Школа ненависти

Школа считалась престижной. В ней когда-то учился будущий реформатор  Анатолий Чубайс. Одноклассницей была дочь футболиста прославившего одесский «Черноморец»…В ней  рано утратились  детские иллюзии и Сеня ожесточился.
 Одноклассник, Игорь Лаптев, после того, как узнал, что Сенька еврей, всякий раз, в конфликтных ситуациях обзывал его жидом. Так продолжалось до тех пор, пока  другой соученик из генеральской семьи посоветовал:
-Сеня ты не должен это терпеть!
Дед Лазар узнав об этой истории обратился к завучу, преподающей также русский язык и литературу. Святослава Георгиевна поразила его изощрённостью своих филологических познаний:
-Видите ли, - сообщила она, - ваш Сеня ростом невысок и немного напоминает воробушка. Птиц же этих на Украине, по давней традиции, величают «жидами». Так что ничего обидного в этом нет… всего лишь озорная  дружеская кличка. Я очень прошу вас,  не стоит разжигать межнациональную рознь.
- Хорошо, я согласен, при условии, если вы не будете против того, чтобы мой внук  дал вам кличку «ворона». Уверяю вас, это было бы исключительно  кстати. Вы интересная жгучая брюнетка и очень напоминаете  мне чёрную ворону. Эта крупная птица с блестящим оперением очень привлекательна. Ну, так как, договорились?
Святослава Георгиевна, опешив, не нашла слов.
- Ну, что ж, я вас не тороплю с ответом. Подумайте над тем, что сказали и над моим предложением! Счастливого лёта!
 Семья Лаптевых ютилась в общежитии в страшной тесноте. Игорю с сестрой, отцом и матерью досталась узкая клетушка с общими удобствами на 20 семей. В основном, жильцы всеми правдами и неправдами стремились закрепиться в Одессе, не желая возвращаться в свои медвежьи углы.
Игорь откровенно кичился чистотой славянской крови: мать – сибирячка, отец – уралец. Евреи у него вызывали неприязнь. И к представителям других национальностей он относился с презрением.
Он не терпел одноклассника азербайджанца Сережу Джахарова и  ставил украинцев на ступень ниже русских, проявляя типичный социальный дарвинизм жлобского извода. Его любимым занятием было именовать  людей в зависимости от происхождения: кацапов определял по зубам: если зубы широкие и белые – значит свой, а помельче – хохол. Потомков Авраама делил на две группы: полукровок считал евреями, а евреев у кого родители семиты, называл жидами.
Сеню это удивляло: ведь родители Лаптевa, казалось бы, относились к нему неплохо, его мать хотела, чтобы они дружили. Тем не менее от него, да и от всего общежития в целом, несло гнилой антисемитской вонью. Обсуждая между собой этот феномен, Сенины родители пришли к выводу, что зло все же исходит от непосредственных воспитателей. Сеня не мог в это поверить. Мать Лаптевa была очень красивой женщиной. Однажды у них в гостях он случайно увидел, как она переодевается. Высокая стройная 35-летняя дива в кружевном нижнем белье выглядела умопомрачительно. Груди с острыми сосками напоминали стрелы Амура и были того же размера, что у Памелы Андерсон. В Одессе середины 80-х еще мало кто знал, что такое силиконовый камуфляж. 
Итак, взору смущенного пятиклассника предстала красивая большая грудь, рвущаяся наружу из ночной сорочки. Длинные светлые волосы пепельного оттенка грациозно ниспадали на плечи хозяйки дома. Талия ее была безупречно тонка, ноги росли от самых ушей, а русалочьи голубые глаза холодно сияли на фоне смуглой кожи. Подобных красавиц в своей жизни Сеня втречал мало. Для него так и осталось загадкой, чем мог взять ее простой сантехник, – но, видно, чем-то все-таки взял, раз она решила выйти за него замуж и родить ему двоих детей. Дочь ее, кстати, тоже была ничего, хотя мамаше явно уступала...
Итак, вылупясь во все глаза (к счастью, она не заметила, что за ней наблюдают), он был до глубины души потрясен ее красотой. Но еще больше он был поражен ужасающей мыслью, что эта изящная, божественно красивая женщина – убежденная антисемитка. Как такое могло случиться? Почему? Ответа он не знал. Возможно, ее пытался лапать лысоватый старый еврей – директор гастронома, где она работала? А, может быть, она просто завидовала тем еврейским семьям, которым удалось заполучить ключи от отдельной квартиры?.. Наверное, Сеня так никогда и не узнал причины этой животной ненависти.

Из общежитской шпаны особо выделялся  Серёжа Шарков. Этот был антисемит позверее Лаптева.
 Его голодный волчий взгляд, казалось,  был устремлён туда, где ему представлялись еврейские погреба, ломившиеся от деликатесов, а под  половицами, хранились золотые слитки, припрятанные со времён НЭПа.
Мракобесие этой вороньей слободки проявлялось в зависти и злобе. Эти их чувства были замешаны на самогонке и советской пропаганде. Их ненависть распространялась и на детей, живущих в престижном 9-ти этажном доме. Например, на Эдика Русланова, чей отец был военным корреспондентом.
В то же время Эдик и прочие отпрыски «аристократических» семей брезговали дружить со шпаной из общежития.
Свою утробную ярость антисемиты проявляли по отношению к безобидному дворнику Илюше, живущему  в одной из комнат общежитского подвала.
Шутливо подчёркивая свою значимость, Илюша  надевал старые генеральские штаны, подобранные где-то на свалке. Он был улыбчивым добродушным дедом, делившим подвальный склеп со своей женой моложе его на  два десятка лет.
Шпана дразнила его, как могла, издевалась над ним,  кидала в него камни, барабанила в окно и дверь по ночам.
За него отчаянно  заступалась его русская жена. Видно было, что  она по-настоящему его любит. Она умоляла родителей  укротить своих отпрысков... Как-то явилась и к Сениным родителям:
- Ваш Сеня  даже стоять не должен рядом с этими выродками и подонками. Они ненавидят Илюшу за то, что он еврей. А ведь Илюша воевал. У него так много орденов и медалей, что для них даже не хватает места на его широкой груди.
Страна же бросила ветерана войны на произвол судьбы и на поругание мелким отродьям, откупившись боевыми наградами. Хулиганьё так себя вело, будучи уверенной в безнаказанности. Эта мелюзга  чуяла, что большие дяди из Кремля ей потакают.
С другой стороны классная изводила Сеню постоянными придирками.
После очередной стычки с Олимпиадой Спартаковной он вышел из школы и, задумавшись, угодил под грузовую машину. Скорая подобрала его в бессознательном состоянии и доставила в больницу.
Там хирурги в течение полусуток, собирали его кости, как детали поломанного детского конструктора. Казалось, что ни одна косточка не осталась целой. К удивлению врачей и родных он выжил и после более чем 2-х месячной отлёжки вернулся в школу. Озлоблённый на Олимпиаду Спартаковну, совсем перестал её бояться. Она же правила юным народом не оригинальной методой, а по общепринятому в державе способу: кнутом и пряником, а также дифференцированным подходом в зависимости от национальности поданных.
Пряник символизировал взятку, а кнут - способ её добывания.
Размер взяток определяла коэффициентами. Самый высокий относила к еврейской.
Причём её не устраивали аккордные взятки. Она отдавала предпочтение перманентным, рассматривая их, как постоянную добавку к зарплате. Вроде молока за вредность.
Что до вредности, то в ней её было столько, что хватило бы ещё на сотню учащихся.
Её очередной жертвой оказался и  Ашот Джахаров, который  заболел и долго не посещал школу. Чтобы наверстать упущенное, его мама обратилась к Олимпиаде насчёт занятий с сыном в частном порядке.
 Не выторговав непосильное для бедной семьи вознаграждение, Олимпиада организовала осаду на Ашота, настроив против него весь класс. Ей  не трудно было это сделать, ведь известно, что детишками легко  манипулировать.
В классе Олимпиада внедрила жесточайшую кастовость: любимчики и отличники сидели на первых партах, хорошисты, к которым она меньше благоволила – на средних. Сене, попавшему к ней в немилость, она сказала:
-Пересядь на последнюю парту. Сиди пока не образумишься.
Там Сеня чувствовал себя довольно сносно. Со многими ссыльными было о чём поговорить.
Но Олимпиаде было мало. С её подачи Сеню изгнали из пионеров и не приняли в комсомол, о чём он  и тогда не сожалел.
Справедливости ради следует заметить, что он отвечал ей взаимностью. Он был далеко не пай-мальчиком и, хотя учился неплохо, зато своим буйным характером и неожиданными выходками расшатывал её нервную систему.
После перестройки Олимпиадa вдруг укатилa в Австралию. Когда об этом узнали, выяснилось следующее: перед отъездом Олимпиадa  наодалживала кучу денег – у знакомых и полузнакомых, заранее зная, что возвращать не придется. Кроме того, всплыло еще одно обстоятельство: в последние годы она регулярно скрывала свои доходы от налоговой инспекции. Вот почему на площади Мартыновского висела ее фотография под заголовком «Разыскиваются».


http://www.youtube.com/watch?v=MsRxc3XWIKc

http://www.youtube.com/watch?v=iO1oXALIrhM

http://www.youtube.com/watch?v=F2fTBX40wiw