Почему я не пишу. Часть1. Корни

  Фото. 1955г. Фёдор Ильич и Марина Фёдоровна Чепрасовы с внуками.
Мне 13 лет. Младшие-двоюродные брат Евгений(Андреевич) и сестра
Наталья(Алексеевна).


 Генетическая предрасположенность
               к чтению.               


    … « Всё мгновенно, всё пройдёт,
            Что пройдёт, то будет мило».
                А.Пушкин.



Не помню,  во сколько лет я научилась читать, и учили ли меня этому специально. Помню,  ещё до школы   старшие братья приносили мне книги  из библиотеки. Своих книг дома не было, но книга в семейном кругу была уважаемой и почитаемой.

       О времени и о семье….

Мама моя, Анна Дмитриевна была городской из мещанского сословия. Её отец Дмитрий Степанович Галанов занимался извозом, сеял хлеб, излишки продавал. Работали много и жили зажиточно.

Когда ввели продразвёрстку, а затем продналог, хлеб уже не сеял.

 В пять лет моя мать с младшей сестрой осталась без матери. Мачеха всего на четырнадцать-пятнадцать лет была старше падчериц.
Была она  образованной, из  купеческой семьи, однако, считала, что грамота девчонкам не нужна, в школу их не отдавала. Но семейные зимние вечера за чтением вслух были.
 Читать и коряво писать мама научилась в юности, благодаря ликбезу.  Память у неё была необыкновенная,  знала множество стихов, песен, детских потешек, на которых вырастали мы, её дети, а потом и наши дети.
 «В удушливый зной по дороге, Оборванный мальчик идёт.  Изрезаны камнями ноги,
Струится с лица его пот» ………старенькая мать его умерла, в услужение не приняли,  огрели кнутом вместо милостыни………кто же поможет!?  Только такой же бедный странник-старичок!.........
…. « И горе пока позабыто, И дружно беседа идёт... Голодного, видно, не сытый, А только голодный поймёт!»

               Становясь взрослее, узнавали авторов трогательных и душевных стихов, услышанных нами в детстве. Это были Фет, Плещеев, Майков, Тютчев и другие.

Будучи взрослыми, мы получали в письмах от мамы стихи, вырезанные из журналов или газет.

Отец мой  Дмитрий Фёдорович был старшим в большой крестьянской семье и окончил церковноприходскую школу.
Его отец Фёдор Ильич Чепрасов был в первую мировую в германском плену.


 Из бесценного письма от тётушки Александры:
 « . И вот там, среди пленных был коммунист из Петербурга  Неустроев. Он потребовал, чтобы им  выписали русские  газеты и давали читать русские книги.  Дед на всю свою жизнь  запомнил прочитанные Неустроевым книги  Толстого « Война и  мир», «Воскресенье», «Анна Каренина», ну, и конечно Неустроев перевоспитал их всех в коммунистическом духе. Дед не был коммунистом, но и в Бога не верил, крест не носил, очень любил, когда ему читали газеты, книги, а читал  ему Андрей, потом я, а  затем Люся. Сам читать   умел мало-мальски, всего полгода учился в церковно-приходской школе. В последствии очень жалел, что не смог учиться».


  В коллективизацию дед, во избежание раскулачивания, добровольно  отдал свой добротный   дом-пятистенок под железной крышей и справное хозяйство в колхоз, а дети постепенно, один за другим улетали из родного гнезда.

 Мои будущие родители,  сбежавшие  из отчих краёв  в поисках  новой жизни,   встретились на  Кузнецкстрое. 
                Будущий город воспел В.Маяковский в хрестоматийном стихотворении «Рассказ Хренова  О Кузнецкстрое  и о людях Кузнецка».

                «Я знаю-город будет, я знаю-саду цвесть, когда такие люди в стране
                в советской есть!»
Маяковский застрелился,  Хренова объявили «врагом народа», а город есть.
 Не сад, но летом очень зелёный.
   

   Познакомились  мои  родители в общепите. Мать  за расторопность и честность попала в «выдвиженки», пройдя путь от подсобницы до подавальщицы в  итээровской столовой, позднее заслужила особо почётный пост на хлеборезке,  которая многим подпортила карьеру.  Однажды отец попросил у неё добавки к положенной порции хлеба и получил отпор.
    «Ишь, ты какая»! - сказал он. С этого у них и завязался роман.

Отец работал счетоводом, учился в вечерней школе рабочей молодёжи, и когда мать «выдвинули»  буфетчицей, помогал ей составлять отчёты, которые вызывали досаду у главного  бухгалтера, немолодого и интеллигентного человека.  Он был  вынужден сказать прямым текстом: «Галанова, не вписывай в отчёт излишки и не сдавай их», бери, мол, себе.
 А излишки были неизбежны даже при честной работе, в буфете был коньяк на разлив и прочие изыски буржуйской жизни, не все жили по Маяковскому…… «сидят впотьмах рабочие, подмокший хлеб жуют».

          Младший брат отца Андрей в одежде из домотканого холста приехал на Кузнецкстрой учиться. Ему купили костюм, рубашки, обувь и даже галстук. Учение в школе он совмещал с обязанностями няньки моего старшего брата Виктора и  не раз плакал, когда малыш добирался до книг. Выручал табурет, который в перевёрнутом виде заменял манеж.
В восьмом классе учитель литературы на уроке прочитал всего Евгения Онегина наизусть. Мой дядя не выразил всеобщего удивления, а побахвалился, и учитель предложил ему на экзамене повторить собственный подвиг.
 Этому я обязана удовольствием в отрочестве, наслаждаться декламацией поэм «Евгений Онегин» и «Кому на Руси жить хорошо», перемежаемого стихами алтайских поэтов, типа, «Улалушка, Улала-чёртово корыто…..».
Дядя начинал работать учителем, закончил редактором областной газеты «Звезда Алтая».

  Когда я работала в экспедиции, базировавшейся в Горном Алтае, газету регулярно читала, иногда вылавливая блох.
 На кой мне нужен был сеннаж, новый вид корма для скота, но прочитала! Фраза из статьи «В голову пришла странная мысль», долго была у нас коронной! Такую шутку сыграла с этой фразой одна, пропущенная буква «Т» в слове «странная». Одна, но так меняющая его значение!

   Андрей Фёдорович говорил: «Кажется, газету никто не читает, но стоит оплошать, как начинают трезвонить телефоны и в редакции, и дома».
 Читатели есть, и не просто читатели, а бдительные! Что, полагаю, надо помнить всегда и всем пишущим!

Довоенная жизнь родительской четы была счастливой. Подрастали два сына,
Мечтал отец о дочери. Мать вспоминала, что отец и Андрей часто говорили, что
будет война, но двадцать второго июня в солнечный и ясный воскресный день, казалось, что ничто её не предвещает. Семья была за городом. Мать работала в выездном буфете в зоне отдыха. Отец с сыновьями проводил там выходной. Здесь то они и услышали объявление о начале войны.
   К тому времени он работал на заводе в должности контролёра в рельсобалочном цехе.

 Мой пятилетний брат Геннадий донимал его вопросами, почему папа не идёт Родину защищать, и предсказывал, что его не убьют, а только ранят в ногу.  В октябре отца мобилизовали. Ранен он был трижды. Первый раз в ногу в мой день рождения, двадцать второго марта 1942 года. В госпитале отцу приснился сон, будто жена подаёт ему ребёнка, он его нянчит, но не знает мальчик это или девочка. Всю жизнь, он начинал письма ко мне словами:  «Здравствуй, моя многожданная дочь».

 Первое моё воспоминание-это знакомство с отцом, он приезжал в отпуск, мне было три года, привёз первую и последнюю в моей жизни куклу из Москвы. Окончательно вернулся осенью сорок пятого.

   Послевоенная жизнь была совсем другой. Отец работал на заводе, мать была домохозяйкой, в 1952 году в семье было уже шесть детей. Мать «крутилась», обшивала всю семью, шила людям и на базар, любыми способами зарабатывала «копейку» в дом.
 Это матери мы, дети, обязаны, что не знали голода, ни в годы войны, ни после.
  На первый взгляд, да и на последний, была бедность. Железные кровати, стол, стулья, тумбочка, швейная машинка, избежавшая участи быть обмененной в тяжкие годы на еду, сундук и радио. Такая круглая красная картонная тарелка, которая, увы, не сохранилась, ушла в небытие, но подарила незабываемые, тёплые, семейные вечера.

                По радио транслировались спектакли МХАТа. Завораживало не только содержание спектакля, но и голоса актёров, правильная красивая речь.
 Отец брал театральный абонемент на заводе, и мы ходили на спектакли в городской театр.

 Кстати, к театру отец пристрастился до войны, когда мать работала в театральном буфете.
В воспоминаниях этого периода «излишки» не фигурировали, а вот за конфеты «Мишка косолапый», которые наловчился при случае таскать у неё маленький Виктор, приходилось платить из своего кармана. Я вкус этих конфет узнала взрослой.
    К классической музыке тоже приобщало радио.

        Ещё в доме были шахматы. Отец играл с братьями, а я, сидя рядом, выстраивала парады из срубленных  фигур.  Когда стала постарше, отец  решил научить меня игре. Принёс книгу, преподал урок, играл со мною без ферзя. К шахматам я не пристрастилась, но умение пригодилось в  геологических экспедиционных спартакиадах. 

            Своих книг в доме не водилось, кроме необходимых для школы и учебников. Но библиотечные были всегда. Читать любили все: и мать, и отец, и дети.