Ребёнок

  Четырнадцатилетняя Маша Вострикова пыталась закрасить перед зеркалом угри. Пальцы Маши были измазаны в тональном креме, лицо было жирное, глаза – злые. Крашеный рыжий хвост ярко блестел на солнце. В дверь позвонили.
   Это пришли Машины подруги – Светланка и Барышина. Светланка была светленькая, а Барышина похожа на цыганку. Они принесли шампанское. Из средней комнаты вышел мальчик лет пяти, похожий на девочку. Он поводил у порога носком ноги и застенчиво улыбнулся в пространство. «Иди в комнату», - сказала ему Маша, и он скрылся.  «Может погулять их во двор отправить?» - спросила Барышина. Маша индифферентно пожала плечами, и отправилась завершать макияж.
   В комнате Саши, кроме Саши, сидел его двоюродный брат Леха, его ровесник, и две девочки – соседская шестилетняя Катя, разбойница, и Настя, лукавая милашка с ямочками на щеках и подбородке. Родители Маши и Саши Востриковых уехали на дачу, поэтому квартира стала местом сборищ по интересам в эту пятницу.
     Маша и ее подруги много красились и пили вино, потом пошли в Машину комнату примерять комбинации с кружевами и без кружев, но с выемками, которые Маша хранила на случай эротической встречи, а потом повалились на кровать в изнеможении.  «Хотите порнушку посмотреть?» - спросила Маша. Девушки зафыркали в подушки, но не отказались. Маша, одетая в черные стрельчатые чулки, дошла на четвереньках до телевизора и включила видеомагнитофон. Ее подруги приглушенно хихикали, навалившись друг на друга. В это время к двери на цыпочках подошел Леха и осторожно приоткрыл ее. Он, еще сидя с детьми, услыхал нецензурную брань из соседней комнаты и заинтересовался. Кроме него, только старшая Катя поняла, что там происходит что-то занятное, но прореагировала на хитрую улыбку вскочившего Лехи строгим взглядом, и не двинулась с места. Когда Леха вышел, дети продолжили свой прерванный разговор. «Я ничего не знаю», - говорил Саша таким тоном, как будто ему было не пять лет, а только три, - «Я в детский сад никогда не ходил».  «Не надо на этом анцентироваться!» - важно высказалась Катя, а Саша со страхом посмотрел на нее. Настя гладила оборки на своей юбчонке, и была ни при чем.
   В это время Леха подсматривал через щель удивительные вещи. Ему очень хотелось пойти к старшим девушкам, развалившимся на кровати и курившим сигареты, и обсудить с ними увиденное, но он не решался. Тем более, что девушки грубо смеялись при свете мигающего экрана, и, как казалось Лехе, знали что-то такое, чего он не знает, а Леха по натуре был первооткрыватель, любил чувствовать себя лидером и знатоком. Поэтому, когда кассета закончилась, и Маша глухо, обреченно, тяжело выдохнула: «Барышина, звони Ежу!», Леха на цыпочках отправился к детям.
   Барышина стала набирать номер, потом шерстистым, вкрадчивым голосом назвала в трубку эту кличку, и сказала своему абоненту, чтоб он поскорее приходил к Востриковой и приводил с собой двоих парней. Когда Барышина выключила телефон, все девушки истерично засмеялись, глядя друг на друга и слегка нагнувшись, как будто их кто-то хотел огреть по голове.
   Леха зашел в комнату к детям с таинственным видом, задорно сверкая очами. Он весь был наполнен изнутри некою радостью, которую, казалось, собирался высказать. Все обратили на него свои взоры. Леха стал раздеваться. Саша смутился и опустил ресницы, Настя поджала губы и свела их к центру, Катя бросала на Леху гневные, заинтересованные взгляды, но через пару мгновений Лехина радость охватила все общество.
   Прошло минут пятнадцать, и раздался звонок в дверь. Маша расчесывала большой изломанной щеткой свои бронзовые волосы, Барышина и Светланка лениво пускали друг на друга мыльные пузыри, полулежа на подушках. Маша пошла открывать, а девицы зачем-то обнялись, и, казалось, собрались заснуть.
   В комнату зашли трое парней: один мощный, стриженый, в кожаном жилете; другой – долговязый, тонкокостный блондин; третий – невысокий, с серыми волосами, прыщавый. За ними вошла Маша, продолжавшая расчесываться. Светланка открыла глаза: «Никита, Ёж, привет». – «Привет…» - лениво протянул блондин, ни на кого не глядя. Прыщавый сразу пошел к столу и взял в руки бутылку из-под шампанского: «А что, бухла уже нет?» - «Бухло было, да не про тебя, Змееныш!», - грудным, звучным голосом сказала Барышина, открывая глаза и отодвигаясь от Светланки. «Идти придется…» - протяжно сказал тонкокостный Никита, глядя на Ежа, державшего руки в карманах.
   Барышина была права. Детей пришлось отправить во двор, потому что для секса подросткам необходимо было три комнаты. Когда Маша явилась выгонять на улицу малышей, то застала такую картину: Леха был завернут в маленькую тряпочку и сидел на подоконнике, Настя его рисовала, а Саша и Катя болтали друг с другом, причем Катя толкала Сашу в грудь, и ему это нравилось.  «Вы что, обарзели?» - добродушно спросила Маша. – «Давайте идите» - добавила она, уже нервничая и поглядывая в маленькое зеркальце, которое держала на ладони, - «Мы здесь танцевать будем».
   Во дворе были двойные парные качели, и Саша сел напротив Кати, а Леха - против Насти. Катя смеялась, глядя на Сашу, а тот, как девочка, стрелял глазами.  Что касается Лехи, то он явно был нарцисс, потому что выглядел, как наливное яблоко, наполненное необидным самодовольством и солнечной энергией. Он ерзал на сиденье и качался в разные стороны. Внезапно Катя учинила проказу: она спрыгнула с качелей, чтобы напугать Сашу. Настя охнула и прижала ладошку к губам. Саша от неожиданности испугался, но виду не подал, только, немножко обидевшись, подобрался весь в себя, и не то, чтобы скукожился, а слегка насторожился. «Идем, дождевик», - сказала Катя, и пояснила, подходя к Саше и подавая ему руку, - «Ты похож на гриб-дождевик». Настя осторожно спрыгнула с качелей и подошла к Саше.  «Не обижай Сашу», - сказала она Кате, взяла мальчика за руку, и увела его в сторону, указывая рукой на жасминовый куст, растущий около «паутинки». Леха широко улыбнулся Кате и попросил: «Покачай меня». – «Не хочу», - сказала Катя.  «А я писать хочу», - заявил Леха, и крикнул, обернув голову в сторону Саши и Насти, сидящих на нижнем делении «паутинки», подобно двум смирным голубям: «Сань, к тебе домой можно зайти?» Саша был погружен в беседу, и не слышал. Настя обрывала жасминовый куст. Леха с силой схватил остов качелей и потряс их из стороны в сторону. «Я тоже писать хочу!» - заявила Катя. «Пошли на чердак!» - сказал, улыбаясь, Леха, обернув к ней улыбающееся лицо. – «Пойдем!». И они направились к подъезду.
   Когда пара ушла в дом, Саша внезапно упал с паутинки, а там была лужа. Он сразу от отчаяния зажмурил глаза. Настя соскочила вслед за ним, села рядышком и тихо засмеялась. Саша открыл глаза, посмотрел на Настю и улыбнулся материнской улыбкой. Настя стала гладить его по лицу жасминовыми цветами, щекоча ими его ресницы и ноздри, а потом села на него верхом и потянула за уши.
   Чердак был старый, с низким окошком. Леха широко отворил это окошко, расстегнул штаны и стал писать на улицу, беспечно и радостно улыбаясь. Катя, сложив руки на груди и разбойничьи прищурив глаза, смотрела искоса на Леху. Казалось, еще немножко – и она скажет ему нечто презрительное. Но она не говорила, а о чем-то думала. «А ты чего?» - неторопливо застегивая брюки, спросил Леха, - «Ты писать будешь?» - «Я не хочу», - важно заявила Катя. – «Врешь!» - хитро глядя на нее, сказал Леха, и тут у него сделалось такое выражение лица, как будто он мудрый человек, а не просто ребенок. Катя на мгновение поджала губы и вздернула бровь, а потом снова задумалась. Леха пару раз коротко пожал плечами, и стал, не торопясь, спускаться по лестнице. «Ты меня извини», - сказала Катя и снова задумалась.
   Громко смеясь, шли четырьмя этажами ниже Ёж, Никита и Змееныш. «Какое – «Клинское» – возьмем?» - спросил Ёж. - «Я не люблю «Клинское», - капризно протянул Никита. – «Ты Барышину тоже не любишь, а имеешь. Ну, вот и «Клинское» тоже…», начал Ёж. - «Да иди ты!» - защищался Никита, - «Барышина – классная телка! Не то, что Вострикова!» Это был удар в сторону Змееныша, потому что он возмутился. – «Чё ты гонишь!», - обратился он к Никите, - «Чё ты гонишь, я не понимаю!» С этими словами они вышли из подъезда.
   Маша зашла в детскую и нашла там плачущую Барышину. «Ты чего?» - спросила Маша. – «Я люблю только Илью Лагутенко!» - плакала Барышина, «А он меня не знает! Если бы знал…» - «А Никите тоже нравится «Мумий Тролль», - «Да ну его! Он – импотент! Кончил - и все!» - И Барышина спрятала голову в подушку. Подумав, Маша молвила: «Послушай, если он – импотент, то как же…», - но ей не дала договорить Светланка, высунувшая голову из третьей комнаты и громко зевнувшая. Маша неприязненно повела носом в ее сторону. «Ну, что», - с деланной небрежностью начала она, - «Как поживает Ёж?» - «Отлично!» - обрадовалась Светланка, и добавила: «Щас нам пива принесут». С этими словами она снова скрылась. «Ненавижу Змееныша», - шипя, как кобра, прошептала Маша и ушла в свою комнату. Когда Маша забралась с ногами на кровать и глубоко вздохнула, она заметила на столе забытую Ежом зажигалку. Маша взяла зажигалку и прижала ее к губам: «Ежик, мой Ежик… Побей Змееныша, а? Ну, побей!» Тут раздался телефонный звонок, и Вострикова взяла трубку. Звонил Ёж. Он сообщал, что они не придут, потому что он пойдет на футбол, а «эти – шляться». Маша выключила трубку и закурила от Ежовой зажигалки.
   Через несколько минут девицы собрались на кухне. Прежней дружественности между ними как не бывало. Маша беспрерывно отпускала колкости в адрес Светланки, которая глупо хихикала, поедая один за другим Машины абрикосы. Барышиной было с ними скучно, душою она была не с ними, а со своим кумиром, поэтому скоро ушла. «Ты – бешеная», - сказала Светланка, - «Вот и Барышина от тебя сбежала». – «А ты все жрешь и жрешь», - парировала Вострикова, у которой на душе становилось все тяжелее.  «Ну и сиди. Дура!» - возмутилась Светланка и тоже ушла.
   В это время четверо детей сидели на чердаке. Катя учила Сашу целоваться, и смеялась над тем, что у него розовые щеки. Леха поощрял ее действия. «А как он с качелей-то трахнулся!» - вдруг воскликнула Настя, указывая жасминовым цветком на Сашу. – «Не говори этого слова!» - вскрикнула Катя. – «Почему?» - «Не спрашивай, и не говори этого слова при мне!» - настаивала старшая. Никто, даже Леха, не понимал, почему Кате не нравится слово «трахнулся». После долгих уговоров Катя рассказала своим друзьям, что это слово может означать. Дети поняли, засмеялись и обрадовались.  Леха с уважением посмотрел на Катю и улыбнулся. Это ей было приятно. Потом все четверо, взявшись за руки, снова побежали во двор.
   Они гуляли во дворе до самого вечера, решили пожениться друг на друге, причем было непонятно, кто на ком, и все были счастливы. Когда смеркалось, к детям подошел подозрительного вида человек, и сказал, что подарит им конфеты, которых у него много, и чтобы они шли за ним. Человек был лысый, с большой челюстью. Когда он высказался, Катя подняла с земли огромную ветку, и, как рогатину, наставила на человека. «Прочь!» - бесстрашно вскричала она. Все ее друзья были очарованы ею в эту минуту. Когда незнакомец скрылся за мусорным контейнером, Катя строго сказала: «Нам надо домой. Уже поздно». И они ушли со двора.
   Дети стали встречаться ежедневно и все время проводили вместе. Они любили лежать, обнявшись, на большой кровати Сашиных родителей, которые взяли себе отпуск и не выезжали с дачи. Маша каждый день ходила со Змеенышем «шляться», и не сгоняла малышей оттуда. Настя натаскивала на кровать жасмина, и друзьям казалось, что они в цветущем саду. Это ощущение трансформировалось у них в мечту поехать в лес и поселиться там. Однажды Маша вернулась с прогулки раньше, чем обычно. Она зашла в комнату родителей, села на кровать, и заплакала. Дети сразу потянулись к ней со всех сторон с расспросами, предлагая свою помощь. Маша ничего не отвечала. Тогда Саша спросил, когда их с ребятами отпустят в лес. Тут в комнату зашла Светланка с округлившимися глазами и сообщила Маше, что та беременна. Маша вскочила и выбежала из комнаты, Светланка села на ее место. «Что это с ней?» - спросила Катя. – «Она беременна от Змееныша»,- скрывая улыбку, сообщила Светланка. Ей хотелось злорадствовать, но она не знала, может ли Катя разделить с ней чувства, вызванные этой новостью. «От кого?» - не поняла Катя. «У нее будет ребенок», - сказала Светланка, и, почувствовав, что с детьми ей скучно, вышла. Минут через десять Светланка ушла. Маша вошла в комнату. Волосы ее были распущенны, а на лице изобразился ужас. Дети сидели, собравшись в тесную кучку, и просили ее, чтобы она отдала им ребенка.