Ветви одного ствола

Брат мой с младых ногтей выказывал живой, артистичный нрав. Бабушка Ита, жена Льва Давыдовича, частенько прихватывала его с собой в магазин, и внук ее полюбил петь, стоя в очереди за продуктами. Поскольку же в магазин заглядывали одни и те же люди, им неожиданно пришлось по душе это музыкальное сопровождение, и они просили Диму спеть что-нибудь, дабы повеселей скоротать время.
Физически крепким его назвать было трудно. Я бы даже сказал, он был слабее многих своих сверстников. Поэтому в садике его нередко обижали – лупили по чем зря: дети ведь, как известно, бывают необычайно жестоки, – и он возвращался домой заплаканным. Дома его ждали забота и ласка – со стороны мамы и бабушки. Младшего в семье старались не баловать, но и особой нужды он ни в чем не знал. Игрушек всегда было предостаточно. Кино, экскурсии, мороженое – в этом ему тоже никогда не отказывали. Но вот, перебирая старые фотографии, я наткнулся на одну, где мой брат заснят в одной компании с капитаном дальнего плавания, попыхивающим чубуком и баюкающим на руках плюшевую обезьянку. Обе куклы – и бравый мореход, и его ушастое чадо – карикатурно ухмыляются. Тем не менее, у Димы, позирующего на их фоне, довольно-таки угрюмое выражение лица...
Зато уже следующая по хронологии фотография являет нам изображение вихрастого счастливого мальчугана, в окружении любящего семейства. Брату здесь около семи, он уже пошел в первый класс. И, чтобы история с детским садиком не повторилась, папа решил отдать его в секцию легкой атлетики при обществе «Динамо».
Первое соприкосновение с миром спорта подобно мановению волшебной палочки преобразило его внешность: на щеках заиграл румянец, в чертах лица проступила уверенность, самодостаточность. Часы, проведенные на беговой дорожке, у перекладины для прыжков в высоту, на площадке для метания ядра, не пропали даром. Характер его закалялся, стала проявляться сила воли. Именно в тот период у него наметилась любовь к порядку – тому порядку, который делает жизнь человека предельно осмысленной, рациональной. Иными словами, Дима изначально был человеком целеустремленным. Оставалось дело за малым: нужна была конкретная цель.
 До отбытия в Америку брат проучился в школе всего два с половиной года. Третий класс он не закончил, поскольку уехали мы в декабре. А так как он был принят в мою, 38-ю школу, многие учителя достались ему от меня «по наследству». Например – преподавательница пения, славшая мне через него приветы и отмечавшая музыкальный слух своего нового подопечного. Но карьера оперного певца либо эстрадной «звезды» его мало привлекала.
Прозанимавшись полгода легкой атлетикой, Дима почувствовал, как его неудержимо влечет футбол. Он не пропускал ни одной игры, самозабвенно гоняя мяч с ватагой дворовых мальчишек. Дождь, ветер, зной – не важно. В любую погоду, в выходные и будни. Домой являлся взмыленный, весь в пыли. Ближайшим его другом и товарищем по футбольной команде был Вадик, сын участкового милиционера и племянник известного в Одессе тренера по дзюдо, в числе воспитанников которого были  и чемпионы мира. Под руководством этого тренера отрабатывал приемы боевого искусства и мой двоюродный брат Миша Горячковский. Именно он и предложил мне однажды попробовать свои силы в этом виде спорта...
Итак, мир тесен. Все события и судьбы сплелись в один клубок. Три года я посещал секцию по дзюдо при спортивном клубе «Динамо». Однажды даже занял второе место на городском соревновании. Я ведь жил в таком районе, учился в такой школе, где умение защитить себя сделалось насущной необходимостью. Надо ведь было как-то обороняться от хулиганов, стреляющих в закоулках карманную мелочь, и от дюжих второгодников, неизвестно почему претендующих на роль лидера.
Мой близкий друг, Дима Килимник, учился в другой школе – в 81-й. После пятого класса мы провели с ним месяц в летнем лагере. Тогда-то он и убедил меня переметнуться в его alma mater. Впрочем, это было нетрудно: к тому времени Олимпиада Спартаковна, изощрявшаяся в травле и вымогательстве, настолько мне опостылела, что я с радостью сменил обстановку – будучи готов, однако, к неожиданным сюрпризам...
Еще учась в 38-й школе, я неоднократно попадал в переплет. За мной закрепилась репутация драчуна. Но это было не совсем верно: большей частью я только давал сдачи, не желая оставаться безответным. Новая моя школа располагалась на восьмой станции Большого Фонтана, в самом центре курортной зоны города, пестревшей крышами частного сектора. Первое, что бросалось в глаза: среди учителей было много евреев. Но это никак не мешало разнузданности учеников. Среди них попадались и юные уголовники, в зимний сезон взламывавшие чужие дачи и тягавшие из погребов закрутки с разносолом.
 К сожалению, я не попал в один класс с моим другом, меня определили в параллельный – туда, где учился Маснюк. Этот бугай был знаком мне еще по детскому саду. Кулаки – пудовые гири, лоб не тронут следами интеллекта. Как выяснилось позже, он был нашим «батькой»: это означало, что слушаться его надлежало беспрекословно. Такова, увы, была негласная иерархия, бытовавшая в этом отнюдь не элитном учебном заведении. «Батька» полностью контролировал ситуацию в классе: руководил футболом, выполнял функции разводного – в случае, если кто-то с кем-то заводился. С ним самим, разумеется, заводиться боялись. Все, кроме меня.
С самого начала мне претили правила игры. Не то чтобы я сам жаждал стать лидером, просто мне казалась унизительной авторитарная система подавления личности. Почувствовав неладное, Маснюк решил окоротить новичка: сперва использовал подсадных уток, а вскоре и сам завелся со мной на перемене. Физически он был явно крепче, каковым преимуществом незамедлил воспользоваться. Но ему мало было победы – он требовал прилюдного признания моего поражения.
По крайней мере две драки с «батькой» предшествовали принятию мной неординарного решения. Я обратился к Чернышу – признанному авторитету, «королю» моей прежней, 38-й школы, с которым был дружен в течение последних лет. Не долго размышляя, тот предложил разобраться с моими обидчиками. Назавтра, придя на занятия, я отозвал в сторонку Маснюка:
– Встречаемся на 10-й Фонтана. Прямо в парке. Идет?
– Идет... – протянул «батька». – Погоди, а какие
условия?
– Обговорим после, – отрезал я.
Так произошла драка  между 38-й и 81-й школами. Стенка на стенку. Разборкa, в которой участвовало до трехсот человек и которая надолго сделалась притчей во языцех. Старушки в трамваях перешептывались, укоризнено качая головами, но зоны влияния между двумя школами были однозначно поделены. Это масштабное сражение оказалось на руку всем главным действующим лицам. Черныш с одной стороны, а Маснюк с другой – укрепили свой авторитет. Мои друзья, такие как Саша Валихан, прошли боевое крещение. А я – отстоял свою независимость на новом месте. В некотором смысле я стал местной знаменитостью. Что касается моих занятий спортом, из дзюдо я вынужден был уйти – после того как случайно, играясь ножом, перерезал себе сухожилие. Но я не сдавался – решил заняться плаваньем. К тому времени я уже обзавелся друзьями из обеих школ, и мы вместе покрывали кролем длинные дистанции. Хлорированная вода смывала последние следы синяков и царапин. 
По окончании 8-го класса я поступил в Петровский сельхозтехникум, задумав получить специальность ветеринарного фельдшера. К этому времени мой брат впервые переступил порог школы. Но разница в возрасте никогда не препятствовала доверительности наших отношений. Я не считал, что должен скрывать от него правду жизни. Все шероховатости, все переделки, все зуботычины – достояние моего опыта – моментально становились и его достоянием.
Однажды он и сам столкнулся с неприкрытой ненавистью. Гоняя мяч во дворе, случайно наступил на ногу игроку из другой команды. Противник окрысился, обозвав его «жидом» и надавав тумаков. Узнав об этом, я выскочил из дому как ошпаренный. «Покажи мне его, – велел я брату. – Который? Вот этот?» Мальчишка оказался намного старше, что я предполагал. Но я успешно разделался с начинающим юдофобом: чтобы он как следует задумался, стоит ли продолжать в том же духе.
Мы с братом всегда ощущали не только кровное, но и духовное родство. Нас объединяла и объединяет не только любовь к матери, отцу, родному дому, – но также и любовь к справедливости, к Б-гу, к еврейскому народу, – наравне с любовью к спорту, к непогрешимой точности движений, касается ли это футбола, бокса или дзюдо. Она, эта точность, сродни непогрешимости мысли. Порой, когда я смотрю выступления Димы на ринге, мне кажется, что его джебы, хуки и аперкоты выстраиваются в некую ритмическую закономерность. Так что, отмотав кинопленку и поменяв их местами, ты рискуешь нарушить убедительность победы. Столь же цельную структуру я нахожу в молитвах «Сидура», где ивритские слова, выстраиваясь в определенную последовательность, достигают Трона Его Славы, с которого Г-сподь Воинств управляет всеми человеческими поражениями и победами.


http://www.youtube.com/watch?v=MsRxc3XWIKc

http://www.youtube.com/watch?v=iO1oXALIrhM

http://www.youtube.com/watch?v=F2fTBX40wiw