(Щелчок, конец записи.)
* * *
Сейчас Сомов спешил. Погода не располагала к прогулкам, да и хотелось ещё раз прослушать запись на кассете дома в одиночестве. Мелкий дождь не прекращался. Зажглись тусклые фонари, освещая лишь падающие с неба частые капли. Не послушав шёпота интуиции, свернул в переулок с торговыми рядами. Грязная улочка. Повсюду разбросан мусор. Он всегда недолюбливал эту небольшую суетливую многолюдную улицу, но в дождливый вечер она была пустынна, и Виктор решил, что по ней быстрее доберётся до метро. Слушая шелест дождя, предался воспоминаниям. Теперь многое становилось понятно.
В детстве ему часто по ночам снились кошмары. Он просыпался в горячем липком поту, и вся постель была мокрая, как будто в неё влили полведра воды. Часто стонал во сне, и перепуганные родители затаскали его по врачам. Он отказывался отвечать на все расспросы, упрямо утверждая, что ничего не помнит. Но он хорошо помнил эти жуткие сны.
… Виктор лежит в темноте душной южной ночи на земле, ощущая во рту вкус крови и земли. Он слышит своё хриплое булькающее дыхание, и ему очень хочется откашляться, но жестоко избитое тело не может пошевелиться, и кажется, что он весь состоит из одной боли. Перед глазами вспыхивают большие цветные яркие концентрические круги, медленно вращаясь, плавно и непрерывно меняют свой цвет и, тускнея, постепенно удаляются. Их сменяют новые, несколько отличающиеся цветом и формой, и так продолжается до бесконечности. Вдруг он чувствует, как кто-то приподнимает его голову, и по лицу, по разбитым распухшим губам течёт вода. Он понимает, что очень хочет пить, жадно ловит непослушным ртом тонкую струйку воды и, поперхнувшись, закашливается. С трудом удаётся открыть глаза. Над собой видит два тёмных силуэта склонившихся мужских фигур. Они что-то шепчут, но что – он не в силах разобрать, потому что его сознание всё время пытается ускользнуть вслед за разноцветными кругами.
Переведя взгляд дальше от этих тёмных фигур, он видит сквозь толстые узловатые прутья бамбуковой решётки, заменяющей стену, далёкое звёздное небо и чёрные силуэты качающихся верхушек деревьев. Шёпот становится всё громче, звёздное небо, деревья и решётка куда-то пропадают, а эти две фигуры оказываются отцом с матерью. Родители склоняются над ним, их медленные и неестественные голоса, будто звучащие сквозь толщу воды, едва достигают сознания.
Виктор видит родителей как-то необычно – они близко и далеко одновременно. Конечно, он узнал их, но сейчас они мешают ему. Сначала он не понимает смысла слов чужого языка, на котором почему-то говорят мать с отцом, но затем до него доходит, что его спрашивают о самочувствии.
Но ему не хочется отвечать. Единственное, чего бы сейчас хотелось – это быть самим собой, и чтобы его оставили в покое. Он не хочет возвращаться обратно в этот мир, полный страданий и боли, и он знает, что где-то его любят и ждут. Но родители настойчиво пытаются втянуть его в диалог, и Виктор, не узнавая свой ужасно медленный, чужой, не поспевающий за мыслью голос, прилагает неимоверные усилия и с трудом отвечает, что у него всё хорошо, и он хочет побыть один…
Дождевые капли стекали с непокрытой головы, щекотали лицо, заставляли щуриться. Обходя лужи, он рассеянным взглядом скользил по ряду торговых палаток. В мокром бугристом асфальте бесформенными пятнами отражались цветные огни витрин.
Вдруг из-за одного из киосков вывалилось несколько молодых людей. Виктор не успел выйти из состояния безмятежного созерцания, как они уже окружили его. Сзади резко щёлкнул фиксатор выкидного ножа.
- Тихо, мужик… – свистящим фальцетом заскрипел голос сзади.
Слегка повернув голову вправо и скосив глаза, Виктор быстро оценил ситуацию. Их было трое, и потому мгновенно пришло решение понтировать, чтобы создать психологическое преимущество.
- Ca va?(4) – жизнерадостно улыбаясь, спросил он того, кто оказался перед ним, и напрягся как кошка, готовая к прыжку.
- Чего-о? – изумлённо протянул позади тот засранец, что держал нож.
- Un con!(5) – быстрый шаг назад и молниеносный удар правым локтем назад в лицо – глухой хлюпающий звук. Перехватив обеими руками кисть руки с ножом и прыжком выскочив из окружения, развернул за собой потерявшего от удара ориентацию противника так, чтобы тот помешал двум другим подонкам немедленно начать активные действия. Беспощадно одним движением с хрустом вывернул руку, держащую нож. Парень тут же согнулся дугой, уткнувшись носом в колени, и визгливо завыл:
- Пусти!!! Больно!!!
- A moi cracher!(6) – выдохнул Сомов (играть – так до конца!) и хлёстким ударом правой ноги в лицо окончательно вырубил врага.
Второй ринулся в атаку. Встречный удар йоко-гери левой ногой. Ребро стопы без сопротивления вошло в объёмный дряблый живот. Парень, негромко всхлипнув и переломившись пополам, повис на мгновение на его ноге и мешком рухнул на асфальт. Быстро повернувшись лицом к третьему, успел заметить, как тот, приняв боксёрскую стойку, пошёл правым плечом вперёд, выбрасывая руку. Мгновенный уклон влево и двойной блок руками, переходящий в захват. Правый кулак нападавшего пролетел около головы, но Виктор сумел захватить руку за запястье. Сильно рванул её на себя так, что парень потерял равновесие. Тут же вторым рывком вывернул локоть вверх, крепко зафиксировав руку в таком положении. Отработанным движением левая нога пошла вверх, стремительно описывая дугу и падая на локоть врага. В последний момент заметил расширенные от ужаса глаза. Вдруг увидел, как его, Виктора, вывернутую руку ломает безжалостный сапог морпеха. Увидел, как острые окровавленные обломки костей рвут мягкую плоть. Почувствовал, как дикая резкая боль пронзает всё тело. Наваждение длилось лишь мгновение, но Сомов успел испугаться и отпустить руку. Он не мог уже остановить удар, а только вытянул носок бьющей ноги. Удар смазался, пришёлся стопой по плечу парня. Хулиган упал на четвереньки, тут же вскочил и бросился наутёк.
- Беги! – рыкнул ему вслед пробудившийся в душе зверь. “Крыса. Сволочь трусливая. Падло”, – шумно дыша, со злорадством подумал Виктор.
Стучало в висках, всем телом ощущалась мелкая дрожь, и громко звенела в ушах кровь. Виктор постепенно приходил в себя. Осмотрелся вокруг. Поднял открытый автоматический нож. Сначала решил забросить его за киоски в груды мусора, но потом передумал. Найдут ведь, гады. Повертев в руках, сложил его и засунул в задний карман джинсов.
Первый противник с залитым кровью лицом стонал на мокром асфальте. Второй казался безжизненным. Сомов осторожно подошёл к нему. Обмана нет. Подтащил тяжёлое бесчувственное тело к ларьку и посадил, привалив спиной к стенке. Парень дышал. Ничего, оклемается. Виктор огляделся по сторонам. Поодаль под зонтами стояли двое зевак и таращились на него. Для них – как в кино. Он досадливо поморщился, провёл рукой по мокрым волосам и, подняв воротник, быстрым шагом направился прочь.
* * *
2004 – 2009.
(1) Фермеры Элмер и Миртл из южных штатов – неразлучная пара персонажей англоязычного фольклора.
(2) Евангелие от Луки, 11: 9, 10.
(3) Он убил их! Убей тебя Бог! Косоглазая грёбаная собака! (англ.)
(4) Как дела? (фр.)
(5) Придурок! (фр.)
(6) Мне наплевать! (фр.)
Жуткие сны
© Copyright: Евин Сын, 2009
Свидетельство о публикации №209013100229
Свидетельство о публикации №209013100229
Рецензии
рецензия на "Вещие сны" (Евин сын)
Прочитала 2-й Ваш рассказ.Как всегда, очень сильно написано.Скажите, а Вы каждое произведение пишите так долго? Есть ли у Вас напечатанные книги?
У Вас настолько яркий, необычный стиль, что Вы затмеваете многих известных писателей- фантастов. К примеру, Лукьяненко,который сейчас в моде. Сила Ваших произведений в том, что несмотря на нереальность сюжета, все точно увязано с самой реальностью. Успехов Вам в творчестве!
P.S. Очень обрадовалась, что мы, оказывается, с Вами земляки.
С уважением- Татьяна Иванова 14.,19.05.12..15:33.
Татьяна Иванова 14 19.05.2012 15:32 • Заявить о нарушении
Прочитала 2-й Ваш рассказ.Как всегда, очень сильно написано.Скажите, а Вы каждое произведение пишите так долго? Есть ли у Вас напечатанные книги?
У Вас настолько яркий, необычный стиль, что Вы затмеваете многих известных писателей- фантастов. К примеру, Лукьяненко,который сейчас в моде. Сила Ваших произведений в том, что несмотря на нереальность сюжета, все точно увязано с самой реальностью. Успехов Вам в творчестве!
P.S. Очень обрадовалась, что мы, оказывается, с Вами земляки.
С уважением- Татьяна Иванова 14.,19.05.12..15:33.
Татьяна Иванова 14 19.05.2012 15:32 • Заявить о нарушении
Татьяна, спасибо за такую лестную рецензию, но, есть очень много авторов, которые пишут лучше меня. Из современников особо выделяю молодого автора Оксану Ветловскую. Это очень талантливый, умный, ироничный, честный писатель. Ну и конечно, Михаил Булгаков, Ф. Достоевский. Насчёт скорости написания произведений. У каждого это бывает по-разному, но, наверное, не ошибусь, если скажу, что когда есть идея, когда она кристаллизовалась в уме в законченный сюжет, тогда перенос её на бумагу - это уже просто дело техники.
Напечатанных книг у меня нет. Дело это долгое, требует массу времени на обивание порогов редакций, длительную работу с редакторами, с корректорами, а также хозяевами этих ЗАО, ООО всяких там "издательских домов". У меня просто на это нет ни времени, ни желания. Ну и желания прославиться тоже нет. Для меня "писательство " - это своего рода отдых, смена занятий.
С уважением, Е.С.
Евин Сын 20.05.2012 17:23 Заявить о нарушении
Напечатанных книг у меня нет. Дело это долгое, требует массу времени на обивание порогов редакций, длительную работу с редакторами, с корректорами, а также хозяевами этих ЗАО, ООО всяких там "издательских домов". У меня просто на это нет ни времени, ни желания. Ну и желания прославиться тоже нет. Для меня "писательство " - это своего рода отдых, смена занятий.
С уважением, Е.С.
Евин Сын 20.05.2012 17:23 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.