Эсмеруд

…она жила в нем, и он ничего не мог  с собой поделать…. Она не должна была жить, но жила… «Эсмеруд», - тихо позвал он кого-то, но никого не было, и ветер тоскливо завыл в ответ…
Крыша не была очищена от снега. Высокие шнурованные ботинки тонули в нем, пушистый и мягкий, он почти не похрустывал под ногами. Было чуть более влажно, чем обычно. Ему нравилось.
Небо пристально наблюдало за ним серыми своими глазницами, которые заволокло тучами. Оно слабо светилось, бледным и ровным светом – достаточным, чтобы видеть то, что окружает тебя – спящие крыши многоэтажек, присыпанные толстым слоем снега, торчащие вверх крючки антенн, и темные провалы чердачных дверей.
Он сделал шаг вперед.
В ушах знакомо вдарили басы – он слушал собственные песни. ИХ песни. Его ребята, «Dark rose», его команда..
Ушли…. все ушли…
Он слушал их песни…. последний альбом, который так и не вышел…. не важно…
Наверное, сейчас уже не важно…
Он подошел к краю крыши, ногами спинывая снег вниз. «Не важно», - подумал он, садясь, и откидывая длинные светлые свои волосы назад. Не важно.
Небо смотрело блеклыми своими глазницами вниз, на молодого парня, сидящего на крыше девятиэтажки. На нем был теплый кожаный плащ, на шее – черный шарфик, за спиною – рюкзак, с изображенным на нем мотоциклом. Небо равнодушно выбросило вниз пару снежинок, и ветер, словно заскучавший сторожевой пес, заметивший бабочку, понесся за этими белыми звездочками, и они еще долго суетливо носились в воздухе, не долетая до земли.
Он любил ее. Она не имела права быть, он не имел право быть с  нею. Но он любил ее.  Она любила черный шелк, и изящные кружева. Она сходила с ума по алым розам, и по нежным прикосновениям.
И он спрятал ее.
Он запер ее крепче, чем кто-либо кого-либо когда-то. Он достал цепи
         страх, ревность, жалость и гордость
                и заковал ее. Он заткнул ей рот кожаным кляпом – и бросил куда-то внутрь себя.
И почти забыл о ней.
Почти.
Эсмеруд.
Это было неправильно.
Было неправильно все это – эти глаза людей, смотрящие с таким зажравшимся выражением, эта пугающая стадность, наблюдающаяся во всем, но что еще больше пугало это то, что стадо, что это стадо, окружающее его..
Не принимало его..
Не знало, не видело, но чувствовало.
С каким-то бесстыдным жаром отталкивало, изгоняло из себя.
Это было неправильно.
Эти мускулы, эти волосы, этот вельвет и кожа.
Это все было жестоко, слишком жестоко даже для нашего бессердечного мира.
Он снял рюкзак.
Он достал телефон. «Спасибо тебе за все. Я надеюсь, тогда помог тебе».
Сообщение отправлено. Эсмеруд…. прости меня, слышишь?
Он выключил телефон прежде, чем он успел завибрировать, прежде чем  на дисплее бы высветилось имя. Мягкий и влажный снег обхватил мохнатой своей лапой сотовый телефон.
Юноша открыл рюкзак и достал пистолет.
Где ты его взял, мой дорогой?!
На плеере доигрывала  очередная песня…
Ты помнишь, как все начиналось?!
Почему-то в  конце всегда думаешь о начале?!
Он так и не отключил телефон, который, зажужжав, вдруг засветился в приглушенном шепоте снега…
Эсмеруд всегда так любила красный…..
Белый – на красном, это так красиво….
Эсмеруд….. прости меня, дорогая моя, что я не успела…. Что я не сняла цепи, не вытащила кляпа, что не нашла тебя…. Что нашла тебя слишком поздно….. он успел лишь показать тебя мне, рассказать о тебе, прости, что я  слишком поздно начала тебя искать.
Что слишком поздно заметила, что тебя нет…
Прости, что меня так долго не было….
Эсмеруд…. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо, хот я мы с тобой почти не знакомы….  Пожалуй, только он один и знал тебя – ты всегда была в  нем, его светлая и чистая сторона, его светлый луч….. Никого и никогда он не любил больше чем тебя,  и ты знаешь это…. Прости меня, моя дорогая, что он спас вас обоих раньше, чем я  помогла ему спасти тебя…
Прости меня….
Небо равнодушно смотрело, как погибали двое……
Как погибала Эсмеруд…
Лишь гулко дрожал мобильник.
Бьется в висках…
Эсмеруд….
Прости меня….