Приходя - не радуйся, уходя - не грусти

Это был один из тех вечеров, когда всё катится к чёрту. В лицо дул сильный порывистый ветер. По асфальту навстречу с металлическим звоном и бряцаньем катились пустые пивные банки, и летел мелкий мусор. Моросил холодный осенний дождь. На тротуарах, прижавшись к стенам домов, дремали забрызганные грязью по самые крыши мокрые автомобили. На ночь эти железные четырёхколёсные монстры становились хозяевами любого пустующего и мало-мальски пригодного для стоянки пространства. Тусклый свет фонарей едва пробивался сквозь удушливую мглу смога огромного грязного мегаполиса. Из подворотен тянуло сырым ночным холодом и застоявшейся мочой. Серые облупленные стены, исписанные и изрисованные варварскими руками непризнанных поэтов и художников, мрачно теснились, сжимая улицы в ущелья. В глаза попалась огромная надпись мелом, старательно выведенная чьей-то рукой: “Маша! Я тебя люблю!” Последнее слово было размазано и наполовину затёрто, а поверх него коряво начертано “ебу”. Рядом красовалось непристойное изображение голой женщины в натуральную величину. Николая довольно сильно покачивало, и бесстыжая голая нимфа на стене дома также нахально раскачивалась из стороны в сторону, вихляя широкими бёдрами и выпячивая огромную половую щель. Пнув подкатившуюся к ногам банку, он грязно выматерился сквозь зубы и плотнее запахнул плащ. Банка, взлетев в воздух, закрутилась пропеллером и звонко стукнулась о кузов спящего неподалёку “Форда”. Тотчас он ожил, замигал фарами и оранжевыми фонарями, и протяжно на разные лады, словно больной слон, затрубил сиреной. Николай как мог, ускорил шаг. На улицах – ни души. Мерзкая погода. Мерзкий город. Мерзкая жизнь.

Позавчера его уволили с работы. Поделом уволили. Не надо было распускать руки. Хотя этот слюнявый жирный боров сам напросился. Сам виноват, гнида. Перед ним совершенно отчётливо проявилось круглое и сытое, лоснящееся от пота самодовольное лицо бывшего начальника. Нажрал морду. Харю от жопы не отличить. Когда это свиное рыло визжало на него из своего кресла бабьим спёртым голосом, устраивая разнос за рухнувшую базу на сервере, то ему так хотелось врезать. Врезать прямо в перекошенный, брызгающий слюной маленький рот, под которым колыхался жирный двойной подбородок, складкой лежащий на безупречной белизны воротничке с чёрным в полоску узлом модного галстука. Врезать костяшками кулака. Правой. Профессионально и хладнокровно. Цки (1) в средний уровень. Как его раньше учили. Ненавистное широкое и мясистое лицо шефа колыхалось прямо перед ним, и после проглоченных оскорблений он уже больше ничего не слышал. Бесформенная поросячья харя наливалась пунцовым, слюни брызгали на два метра по сторонам. Маленькие поросячьи закисшие глазки испуганно расширились, когда он шагнул ближе, обойдя стол и без замаха поднимая кулак. Затем был грохот опрокидываемого кресла, и жирная туша в обтягивающем широкую спину костюме от Hugo Boss колыхнулась уже на полу. И визг этой полуголой шлюхи-секретарши. Он вышел, гордо хлопнув дверью, распираемый восторгом оттого, что, наконец, поступил правильно и по-мужски. Да, совершенно правильно. И сейчас ему об этом ничуть не жаль. Он остановился, поднял лицо навстречу дождю и ветру, и громко истерично расхохотался. С-сука! Капиталист грёбаный!

Вдруг во внутреннем кармане завибрировал мобильный телефон, и противный голос из-под плаща гнусаво завопил: “Где эта сволочь?! … Где эта сволочь?! … Где эта сволочь?!”

- Алло, Вика, я тебя слушаю… Нет, иду домой, скоро буду… Что? подожди, плохо слышу… Что, что???

Телефон, казалось, на всю улицу женским голосом взахлёб торопливо произносил:

- … да, я давно хотела тебе об этом сказать… потому что ты – неудачник! По жизни неудачник! Все живут как люди, в отпуск за границу ездят, жёнам шубы покупают! Сами на машинах ездят! А я за тобой ничего хорошего не видела!.. Нужна мне твоя такая любовь!..

Он стоял, тупо глядя на сжимаемый обеими руками телефон. Из мобильника неслось, перекрывая шум дождя и ветра:

- … в общем, на развод я сама подам. Ко мне домой не приходи. К тому же я не одна… и он не такой неудачник, как ты…

Только тут до него дошёл смысл услышанного. То, что его Вика оказалась подлой шлюхой. Обыкновенной глупой и подлой шлюхой! Вот сучка!!! Он бешено шарахнул телефон об асфальт. Брызнули в стороны разлетевшиеся детали. Этого ему показалось мало, и он добавил, растоптав каблуками то, что ещё осталось. Потом, даже не оглянувшись по сторонам, расстегнул ширинку, оттянул вниз крючком большого пальца резинку трусов, и со злорадством помочился на обломки телефона. Всему на свете одна цена – дерьмо!

После этого ему немного полегчало.

Идти домой уже не имело смысла. Домой? К ней – домой?! К своей бывшей сучке?! Нет, раз уж так – то с него хватит! Рвать – так рвать всё и сейчас! С корнями и из сердца! Навсегда!

На душе стало так муторно и пакостно, будто свиньи насрали. Нестерпимо захотелось выпить. Добавить. Попробовать хоть как-то смыть всю эту срань. Он постоял немного, слегка покачиваясь и соображая, что ему теперь предстояло двигать в противоположную сторону, в давно опустевшую родительскую квартиру. Далековато, если учесть, что городской транспорт уже не ходит. Ехать на частнике в таком состоянии приличного подпития было рискованно – он боялся, что заснёт в машине. А там и обобрать могут, выкинув из машины. Вот сука! Чёрт с ним, со всем этим миром! Пешком доберусь. Хорошо, что от родительского дома ключи всегда при себе. Так, носил на всякий пожарный случай. И вот он, этот случай. Шлюха!!! Он яростно отхаркнул и плюнул против ветра изо всех сил. Смачный плевок выписал в воздухе невероятную кривую и повис на подвернувшейся некстати “Тойоте”.

По пути попался круглосуточный киоск. С обычным джентльменским набором – куревом, выпивоном и расфасованным по кулькам и коробушкам незатейливым закусоном. Пока Николай тупо шарил взглядом по цветастым этикеткам заграничной жрачки, рядом притормозил, ритмично бухая и пластмассово дребезжа панелями кузова, угловатый чёрный “Мерседес”-“паркетник”. Сквозь затонированные и наглухо задраенные стёкла неслись многократно усиленные автомобильной акустикой завывания безголосого тенорка под незатейливый аккомпанемент старого советского шлягера:
“...У са-амого си-инего моря
Сиди-ит бизнесмен дядя Коля.
И со-олнце светит ему прямо в глаз,
Дя-ядя Коля — пидора-аз!”
Джип вдруг яростно взревел мотором и, бешено разгоняясь, миновал перекрёсток на красный сигнал светофора. Гоблинский там-там стремительно удалился, и улицу вновь обволокла тишина. Ничего крепкого в ларьке не оказалось, потому Николай взял две больших банки пива. Покачиваясь и переступая с ноги на ногу, там же за киоском большими глотками всё и употребил. Здорово получилось. Пол-литра водки и с литр пива. Ёрш. Русский напиток “ё-о-о-гр-рш”! Затолкав одну за другой пустые банки в переполненную мусором урну, и стараясь твёрдо выдерживать намеченное направление, прямо по середине проезжей части дороги нетрезвой походкой он двинулся дальше. На другой конец города. Подальше отсюда. К себе домой.


* * *


Погасли фонари. Хмарь опустилась на город. Все дороги были пусты. Окна в домах погашены. Рабочая окраина грязного мегаполиса погрузилась в дурное забытьё до раннего утра грядущего нового бессмысленного дня.

Шум в голове усилился. Широко расставляя ноги, как моряк при качке, Николай на автопилоте шёл на другую окраину, где можно было переночевать в пустовавшей квартире. Усилилось острое чувство одиночества. Он один против всего мира. И весь мир – против него. Жизнь – говно. После неё – смерть. Ноги его почти не слушались, и он шёл, как на ходулях, выбрасывая их вперёд, словно протезы, почти не ощущая своего тела. Потёр ладонью об ладонь. Затем потрогал лицо. Вот это набрался! Давно так не надирался, ещё со службы в армии, когда они гурьбой сваливали в самоволку, чтобы прошвырнуться по местным девкам. Лицо и руки, также как и ноги, тоже почти совсем потеряли чувствительность. И от этого почему-то сделалось смешно.

Далеко позади послышался рокочущий гул автомобильных моторов, рычащих и воющих на предельных оборотах. Не оборачиваясь, Николай перешёл на трамвайные пути. Идти между рельсами было неудобно – ноги то и дело наступали на гладкий трамвайный рельс. То на левый, то на правый. Когда шум моторов перешёл в надсадный грохот, Николай обернулся. Светя фарами сквозь пелену косого дождя, бок о бок наперегонки прямо на него неслись два легковых автомобиля. Несмотря на темень и дождь, он в них сразу распознал Subaru Impreza WRX и Mitsubishi Lancer Evolution – мощные спортивные машины. М-мать! Вдруг он поскользнулся на мокром рельсе, неуклюже зацепившись рантом другого ботинка за выбоину в асфальте, и рухнул в лужу на четвереньки. И сразу его ослепил яркий свет фар, рычащий грохот моторов вбуравился в мозг. Инстинктивно он кувыркнулся через правое плечо – дальше и в сторону от машин. Но кувырок получился вялый и пьяный, и Николай пребольно стукнулся головой об асфальт.



Очнулся он в тишине. Открыл глаза. Всё та же тёмная серая хмарь. Правда, дождь уже прекратился. Поднялся. Его вело и мотало из стороны в сторону. Вот надо ж было так нагрузиться! Не чувствуя под собой ног, Николай отупело снова зашагал вдоль улицы. Где-то далеко на горизонте неяркие световые всполохи прорывались сквозь смог и туман. Приближалась гроза. Вокруг – ни души. Мимо него проплывали странные причудливые тени серых домов и развесистых высоких деревьев, от которых исходило слабое голубоватое свечение. Как огни святого Эльма, почему-то подумалось ему. Это наверно оттого, что с приближением грозы воздух насыщается электричеством. Таким же странным серо-голубым тусклым светом слабо светилась трава. Всё вокруг казалось каким-то неузнаваемым и неправильным. Словно наяву он бродил в своём сне. Вдобавок очень хотелось спать. “Вот поделом тебе, в следующий раз будешь меньше пить”, – повторял он про себя, с трудом выдерживая намеченный курс.

Вдруг справа появилось большое световое пятно. Точнее, это было даже не пятно, а светящееся облако. Николай удивлённо повернул голову. Рядом с ним размашисто вышагивал рослый старик весь в белом, с развевающейся седой бородой в пояс и давно не стрижеными седыми волосами. Он смотрел прямо перед собой, не обращая на Николая внимания, и его волевой орлиный профиль с нависшими кустистыми бровями над запавшими глазницами невольно внушал трепетное благоговение. На нём был длинный, почти до земли, старомодный плащ, напоминавший макинтош из девятнадцатого века. За спиной он нёс небольшой мешок, похожий на “сидор” времён Великой Отечественной. И этого удивительного старика окружало сильное серебристо-голубое сияние. Словно он шёл в светящемся облаке, двигавшемся вместе с ним. Ни дать ни взять – маг Гэндальф из “Властелина Колец” собственной персоной. Для полноты сходства не хватало только длинного посоха в руках.

- Идём домой? – не поворачивая головы, деловито осведомился странный попутчик надтреснутым старческим голосом.

Вот же чёрт! Николай зажмурился. Это ж надо было так нажраться! И он, как маленький мальчуган, потёр кулаками глаза и снова посмотрел вправо. Тьфу ты, чёрт! Привидится же такое!

Рядом с ним, не попадая в шаг, трусил рысцой неопределённого возраста обшарпанный тип мужского пола со школьным ранцем за спиной, из разошедшейся молнии которого торчали горлышки пустых бутылок. Он был почти лыс, и редкие волосы с обильной проседью отдельными клочками кустились на блестящей круглой голове. Левый рукав промокшей куртки был разодран, и из него вылез белый синтепон, хорошо заметный в темноте. Одутловатое, давно не мытое лицо с припухшими веками, глазки-щёлочки, распухший нос и седая недельная щетина на полных щеках ясно свидетельствовали о выбранном стиле жизни. Вдобавок от него сильно разило мочой. Человеческий пейзаж завершали болтающиеся шнурки грязных стоптанных ботинок и подвёрнутые на разную высоту брючины полосатых штанов с пузырями на коленях.

- Тебе чего? Иди своей дорогой! Отстань от меня! – возмутился Николай. – У тебя своя жизнь, у меня – своя!

- Ошибаешься, барин, – весело подмигнув конъюнктивитным глазом, осклабился нежданный попутчик. – Теперь мы с тобой надолго одной верёвочкой связаны!

Вот это подарок! Николай ошалело остановился. Сделав пару шагов, остановился и бомж. Тот нахально смотрел на Николая, поправляя лямку сползающего с плеча туго набитого бутылками рюкзака. Вторая была оторвана и раскачивалась пониже поясницы, точно хвост.

- Что значит – связаны?! А ну, проваливай отсюда!!! Пошёл вон к грёбаной матери!!! – в приступе пьяной бешеной ярости Николай шагнул к нему, сжимая кулаки. Бомж благоразумно отступил, соблюдая безопасную дистанцию.

- Тише, тише, дружище, – миролюбиво зашамкал редкозубым ртом гражданин Вселенной и криво осклабился, ощерив кривые гнилые зубы. Один его глаз смотрел на Николая, а второй куда-то в сторону.

- Ну, зачем это… вот так сразу – и в морду? Морда – она тоже… её неприкосновенность охраняется законом… – пьяно подбирая слова, с достоинством покинул поле не состоявшегося боя бродяга.

- Нужен ты мне, как зайцу стоп-сигнал! Иди к чёрту!!!

- Слушаюс-сь! – вытянувшись по стойке “смирно” и слегка покачиваясь, издевательски откозырял отброс общества. – Зря гонишь, барин, я те ещё могу сгодиться.

- Да на хрен ты мне…

- Эй, молодой-красивый! – неожиданно произнесли сзади противным треснувшим фальцетом и паскудно заблеяли.

Николай резко обернулся. Разухабисто и нагло улыбаясь, засунув руки в карманы и широко расставив ноги, позади него стояли два типа неопределённой наружности. Оба были широкоплечи и чуть выше его ростом. “Похоже, что влип! Только этого мне сейчас недоставало!” – искрой сверкнуло в мозгу.

- Вам чего, ребята? – стараясь не провоцировать агрессию парней, как можно дружелюбней осведомился Николай.

- А мы тоже не прочь подраться, – нагло заявил один из них, округляя глаза и строя гримасу. – Ведь верно? – и сильным тычком толкнул в бок своего напарника. Тот в ответ радостно заугукал и, не глядя на приятеля, чтобы не оставаться в долгу, наградил его ответным тумаком. Оба дебильно заржали, кивая головами.

- Мне некогда, мне надо идти, – предпочёл ретироваться Николай и, развернувшись, быстрым шагом продолжил путь. Нечего сейчас строить из себя героя. Одному пьяному против двоих трезвых не выстоять. Засунь свой зелёный пояс Кёкусинкай-карате себе в задницу и празднуй труса, алкаш хренов.

- Эй-эй! Мы так не договаривались! Тпр-р-ру-у-у! – снова раздалось сзади. И погано заблеяли по-козлиному.

Николай вынужден был обернуться. Он уже решил для себя, что если это – его судьба, то хрен с ней, тогда он постарается продать себя подороже. И обмер, застыв на месте.

Два чудища зверо-человеко-мультяшного вида – один красный, а другой зелёный – тузили друг друга с радостным повизгиванием и похрюкиванием. Причём в самом процессе оба медленно поднимались в воздух над дорогой и кружили, словно в вальсе. Всё это было настолько противоестественно и паскудно, что Николай застонал, как от зубной боли. Пить надо было меньше! Допился до розовых слонов! Он сел прямо на дорогу, закрыв лицо руками, и завыл по-собачьи.

Возня, сопение и мерзкое хрюканье вокруг него продолжались. Он оторвал ладони от лица и поднял голову. Два парня, два этих великовозрастных дебила с восторгом лупили один другого, вальсируя в воздухе. Не касаясь земли! В воздухе! Вдруг из-за спины вперёд быстро вышел тот самый вонючий и драный бомж, шагнул по направлению к резвящимся идиотам и властно сделал им запретительный знак обеими руками – на уровне пояса резко развёл руки в стороны, держа ладони, словно мечи. Противно крякнув и качнувшись в воздухе, отвешивая поклоны и кривляясь, громко издав непотребный звук выпускаемых кишечных газов, парочка мгновенно исчезла, как будто их никогда и не было. Просто растворилась в смоге. После них осталось лишь гадкое зловонное облако. Всё это было так мерзопакостно, неожиданно и неправильно, что Николай снова застонал, обхватив голову руками. Его чуть не стошнило. Быстро поднявшись на ноги, он отбежал чуть вперёд.

Как-то незаметно бродяга снова оказался рядом. Какое-то время они молча шли вместе.

- Одному здесь небезопасно, – не поворачивая головы, совсем трезвым голосом нарушил молчание собиратель бутылок. – Я пришёл проводить тебя.

- Проводить? Куда проводить? В вытрезвитель, что ли? – с сарказмом в голосе спросил Николай.

- Домой. Разумеется, домой. Куда же ещё?

- Вот что. – Николай остановился. Он никогда в жизни не контактировал с низами общества и всегда сторонился их. Не нуждался и сейчас в попутчиках такого сорта. И вообще, этот тип не внушал доверия. Странный был какой-то.

Остановился и бомж. Николай в упор смотрел на бродягу, напрашивающегося в попутчики, вяло соображая и покачиваясь. В какое-то мгновение ему показалось, что он медленно поднимается над дорогой. Быстро взглянув вниз, он с облегчением перевёл дух. Фиг! Ну и почудится же! Ноги вроде стояли на земле. Вот чёрт, чего только сегодня ему ни померещится! Шум в голове пропал, но марево смога вокруг сгустилось, и он вообще больше не узнавал городских улиц. Всё вокруг было какое-то чужое, странное и неправильное. Что именно было неправильным – на пьяную голову не удавалось сообразить. И в этот момент до него дошло, что он окончательно заблудился. Вот уж теперь всё к одному! Погоди! А вдруг этот ханурик не врёт и вправду знает, где его дом? Не плутать же теперь до самого утра!

- Ладно, но только до дома, – немного помолчав, пьяно согласился Николай. – Переночевать не приглашаю.

- Ну и прекрасно! Значит, договорились, – вроде как обрадовался его новый попутчик. – А то сразу по матушке посылать!

Николаю вдруг сделалось стыдно, и он надолго замолчал, отвернувшись в другую сторону.



Они шли молча. Сквозь мглу и туман проступали тёмные громады домов, высокие серые деревья поникли тяжёлыми раскидистыми ветвями, листва которых излучала странный голубоватый свет. На горизонте всё так же тускло полыхали облака. Гроза никак не приближалась. Похоже, что её проносит стороной. Николай непрестанно осматривался по сторонам, не узнавая серых городских кварталов. Они много раз сворачивали на незнакомые улицы, пересекали тёмные пустыри и зашли уже чёрт знает куда. В какой стороне находился его дом, уже невозможно было сказать. И с нескрываемым недоверием он стал поглядывать на семенящего на шаг впереди бича. Это ж надо, какой чудной тип. Знает, где его дом. А интересно, что он ещё о нём знает? Чего ему вообще надо? Ведь не просто так он навязался – должна же быть какая-то причина? В том, что бродяга навязался не по доброте душевной, а лишь корысти ради, Николай ничуть не сомневался. Бесплатный сыр только в мышеловке лежит. Пока не поздно, нужно незамедлительно это выяснить! И он резко остановился.

Сделав несколько мелких шагов, притормозил и странный попутчик.

- Я тоже знал Славу-ЦСКА, – нетвёрдым голоском подвыпившего снова заговорил бродяга.

Внезапно вихрь воспоминаний унёс Николая в далёкое детство. Кто ж тогда не знал Славу-ЦСКА! Наверное, не было ни одного мальчишки в их районе, не слыхавшего о нём. Хоккейный корт в их дворе из ЖЭКа выбил именно он. Это Слава-ЦСКА сумел получить поддержку в городском спортивном комитете, и по всему району, как грибы после тёплого летнего дождя, выросли хоккейные коробки. Это он организовал и дворовую хоккейную команду, в которой сопливый хулиган Колька нашёл выход для переполнявшей его энергии. От заводского профсоюза они даже бесплатно получили коньки, клюшки и настоящую хоккейную форму! Какие тогда были незабываемые ледовые баталии! Он помнит, как зимой по воскресеньям просыпался от звуков железного скребка, доносящихся с хоккейной площадки. Тогда он быстро соскакивал с постели и выглядывал в окно. В ослепительном свете прожекторов в своей неизменной майке спортклуба ЦСКА, надетой на толстый свитер, Слава в одиночку чистил лёд. Дальше спать уже было стыдно. Пока он быстро умывался и собирался, поглядывая в окно, на льду появлялись новые помощники, его дворовые друзья. Потом он тоже бежал во двор, и они все дружно лопатами и скребками очищали лёд после ночного снегопада. Затем были тренировки, игра, снова тренировки… Но это мальчишеское счастье закончилось в один чёрный день. В тот день, когда убили Славу. Убили ножом. В самое сердце. Говорят, что он пытался защитить незнакомую женщину у ресторана, когда шёл с работы после вечерней смены. Славу-ЦСКА хоронил весь район. А убивших его подонков так и не нашли…

- Ну что, идём? – донеслось до него, и Николай очнулся. Дико озираясь по сторонам, несколько мгновений соображал, где он находится. Воспоминание из детства было настолько ярким, образным и точным, будто ему удалось заново прожить в невероятном темпе целый отрезок давно минувшего. А напротив, как отражение в кривом зеркале, стоял, переминаясь с ноги на ногу, всё тот же задрипанный человеческий отброс, от которого ещё и дурно пахло.

Да, похоже, что бич не врёт – наверняка знает, где его дом. И Николай немного успокоился и осмотрелся по сторонам. Тут его внимание привлекло необычное серо-голубое свечение, похожее на небольшое облачко, сидящее на асфальте возле одного из мрачных домов. Что это? Свернув с дороги, он направился к излучавшему слабый голубоватый свет полупрозрачному грушевидному образованию. И чем ближе подходил к нему, тем сильнее оно напоминало сидящего человека. Уже можно было различить голову, плечи и руки, обхватившие колени.

Это действительно оказался человек. Точнее, это была девчонка-подросток. И она была совершенно голая. Нагая девчонка сидела у самой стены на ягодицах, подтянув к подбородку колени и крепко обхватив их руками. И смотрела прямо на них.

- Ты… это… чего? Ты… что здесь делаешь? – ошалело поинтересовался Николай. Что с ней такое произошло? Побили? Изнасиловали? Обобрали? Выгнали из дому? Вопросы так и скакали, теснясь в его голове. Сегодня у него какая-то ночь сюрпризов!

- Я… я не знаю, где я. Я заблудилась, – захныкала девочка, уткнувшись лицом в колени. – И я не знаю, где моя одежда…

Щемящая жалость скребнула сердце, и Николай поспешно стал стаскивать с себя плащ, чтобы укрыть девчонку. Но вот сделать это ему не удалось.

- Подожди, – вдруг твёрдо остановил его попутчик, преграждая дорогу. – Тебе нельзя! Она не наша!

- Что значит – не наша?! Ей плохо, и ей нужна наша помощь! – возмутился Николай, пытаясь обойти бомжа слева и отстраняя его правой рукой. Но тот решительно встал на пути.

- А то и значит, что не наша. После объясню! – неожиданно совершенно трезвым голосом, не терпящим возражений, резко и властно сказал бомж. – А девочке и в самом деле нужно помочь.

- Ты только всё испортишь! Напугаешь её! Ты только глянь, на кого ты похож!!! – возмущению Николая не было предела.

- Не шуми! – приструнил его бродяга. – Я войду в её ум в другом облике. Её разум не так замутнён, как твой.

- Чего, чего??? – опешил Николай, но бомж уже шагнул к девочке и, присев рядом на корточки, ласково погладил её по голове. Николай стоял, не шевелясь, словно во сне.

- Ну, моя принцесса, успокойся. Всё не так и плохо. Ты можешь рассказать, что с тобой приключилось? Что последнее ты можешь вспомнить?

- Я… я не знаю, – после долгой паузы заговорила девочка, всхлипывая и глотая слёзы. – Мы пришли на вечеринку… на Третью Владимирскую улицу… там мы танцевали… потом немного выпили. Так, самую малость. Было очень весело. А потом парни предложили попробовать “дурь”. Мне не хотелось выделяться, и… и, чтобы быть как все, я тоже согласилась попробовать. Больше ничего не помню…

Третья Владимирская! Перово! Это же – Москва! Раньше Николаю часто приходилось бывать в Москве в командировках, и он хорошо знал тот район столицы. Но такого ведь не бывает! Чтобы вот так – голышом – и в их город, прямо из Москвы! Зажав голову руками, он снова опустился на асфальт. Бред какой-то. Это всё оттого, что он сегодня перепил. И он начал потихоньку впадать в ступор.

А этот странный бродяга что-то невнятно и ласково всё говорил и говорил девочке, поглаживая её ладонью по голове. Как будто во сне, Николай смотрел на них. Всё началось после звонка жены. Бывшей жены. Этой грёбаной сучки. Сначала появился этот бич. Потом те два идиота. А сейчас – вот эта голая девчонка. Ну и бред! Просто с ума сойти! А может, он и вправду сбрендил? Говорят, это случается незаметно. Для спятившего, разумеется. Психи не понимают, что они – психи. От этой мысли ему как-то разом поплохело. Надо похлопать себя по щекам, растереть лицо, чтоб хоть немного привести себя в порядок. Тогда легче будет соображать. Он поднёс ладони к лицу и замер от удивления. Его руки светились. Светились точно таким же серебристо-голубым, похожим на сигаретный дым, колышущимся живым светом, который исходил и от этой голой девчонки. Ничего не понимая, он принялся тупо разглядывать свои пальцы. Чудеса, да и только!

Тем временем бродяга помог девочке подняться на ноги. А дальше случилось и вовсе невероятное. Девчонка, подняв руки над головой и вытянувшись в струнку во весь рост, привстала на носочках и вдруг плавно оторвалась от земли. Она стала медленно подниматься в воздух. В полной тишине девочка летела вверх, будто воздушный шарик. И она поднималась всё выше и выше. Сверху донёсся её счастливый смех. Словно укутанное голубым сиянием, худенькое голое тело было хорошо различимо на фоне туманного тёмно-серого неба. Точно в сказке, девчонка летела уже выше деревьев, выше крыш домов, похожая на большого ночного светлячка. Затем она развела руки в стороны, легла на живот в воздухе прямо у них над головами и, быстро ускоряясь, стремительно полетела прочь. Спустя несколько секунд она и вовсе скрылась из виду.



Николай стоял посреди дороги, подняв вверх голову и открыв рот. Ни хрена себе! Чёрт знает, что сегодня с ним творится! Всё как-то нелогично, неправильно и нелепо! Словно во сне. Может, на него так подействовал алкоголь, и сейчас он спит? А вдруг, какую дрянь в пиво подмешали? В наше время самопального спиртного – хоть пруд пруди! Вот и он на нём попался! А сейчас он спит и видит сон. Николай похлопал в ладоши. Нет, не похоже. Проснуться не получается. Он с беспокойством огляделся. Странный у него оказался попутчик. Очень странный. Сам навязался проводить, сказав, что знает, где его дом. Завёл чёрт знает куда. Иван Сусанин! И ещё эта голая летающая девчонка… А-а-а… А ведь этот бич совсем не тот, за кого себя выдаёт. Засланный казачок! Где-то должны быть рядом и его сообщники! Подельники! Вот оно что! Те два придурка – они и есть его пособники! Да они все заодно! Как же он раньше-то не догадался! Надо, не мешкая, упредить их! Пора брать инициативу в свои руки, а не плыть, как дерьмо по течению! Ловко, ловко ворюга сети расставил! А он, балбес, и лопухнулся! Вот и вляпался по самое “не хочу”! Кажется, сейчас пришло самое время хорошенько потрясти этого вонючку – пусть говорит всю правду! Вот так взять за шиворот – и тряхнуть хорошенько! И, как мог свирепее, Николай взглянул на бомжа.

- Ты что такое с ней сделал?! – сурово навис он над бродягой. – Отвечай немедленно! Только не ври!

- Ну-ну-ну… – снова пьяненьким голоском миролюбиво загундосил бич. – Ничего такого я с ней не делал…

- Врёшь ты всё! А это как тогда понимать?! – углядев очевидную и наглую ложь, яростно возмутился Николай и ткнул указательным пальцем в затянутое серой мглой ночное тусклое небо.

- Ах, это…

- Отвечай!!! – рявкнул он в приступе пьяного бешенства и шагнул к бомжу. – И вообще, кто ты такой?! И откуда навязался на мою голову?! Что тебе нужно?! Я тебя не звал!!! Проваливай!!!

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Николай медленно приближался к бичу, сжимая кулаки. Бомж не двинулся с места и лишь укоризненно покачал головой:

- Ах, Николай, Николай… Жаль, что ты так ничего и не понял. Я всё ждал, когда же ты прозреешь. – Голос у бомжа вновь изменился, и он снова казался трезвым, точно стёклышко. Бродяга замолчал, внимательно разглядывая Николая. Затем спокойно предложил:

- Давай присядем. Нам есть, что обсудить, – и, аккуратно придерживая ранец с бутылками, опустился прямо на дорогу, указав ему место перед собой.

Приступ бешенства постепенно угас. Немного постояв, после некоторого колебания Николай всё же присел на асфальт и с трудом заставил себя исподлобья взглянуть на бродягу.

- Видишь ли, Давид…

- Я – Николай! – с вызовом оборвал он бомжа и тут же замолчал под строгим взглядом собеседника.

- Да, да. Я в курсе. Я знаю, что сейчас тебя зовут Николай. Но мне известно и то, что тебя зовут Давид.

- Да ты, верно, пьян? – удивился Николай. – Я ж не шпион и не бандит, чтобы менять имена. Чего-то ты перепутал, любезный! Лучше скажи, что ты сделал с девчонкой!

- Ничего. Ничего я с ней не сделал. Я просто напомнил ей, что Творец велик и всеблаг, и милость Его безгранична. Я лишь помог ей вспомнить о тех способностях, что по бесконечной доброте и великой мудрости Создателя дарованы ей при рождении…

Бродяга сидел на земле, по-турецки сложив ноги и опираясь ладонями в колени, словно арабский шах на персидском ковре. Из-под припухших век он внимательно смотрел Николаю в глаза и рассуждал о тайнах бытия, доходчиво и просто излагая суть извечных истин. Всё это было так странно и неожиданно! Уличный философ! Диоген без бочки!

- Ты знаешь, Давид, – при этих словах Николай промолчал, решив отложить пока спор, – у меня сжимается сердце, когда я вижу, когда такие как ты не понимают, где они оказались. Сейчас ты дезориентирован и переживаешь переломный момент. Многие через него проходят. Беда в том, что ты – атеист, и даже сейчас, оказавшись перед фактом, не хочешь признаться, что ошибался всю свою недолгую жизнь. Тебя мучают сомнения. Это понятно – ты не смог подготовиться. Это – итог твоего безверия. Не твоя вина, что у вас были бестолковые и невежественные учителя, которых в свою очередь учили такие же бездарные глупцы. В Библии сказано, что разум для имеющих его – источник жизни, а учёность глупых – глупость. Вам вбивали в головы ложные идеи, и вы с лёгкостью принимали их, потому что ввиду своей очевидности и простоты они не требовали от вас самостоятельного поиска, той огромной внутренней работы, для которой по замыслу Творца вы рождены. Они вам казались настолько элементарными и естественными, что даже не давали повода усомниться в их истинности. Я вас не осуждаю. Это закономерно. Всё это происходило оттого, что вы были молоды, а для молодости собственная смерть всегда воспринимается далёкой абстракцией, и жизнь на земле представляется вечной. Кто в молодые годы задумывается над тем, что находится за гробом? За той самой чертой, откуда не возвращаются? Небытие, чернота и пустота? Полное отсутствие всего? Ты хоть раз пытался представить себе, что это такое – небытие? Получилось? Вряд ли. Твоё подсознание хранит твой разум от этого кошмара, потому что оно знает ответ. Не знаешь лишь ты. Только ханжи боятся слова “смерть”. Они живут одним днём, стараясь забыться в повседневной суете погони за однодневными удовольствиями. Лишь бы в текущем дне сытнее набить брюхо и усладить бренную плоть. Забыться от того ужаса, что по их представлениям неумолимо ждёт их впереди – могила, мрак, абсолютный конец всего. Их жизненный принцип гласит: “после меня – хоть потоп”. В вашем обществе смерть превратилась в проклятье, довлеющее над миром просвещённых, в этакое досадное недоразумение природы, не позволяющее во всей полноте насладиться благами цивилизации. Важно помнить о том, что всё в мире преходяще. И смерть – это благо, дарованное Творцом. Это – рубеж, когда человек подводит итог, когда он может с искренним сердцем предъявить своему Создателю то, чего он достиг на данном этапе. Ваш мир страшен. Он отнял у человека надежду. Надежду на будущее…

Бомж-философ. Парочка придурков. Летающая девчонка. Странный, неузнаваемый город. Нет, давай по порядку. Дождь. Телефонный звонок. Пиво. Снова дождь. Автомобильные гонки на ночных улицах. Свет фар и удар по голове… Но с головой-то всё в полном порядке, если не считать временного помешательства. К тому же у него ничего не болит. Ничего не болит… А так не бывает после удара. Это что же, получается… Получается, что он… пережил… собственную смерть? Николай ещё раз посмотрел на свои руки, излучавшие слабое серебристо-голубое сияние. Вот тебе и огни святого Эльма! Сцепив пальцы обеих рук, он едва ощутил их прикосновение. А ему-то казалось, что это всё из-за того, что он мертвецки пьян. Николай обхватил руками голову и закрыл глаза. Так и сидел, перебирая в уме всё случившееся с ним за последние сутки. Да, конечно, он прав, этот уличный философ. Во всём прав. И, не поднимая головы, Николай ответил:

- Да, да, вы правы. Вы совершенно правы…

Какое-то время они молча сидели друг напротив друга. Только сейчас до сознания Николая дошёл весь ужас свершившегося. На земле для него всё закончилось. Всё – друзья, потерянная работа, бывший шеф и шлюха-жена. Всему конец. В один момент. Но ведь что-то должно быть впереди? И больше не думая ни о чём, он долго сидел истуканом с острова Пасхи. Наступила апатия.

Первым нарушил молчание попутчик:

- Ну что, Давид, теперь – домой?

Николай поднял голову. Лучистые и добрые, преисполненные вселенской мудрости, глаза седого старца участливо и ласково смотрели на него, проникая взглядом в самую душу. И вечный лёд утомлённой замёрзшей души стал таять, и потекли талые воды, унося боль и печаль. Шквал мыслей о будущем разметал обломки недавних несчастий. Вдруг так умиротворённо и тихо стало в его сердце, что Николай, вставая с земли, отозвался с волнением:

- Домой! Конечно, домой!

- Тогда освободи свой ум, Давид. – Высокий бородатый старик в белых одеждах, с благородным лицом, весь окружённый сияющим лунным светом, легко поднялся с земли. – Доверься мне. Не думай ни о чём. Просто пожелай быть рядом. Быть вместе.


* * *


И они плавно взлетели над землёй. Они летели всё выше и выше, и уже нельзя было разобрать сквозь смог и туман, что осталось там, далеко внизу. Николай с восторгом осматривался по сторонам. Сумрак расступался, становилось светлее. Вот над ними открылся пустой тёмный проход. Он был длинный и круглый, точно огромная труба, спущенная с небес на землю. Их мягко тянуло, засасывая прямо в эту трубу. В трубе оказалось темно, а в конце прохода виднелся маленький кружок белого света. Они медленно двигались внутри трубы, и кружок света рос, становился всё больше. Наконец они вышли из туннеля и просочились сквозь лёгкий белесый туман.

От той картины, что предстала перед ними, у Николая захватило дух. Везде был свет. Свет был повсюду, куда хватало глаз. Обилие белого чистого света. Огромные пространства и необычные формы, сотканные и сплетённые из света. И ощущение полного покоя. Это просто невозможно описать словами. Покой. Гармония. Любовь. Гармония и любовь повсюду. Словно эхо, до него донеслись слабые звуки музыки. Как музыка ветра. Здесь всё было так хорошо и прекрасно, так тепло и уютно, что хотелось остаться тут навсегда. Казалось, что всё вокруг было таким знакомым, когда-то видимым, но давно забытым. Они быстро двигались, плыли и летели сквозь это потрясающее воображение великолепие. Вокруг высились огромные сверкающие чертоги, гигантские дворцы, замки и даже целые острова необычайной красоты, возведённые из света.

Впереди появились светящиеся движущиеся точки. Они быстро приближались, и уже можно было различить отдельные огоньки. Огоньки были нежные, чем-то напоминавшие небольшие облачка. Боже мой, да ведь это… Это люди! Люди… друзья… те, которых он знал. Мама, отец… Он почувствовал, как слёзы радости потекли из глаз. Николай остановился, он не знал, что ему следует делать дальше. Всё это было так волнительно и так прекрасно! Вот облачка постепенно принимают человеческие формы, они окружают… они приветствуют… они рады его возвращению. Обнимаются, окутывая его своим светом, и он чувствует их любовь и участие.

Николай с волнением оглянулся на своего попутчика. Старик снял с плеч свой мешок, и в руках у него оказалось светящееся покрывало. Улыбаясь, он накинул его Николаю на плечи и нежно расправил, любовно разгладив руками. И словно электрический разряд теплом пробежал через всё его существо. Он погрузился в безмятежность и покой, и с восторгом ощутил – именно ощутил! – собственное бессмертие, и это пробудило возрождение собственной силы и понимание своей личности. И он упал на колени, обхватив ноги своего мудрого спутника:

- Учитель! Учитель! Я так счастлив… спасибо, учитель… простите меня…

- Встань, Давид! Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Я не икона, и не стоит преклонять колени предо мной, – мягко, но строго остановил его учитель. – У нас будет много времени поговорить. Смотри, твои друзья уже собрались. Ступай к ним!

Давид обернулся. Да, они все были здесь! Он узнавал их! Они снова были вместе!

- Добро пожаловать домой, Давид! – к нему медленно и торжественно приблизилась Ева, давняя подруга, озорная и бесшабашная, как мальчишка. Окружив его своим светом и укрыв от всех, чтоб никто не слышал их разговор, она радостно зашептала ему в самое ухо:

- С возвращением домой, Давид! В следующий раз бери меня в жёны! Я умею быть верной женой! – и залилась нежным переливающимся смехом.

Они оба закружились, радостно смеясь и укутываясь светом. Давид был счастлив. Наконец он вернулся домой.


* * *


2008 – 2009.



(1) Удар рукой в карате (япон.).