Сердце

Маленькая девочка плакала, прижимая к себе плюшевого мишку. Было очень холодно и уже темнело. Слава богу, прекратился этот колючий дождь, кусающие ее оголенные плечи, смеющийся над ее слезами, не желающий понять ее.
Маленькая девочка плакала, прижимаясь спиной к кирпичной стене старого дома. В глухой подворотне никого не было – даже кошки, заслышав чей-то прерывистый плач, спрятались по подвалам.
Ей было около семи лет. Коротенькое платьице, нацепленное на нее, когда-то восхитительное и бледно-зеленое, порядком испачкалось, местами порвалось. Голые ноги, которые она подтянула к груди, и обхватила одной исцарапанной рукой, были сплошь усеяны синяка, на детских и острых коленках – ссадины. Летние сандалики, состоящие из переплетенных кожаных шнурочков, разваливались: где-то сломалась застежка, кое-где недоставало нескольких скрепляющих кусочков кожи.
Длинные темные волосы девочки были порядком спутаны, и влажными сетями падали на ее лицо. Она всхлипывала, отнимая руку от ног, другой все так же крепко прижимая к себе своего плюшевого друга (одного глаза нет, вместо другого – строчка крест-накрест), и неловкой рукой этой убирала прилипающие к лицу комья волос, размазывая грязь вперемежку со слезами по лицу, не давай покоя покрасневшим глазам. И снова подтягивала колени к груди.
Послышался шорох, и девчушка вздрогнула. Она кинула голову вверх, точно испуганный зверек, забившийся в угол, и окинула взглядом своим свое небольшое убежище – это был угол между старым пятиэтажным строением, и чьим-то поостренным, но уже давно забытым гаражом. Угол этот, вдоль и поперек изреженный граффити, вот уже несколько недель был для крохи прибежищем.
Вот только стало холодать…
Ножки затекли, и девочка осторожно втянула в себя воздух, словно бы пытаясь с этим влажным, металлическим напитком втянуть в себя информацию – а есть ли кто неподалеку? Что-то подсказало ей, что опасности нет, и она поднялась, сделала шаг на шатающихся своих слабых ногах, остановившись. На миг замерла, прислушиваясь, все так же прижимая к себе поблекшего своего медведя, чья лапка едва-едва держится еще, но услышала какой-то шорох, и снова свернулась клубком, рванувшись в тот же самый угол, и спрятав лицо между разбитыми коленками и грудью.
Живот болел – то ли от голода, то ли от обиды – на него давно не обращали внимания. Ссадины почти перестали ныть, особенно те, которым уже с неделю, а новые лишь ярко-красными поцелуями напоминали глазу о нечаянно подвернувшейся ступеньке, или жестоком пацаненке, или разбитой бутылке, на которую она упала накануне…
Как давно она не была дома, девочка не помнила. Она столько времени прослонялась по улицам города, что уже почти забыла - как это – спать на кровати, есть подогретую пищу, а дождь наблюдать из-под зонтика, или из окна. Именно этот дождь, серый и противный, именно он тревожил ее последнюю неделю – лето катилось к своему концу, дни становились  все короче, ночи-все холоднее. Они давили на хрупкие плечи, тянули куда-то вниз, вдоль по ребристым, царапающим щеку, местами сломанным кирпичам…
….Ночь придушила город….. девочка шла по темным улицам, все еще дышащим дождем и думала. Кто она была, почему ее не нашли – кто ответит теперь?! Она проходила мимо тех, кого простуда заставила выйти в поздний час до аптеки, проходило мимо влюбленных парочек, обнимающихся под совсем уже ненужными зонтами…
Кто она была?!
Кто сейчас ответит?!...
Маленькое сердце, размером с крошечный кулак, билось в замерзшей тонкой груди о грудную клетку. Маленькое сердце хотело жить.
Девочка шла по ночным улицам.
…..в глаза было темно, она не понимала, что делает. Сквозь пелену, замечала, что бежит куда-то, запинается, падает на серый влажный и холодный асфальт, сдирает кожу на руках и голых ногах, поднимается, прижимая к груди медведя, и бежит дальше…..
…она набросилась на мужчину, попытавшись перегрызть ему горло. Это был одинокий, уже начинающий седеть мужчина, с добрыми глазами и без склонности к педофилии. Она отбросила медведя в сторону, сверкнув совсем черными глазами, с голодным всхлипом подпрыгивая, и ухватываясь руками за его шею. Она появилась так внезапно, что одинокий мужчина даже не успел среагировать – девочка выпрыгнула из-за угла, и вот медведь уже лежит лицом в луже, смотря в прозрачную темноту воды своим глазом – одним, вышитым крест-накрест толстой фиолетовой ниткой.
Мужчина шел в магазин –  дома закончилась заварка. Ему было все равно на время – бессонница одолевала его уже неделю. Он не чувствовал усталости, и некому было позвонить ему и сказать, что уже поздно, и что пора домой, и что какого черта он заставляет их переживать.
И сердце – сердце размером с кулак взрослого человека билось о грудную клетку.
Сердце хотело жить.
А человеку было плевать.
…И она зарычала, и попробовала перегрызть ему горло. Он схватил ее за плечи, оттягивая ее от себя, как прилипшую жевательную резинку, но успеха это не принесло. Тихо выругавшись, он дернул девочку за волосы, маленькие зубки коснулись оголенной, пахнущей лосьоном для бритья, шеи, девчушка слабо зашипела. Мужчина сделал шаг в сторону, оправляясь от шока, наступил на медведя, тихо ойкнувшего и впитывающего  в себя дождевую воду, с примесью бензина и окурочных слез…
«Да что за?!» - подумал мужчина, легонько вырубая девчонку ударом по голове.
….она открыла глаза и поняла, что ее держит на руках какой-то большой и незнакомый мужчина. Он с вежливым интересом смотрел на нее своими карими и теплыми глазами, держа на весу, легко, и ровно. Она вдруг испугалась, завертелась у него на руках, пытаясь освободиться, спрыгнуть на землю, но он все так же держал ее, озябшую, и она испуганно задрожала.
-Если так хочешь, то иди, - спокойно сказал он, аккуратно ставя ее на землю. Первый же порыв похолодевшего  ветра чуть не сбил ее с ног, сами худенькие конечности, будто бы ватные, вдруг впустили в себя сотни маленьких иголочек, и те вонзились в  них, быстро и беспрепятственно входя в кожу…
Девочка едва не упала, без единого звука опускаясь на землю. Но мужчина успел подхватить ее. Он прижал ее к груди, совершенно забыв про так и не купленную заварку. Было темно. У девочки, как у озябшего и  до смерти напуганного котенка, просто уже не было сил сопротивляться.
Два сердца бились в такт друг к другу.
Мужчина направился к дому, виднеющемуся за углом.
-Мишку, - слабо попросила девочка, и закрыла глаза….
Ветер метался от одного дома к другому, и грыз углы…..темная влажная ночь светилась умытыми своими витринами…..тени перебегали из одного двора в другой, и не находили никого в подворотне около старого заброшенного гаража….
….дома было как всегда - темно и тихо. У мужчины не было даже кошки. Ему не хотелось половинчатого одиночества. Он положил на толик у дверей промокшего до последней нитки плюшевого мишку, захлопывая дверь, и проходя в  комнату. Посадив девочку на диван, он принес полотенце, обернул ее в него, и накинул сверху плед….
Сердце его спокойно билось, он знал, что так будет правильно…
Маленькое сердце, размером с кулак ребенка, быстро-быстро билось в груди, от страха, непривычности тепла и доброго обращения, от которого она отвыкла.
Счастливого конца не будет. Они не будут жить «долго и счастливо», автор знает лишь, что оба они не доживут до утра. Им осталось только несколько часов.
А потом у них у обоих резко остановится сердце, или в квартире случится пожар, а может на город упадет метеорит – кто знает?! И многие вопросы останутся без ответа. Кто была эта девочка?! Почему она не обратилась в милицию?! Был ли этот дядя нормальным, или это маньяк-извращенец?!  И как бы они жили дальше?! Она бы пошла в школу?! Почему она тогда набросилась на него?! Была ли она одержима чем-то или это просто голод и отчаяние?! Пришили бы плюшевому медведю пуговки-глаза, или бы у него остался один глаз – упрямый крестик фиолетовой нитки.
На улице снова пошел дождь. Он бьет по карнизу, ртутные слезки застывают на стеклах, скатываясь вниз и оставляя темные дорожки. Мужчина впервые за долгое время почувствовал усталость, лег на диван, закрыл  глаза и мягко погрузился в теплый и душистый сумрак сновидений. Он уйдет первым.
А потом уйдет она. Уйдет по крышам домов – таким высоким, таким скользким. И она будет падать, но подниматься и идти дальше, вперед. И мерцающие в свете ночных уличных фонарей и горящих окон домов, летящие вниз капельки дождя, будут кусать ее голые и грязные руки. Но  она перестанет ненавидеть дождь. Она вдохнет в себя его успокаивающую прелесть, а  где-то в уютных и теплых кроватях, о которых она уже давно забыла, мирно и тихо будут спать обычные дети, не лишенные детства.
И она прошла мимо меня, не задев меня, и я почти успела ее увидеть. Мой спящий ангел, ты ушла за ним, и кто знает, куда ты в итоге придешь. Порою ты приходишь туда, к той подворотне, и садишься, прижимая к груди острые свои колени, и тихо плача, но уже - без боли. Ты повзрослела, оставшись совершенно ребенком, порою приходящим, серым ангелом, светом серых дождевых облаков и гудением дрожащего от падающих капель, асфальта. И ты будешь плакать, моя милая, но теперь уже - одна.
И она пройдет мимо тебя, и ты увидишь ее. Ты будешь знать, что она здесь.
Сколько таких девочек на улицах твоего города?!
Конечно, это идеализированно – добрый дядя, подобравший ребенка…
А вдруг?!
И теперь уже босая, она неторопливо будет дышать влажным и дождливым воздухом спящего города…
Спи город…
Ведь твое сердце – сердца тысячи маленьких девочек, размером с детский кулак…сердца, бьющиеся в унисон друг с другом, с дождем и с сердцами ободранных плюшевых медведей, у которых всего один глаз, да и тот-всего лишь крестовый шов….
Они уходят….
И история эта не будет закончена, если хотя бы одно из этих сердец будет биться….
И желать жить…